Крылья Руси (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 8

Впрочем, детские воспоминания – они самые крепкие. Так что ничего супруге тут не светило, проживи они вместе хоть двадцать лет. Просто изменять ей бы стали чаще.

Тот день у Людовика ничем не отличался от остальных.

С утра назначена была охота! Одно из тех занятий, которое Людовик искренне любил.

Придворные кавалеры и дамы, егеря, собаки, флаги развеваются, рога трубят, кони бьют копытами… ах, какое это красивое зрелище! Тем более, что в лесу ждут несколько волков…

Одного из них Людовик даже добыл собственноручно! Так что вечером Великий Дофин был в замечательном и чудесном настроении.

Вечером был бал.

Музыка, танцы, дофин искренне веселился, приглашая то одну, то другую даму. А уж потом отправился в спальню…

Кстати – не один. С любовницей, мадам Резен.

Вот ее-то криком и был разбужен двор. Истошным, диким, нечеловеческим.

А кому понравится – проснуться в одной постели с трупом?

Великий дофин утра не увидел, поскольку был безнадежно мертв.

Ах, рано, рано во Франции забыли «дело о ядах», рано похоронили милые традиции родов Медичи и Борджиа. А вот на Руси ими не побрезговали, грех ведь – не перенять полезный опыт. И восточные традиции, опять же…

Людовика не травили, Людовика мирно усыпили, чтобы не вздумал проснуться раньше времени, и испортить убийце всю обедню. И его метресса тоже спала, как сурок, а в двух шагах от нее…

Так казнили Равальяка.

Хотя…

Равальяка казнили постепенно, а Людовика – нет. Его убили одним ударом в сердце, а потом отсекли ему правую руку, как цареубийце Равальяку. Четвертовать его, правда, не стали,слишком грязно и долго, да и шумно, кстати. Человека разрубить на части не так просто. Но дофину вспороли живот, вырезали сердце, и разрубили оное на четыре части. Как символ.

Вот это метресса и увидела в одной кровати с собой. И орала так, что дворец сбежался. Поддержать и поорать.

Людовик был в шоке, но дознаться ничего не мог. И ничего, и никого…

Софья бы с удовольствием устроила дофину какую-нибудь пакость похлеще, вроде несчастного самоубийства шестью кинжалами сразу, с оглашением на всю Францию, но – не стоило. Людовик XIV – это вам не абы кто.

Такую пощечину он проглотит, выбора нет. Сам понимает, мальчик его не в куколки заигрался, задумал убить женщину, мать будущего короля, да и возможно, будущего короля Испании, тоже. Вот и получил. Но хоть умер мирно, во сне.

Король-Солнце рвал, метал,искал, подозревал, но доказать не смог ничего. А в политике без доказательств не кусают. Или кусают не сразу. Так что утерся, получил, кстати, соболезнования из Испании, и стал править дальше. Хотя мадам Режан выслали из Парижа и даже из Франции – чтобы глаза безутешному отцу не мозолила.

Горе-то какое! Бедная Франция.

Следующим наследником стал его сын – также Людовик, герцог Бургундский.*

* В реальности Людовик великий дофин не правил ни единого дня, равно, как и его сын. Наследником Людовика XIV - Людовиком XV стал его правнук, после того, как половина семьи монарха вымерла от болезней и несчастных случаев еще при жизни короля-солнца. Сам дофин сильно ничем не прославился, так что и его смерть на исторические процессы вряд ли повлияет. Прим. авт.

***

Алексей тронул поводья, и послушный конь прибавил шаг.

Выбраться сейчас за город, да и пустить его в галоп! Чтобы ветер бил в лицо, чтобы сладко и остро пахло травой, чтобы небо и облака неслись с тобой в одной карусели, стирая все происшедшее.

Бешенство туманило голову, сдавливало клещами грудь, застилало глаза кровавой пеленой, требовало мести и боли.

Чужой боли.

Крови и смерти тех, кто поднял руку на его сестру.

Пусть и свершилось уже, и кровью заплатили те, кто посмел, и время прошло, а все одно – накатывало. И приступ бешенства стискивал сердце когтистыми чугунными лапами.

Больно…

Памятно, ох как памятно было мужчине его возвращение из шведского похода.

