Виварий - Чилая Сергей - Страница 20

• Предыдущая
• 20/60
• Следующая

— Как ты понимаешь при моих размерах микрохирургия бессильна. Попробуй вшиться в какой-нибудь паренхиматозный орган, — сказал Фрэт, снова влюбляясь в молодую женщину и прощая ей все, и попросил: — Положи мне руку на голову… Нет, не гладь… Просто подержи… Селезенка бы сгодилась, или слизистая тонкой кишки…, но без прямых анастомозов понадобится несколько дней, чтоб развились новые сосуды, способные обеспечить приличный кровоток. За это время эмбрион Лорен врежет дуба сто раз…

Он положил голову на колени Лопухиной, помолчал и добавил, шумно втягивая ноздрями запахи молодой женщины:

— Я бы попробовал вшить кусок внутреннего слоя матки с зародышем прямо в кавернозные тела у корня пениса… Но у меня с этим вряд ли что получится: у собак недоразвиты кавернозные тела… — Он смущенно посмотрел на молодую женщину и отодвинулся…

Спустя неделю в операционной Вивария Елена Лопухина вместе со Станиславой удалили из беременной Лорен один из зародышей с недифференцируемой пока плацентой, эндометрием и вшили в стенку подвздошоной артерии Фрэта частью расщепленного мышечного слоя матки.

— Странные опыты, Ленсанна! — сказала Слава, помогая зашивать живот. — Жалко бигля… Выращиваете эмбрион для донорских органов? Тогда почему не в Лорен? Мне кажется…

— Хватить болтать! — цыкнула Лопухина. — Я предупреждала, что до поры не стану афишировать эти эксперименты… Не надо бинтовать живот… Не разгрызет… Он умный… Сделай наклейку, как обычному больному… Проснется, поедем ужинать в пиццерию «Максим» на Соколе…

Под вечер, когда Фрэт пришел в себя после наркоза и встал, Елена спросила:

— Ты в порядке, мальчик?

— Вы собирались в пиццерию, — тускло проговорил он, сильно подрагивая ногами, и улегся опять….

— Мне большую пиццу…, с мясом и грибоми, — сказала Слава.

— Лопнешь! — улыбнулась Лопухина.

— Большую! — и упрямо посмотрела на мальчика-официанта.

— Тогда пицца West на две персоны: сыр моцарелла, парная телятина, ветчина, бекон, грудинка, бастурма… и специально для вас лисички с шампиьонами… Что дамы будут пить? — спросил интеллигентный мальчик, подражая кому-то. — Рекомендую красное итальянское вино… — И произнес невнятно название.

— Я буду водку…, slinger! [41] Двести грамм… — Слава стремилась к независимости, навечно покоряя официанта редкостным жаргоном.

— Водку здесь подают рюмками, — сказала Лопухина и, забирая инициативу, продолжала: — Решим раньше с пиццой… Барышне — ту, что просит, с мясом и грибами, мне — маленькую, с овощами и сыром Пепперони, и стакан белого вина…, лучше рислинг…, и водку… барышне.

— Ты говорила: «Двести граммов», — сказала Лопухина, когда количество пустых рюмок перед Станиславой по объему перевалило за триста.

— Пошто жолеешь-то, Ленсонна… Мне ее без новой водки не осилить, пиццу-то, — проокала девушка и посмотрела на официанта, дуреющего от стараний выказать ей внимание и любовь. — Тощи две рюмки сразу, чтоб не нодрывоться вдругорядь, — и, повернувшись к Елене сильно покрасневшим лицом, положила руку на плечо, близко заглянула в желтые блюдца-глаза и дыша свежей водкой сказала, касаясь губами маленького уха с изумрудной серьгой:

— Хочу Обрашку высвистоть сюда из Питсбурга, штат Пенсильвония… Пожениться решили… Может, поговорите с Ковбоем, чтоб взял его в Виворий… Борщеву в подмогу… Ветеринор клоссный… и животных любит… А, Ленсонна? Поговори…

— Дуреха ты, Славка! Нам тут только негров из Пенсильвании не хватает. Лучше езжай к нему, в Америку сама… Другой мир, прекрасный, как

— она собралась развивать эту тему, но Станислава, вдруг странно трезвея и белея красным лицом, перебила:

— Неееааа… Я русскоя… На кой хрен мне тощиться в Омерику… Иногда чую безошибочно, как Фрэт…, долеко вперед по времени: здесь скоро жизнь станет не хуже…, а лучше, может… Опять.., возможность росту у меня здесь есть… К вам хочу… Меньше двух лет осталося учиться… Буду в Отделении робототь. Мне нравится тронсплонтология… А потом стану зоведовать вместо вас…

— А меня куда?

Слава сразу поскучнела: — Не зною… Вас тогда, вроде, не будет уже… Поговорите с Ковбоем про Обрашку-то, Ленсонна…

— А Ковбой будет?

— А куда ему деться-то. Он вечный, новерное, как Виварий… Скожите правду: зочем Фрэту зородыш Лорен имплонтироволи? Ковбоя омолодить хочите? Ему уже не поможет ничто… Старый очень…, как ящерка и кожей шуршит, как она… Зачем он вам? Воно следовотель тот, что высокий… с волосами, как вокруг увивоется. Митя Борщев про него говорит: «Вожняк!».

— Я тоже научилась у Фрэта чувствовать время вперед… Если Ковбой-Трофиму не имплантировать эмбрион, через несколько месяцев он начнет сдавать… Знаешь, как начинает сыпаться старый автомобиль? Не знаешь… И никто меня тогда… не защитит ни от Прокуратуры, ни от… Ладно… Попроси официанта, пусть еще вина принесет…

— Как ты думаешь, — спросила Лопухина, когда они выпили обе и перешли к мороженному, — может, взять Фрэта домой из Вивария… Там вонь, грязь…

— Он не пойдет. Не захочет оставлять остальных… Будет говорить про долг, про… что должен обеспечить высокую рождаемость, чтобы бигли были и в других вивариях…, и не только в Москве…

— Как ты без Абрама-то обходишься…? — спросила вдруг Лопухина.

— Обхожусь, — уныло сказала Слава. — Beat the dummy — дрочу иногда.

— Фуу…, как грубо… А могла бы с Фрэтом?

— Хотите посмотреть? Могла б, наверно…, если глаза закрыть и руку ему на голову положить… Он ведь…

Слава притормозила, умеряя фантазии, перевела дыхание, снова пьянея, и, сунув кончик языка в ухо Лопухиной, и давая понять подошедшему официанту, что ему здесь не светит, проокала:

— Вы говорили: «Потом на дочу поедем»… Поехоли, Ленсонна… Золоскою… И снутри тоже… Поспешим… Свербит ужо… До мошины б добраться…

Через несколько дней Лопухина поинтересовалась, ощущает ли Фрэт в себе проявления жизнедеятельности эмбриона?

— Ты хочешь знать, не помолодел ли я? Вряд ли… Мне всего три года… — А либидо? — нервно перебила Лопухина.

— У нас, не как у людей… и вместо кавернозных тел в пенисе длинная трехлопастная косточка, у медведей — такая же, которой я управляю по желанию, как ты, к примеру, руками или нижней челюстью… А желание живет во мне всегда…, неудовлетворенное, как, впрочем, и в тебе… Но ты свое реализуешь иногда, мастурбируя под утренним душем…

— Зачем ты говоришь это? Сам ведь тоже вылизываешь собственные гениталии… или ревнуешь к Станиславе…, а может, хочешь предложить свои услуги в сексе?

— Я люблю тебя, Хеленочка, с каждым днем сильнее… Еще недавно знал про любовь не больше, чем про невесомость… Возможно, это чувство жило во мне, но теперь оно стало таким сильным, что невмоготу…

— А Славка?

— А Слава…, she's my gussie mollie — подружка-бигль, которую хочу, но которую на случку почему-то не приводят служители Вивария…

— А что, разве она сама не может прийти?

— Ты серьезно?

— Я бы посмотрела…

— Послушай, Фрэт! — сказала Лопухина спустя месяц, садясь в очередной раз перед биглем, чуть раздвинув колени, нервничая и стараясь скрыть это бравурностью речи. — Похоже, несмотря на все наши усилия, эмбрион Лорен прижился и развивается в тебе. — Что ты чувствуешь? Повышенное либидо, смену сексуальных интересов, вторую молодость, мудрость… Что, Фрэт?

— Ничего особенного… Сексуальным маньяком я не стал, если это ты имела в виду главным… и не помолодел… Маленький бигль растет внутри, но ему, похоже, не хватает женских гормонов Лорен, если правильно поминаю его призывы… К тому же, мне трудно с такой обузой… Видно, бигли-мужчины не приспособлены для вынашивания щенков…

— Значит артериальный кровоток способен преодолеть плацентарный барьер, — сказала Лопухина. — Спасибо, собака!

— Погоди благодарить, — сказал Фрэт. — Жить с эмбрионом в животе не сладко… Давай эмбрион разместим снаружи в защитном чехле…

• Предыдущая
• 20/60
• Следующая