И смерть Катеньки, и отчаянные глаза Софьи, которая держалась на людях каменной статуей, а потом рыдала у него на груди, повторяя безостановочно одно и то же «прости, не уберегла, прости…». А он стоял, гладил ее по волосам и понимал, что своими бы руками…

Не просто убивал бы – медленно, мучительно, кнутом бы забивал до смерти, посыпая раны солью, на кол сажал, огнем жег – и рука бы не дрогнула. Потому что это – святое.

Это – его семья.

Тот светлый и чистый уголок детства, который есть в душе каждого человека. У кого-то он исчезает, когда уходят родители, кто-то прощается с ним, когда рождается первый ребенок, но Алексею повезло. Его опорой была Софья, и она всегда была рядом. А если бы – ее? Если бы покушение удалось, если бы его встретила та же Катька, воя над телом Сонечки?

Да встретила бы – или нет?

А ведь единственная, кто способен удержать страну, кто не станет интриговать в свою пользу, не пожелает потянуть на себя одеяло, не станет воровать – это его сестра. Именно благодаря ей он до сих пор может воевать сам, может позволить себе не вникать в какие-то дела, может… может оставаться человеком, а не царем. А случись что с Софьей…

Рядом с ним будут люди, будут сестры, любовницы, только вот свет погаснет, и он останется в темноте. Навсегда в темноте.

- Стой же ты, окаянная!!!

Задумавшись, Алексей и не заметил возок, расписанный красными цветами и диковинными птицами. Лошадь, запряженная в него, оказалась молодой, горячей и бестолковой, чего-то испугалась – и принялась биться, пытаясь встать на дыбы, запутывая упряжку, рядом метался кучер, пытаясь ее успокоить, но лошадь уже вошла в раж.

Что ж, это было ничем не хуже.

Алексей спрыгнул с коня, жестом останавливая охрану, и сильной рукой перехватил поводья.

- Кончай шалить, волчье мясо!

Вот теперь лошадь повиновалась.

И то сказать, государь был на голову повыше кучера, и точно – сильнее. Животное, дрожа, замерло на месте, и Алексей потрепал ее по морде.

- Хорошая девочка, хорошая…

А в следующий миг едва не ослеп.

Бывает же в жизни такое…

Идешь ты по улице, и сто раз по ней проходил, но в этот раз тебе навстречу идет человек – и все, как удар молнии. И ты понимаешь, что ближе и дороже у тебя уже не будет.

Или раскланиваешься с гостями, и тут тебе представляют незнакомца, и вокруг все останавливается. А вы смотрите друг на друга, и понимаете, что вы не просто знакомы, вы осколки одной души.

Или…

Да, и так вот бывает. С задурившей лошадью на дороге и выглянувшей из окошка девушкой.

Незнакомка была хороша, как ангел, какими их представляли художники.

Громадные голубые глаза на бледном лице, словно выточенном из лучшего мрамора. Высокий лоб, с выбившимися каштановыми прядками, тонкий прямой носик, алые губки, которые так и целовать бы, пока не станут темно-вишневыми, а потом и всю ее зацеловать, тонкая бледная рука, коснувшаяся занавески…

Алексей не мог сказать, что любил жену, но уважал ее, понимал, жалел, привык к ее внешности, только рядом с этой девушкой любая показалась бы уродливой, не то, что Уля.

Даже Любава, с ее слишком яркими красками…

Любава была эмалью по золоту, девушка – тонким фарфором с чуть намеченным рисунком, потрясающе красивой и утонченной…

И она тоже замерла у своего окошка, придерживая занавесь.

Голубые глаза встретились с синими – и молния, таки, грянула.

До боли, до искр в очах…

Что бы сделал или сказал государь, он не знал и сам, но вовремя на плечо опустилась тяжелая рука.

- Государь, дозволите помочь?

Дмитрий Рытов, один из выпускников царевичевой школы, понял, что происходит. Этому их тоже учили. И поняв, решил оборвать нити прежде, чем они протянутся накрепко, врастут, оставят по себе неизбывную тоску...

Не стоило бы даже дотрагиваться до государя, никогда б себе Митя такого не позволил, разве что в учебных поединках, да и заговаривать первым…