Узел - Свечин Николай - Страница 5

– Очень хорошо, я как раз ищу, где поселиться. Вези к себе.

– Алексей Николаевич, вам там не понравится. Номера наши не то чтобы очень первосортные.

– Пустяки. Как они называются?

– Барашкова, на Большой Бронной.

– А ты за меня комиссионные получишь?

Форосков горько усмехнулся:

– Рупь-целковый бросят.

– Поехали, а там и поговорим.

Они сели в извозчика и велели доставить их в номера Барашкова. Лыков помолчал, потом спросил в лоб:

– Что случилось, Петр Зосимович? Такая служба раньше была не для тебя.

– То раньше, – вздохнул Форосков. – Сейчас так.

– А причина? Ты же служил в страховой компании.

– Было дело. Уже не служу.

– Ну-ка поясни.

Бывший сыщик оглянулся на извозчика и понизил голос:

– У компании начали возникать большие убытки, раз за разом. Воруют и воруют, черти.

– Погоди-погоди. На железной дороге воруют? – догадался вдруг Лыков.

– А где же еще? Тут, Алексей Николаич, такое творится! Беззаконие, а полиция глаза отводит. О чем только власть думает? На миллионы ведь тащат, ей-богу, на миллионы! Разбойники захватили Москву и сосут, сосут. Кто противится, тому несдобровать. Вот и я попал. Начальство рвет и мечет, велели мне положить хищениям конец. Людей не дали, денег тоже, дали только приказ. Пошел я в Новую Деревню, куда самые дорогие грузы утекали. Так теперь Андроновка называется. В ней товарная станция Московско-Курской дороги, где наибольшие покражи. Пришел, быстро разобрался. Все ведь понятно, ребята даже не скрываются, тащат нагло каждую ночь, а бывает, что и днем. Вызнал я, кто ворует, кто помогает, кто берет краденый товар. А потом мне стукнули по голове.

– Сильно стукнули?

– Едва не помер. Четыре месяца в больнице пролежал, последние деньги на лечение ушли. Из страховой компании я уволился, теперь сижу тише воды ниже травы. Приезжих в нашу дыру заманиваю… Потихоньку спиваюсь. Вот такие дела, Алексей Николаич, ежели честно.

– Понятно, Петр Зосимович. Странно только, как это ты мне попался в первый же миг по приезде сюда.

– А чего странного? Случай.

– Случай, но особый. Во-первых, отвечаю на твой вопрос, о чем думает власть. Меня прислал сюда сам Столыпин, чтобы положить разбоям на железке конец. Создана специальная комиссия, я ее начальник. Буду заниматься выжиганием заразы. Хочешь со мной поучаствовать?

Форосков смотрел на бывшего начальника и не знал что сказать.

– Ну? Решай. Если случай нас свел, так, может, это знак? И за разбитую голову отплатишь.

– А что я должен буду делать?

– Мне помогать. Но тайно.

– В «демоны» записаться на старости лет?

– «Демона» внедряют в банду, там риск слишком велик, такого я тебе не пожелаю. Ты станешь негласным сотрудником. Поместим тебя в околопреступную среду, будешь наблюдать. Человек ты опытный, учить не надо.

– А из номеров Барашкова, стало быть, мне уйти?

– Да. Служба, как я понял, тебя и не кормит, и не радует – черт бы с ней. Закончим с железкой – что-нибудь придумаем.

Форосков размышлял недолго. Он сдернул с головы шапку и хлопнул ею о борт экипажа:

– А, однова помирать! Так лучше с вами, чем с этими. Извозчик, вези нас в другое место.

– Это в какое же? – повернулся к седокам бородач.

– Сначала в трактир, где получше, – ответил ему Лыков. – Соскучился я по московским харчам.

– А где получше, барин?

– Я у Крынкина никогда не был, – влез Форосков. – А все хвалят.

– Да, валяй к Крынкину на Воробьевы горы, – поддержал коллежский советник.

Возница обрадовался и лихо развернул пролетку:

– Вот сразу видать, что хорошие господа. Н-но, милая!

Ресторан Крынкина был знаменит не только кухней, но и уникальным местоположением. Он располагался на огромном балконе, приделанном к склону горы. С балкона открывался красивейший вид на всю Москву, от Новодевичьего монастыря до Сокольников. По случаю осени большая терраса уже была накрыта тентом. Лыков по-хозяйски занял лучший отдельный кабинет, велел позвать знаменитого Серго. Явился повар-кавказец.

– Слушаю, дорогой. Чего ты хочешь?

– Накорми нас, Серго, настоящими хинкалами, да шашлыков изготовь повкуснее.

– Все будет, батоно. Пока пейте-закусывайте, лобио у нас сегодня – вах! Пальцы откусишь. Ну, я пошел делать?

– Да, вели там подать пышкинских огурчиков и раков ваших знаменитых. Мы ждем!

Серго с достоинством поклонился и ушел исполнять заказ.

– Вы тут не в первый раз, видать, – заметил Форосков. – С поваром на короткой ноге.

– А, – отмахнулся Алексей Николаевич, – у него таких, как я, приятелей – тысяча. Он нас по именам-то не помнит, не то что… Но давай поговорим о тебе. Так ты согласен?

– Хорошо бы поподробнее, Алексей Николаич. Жизнь у меня сейчас такая сволочная, что я, конечно, согласен. Но хочется знать, на что.

Лыков принялся рассказывать:

– Терпение у власти действительно кончилось. Начинают копать под самого Рейнбота.

– Давно пора! Ежели его не убрать, то все останется, как прежде.

– Столыпин это понимает. Государь уже назначил сенаторскую ревизию, она скоро приедет сюда. От Анатолия Анатольича перья полетят. Но нас с тобой это касается лишь отчасти. Наше дело – кражи на московском железнодорожном узле. Расскажи о том, что знаешь. Правда там все настолько запущено?

– Правда. Все товарные станции, что имеются в Москве, заняли преступники. Служащие, сукины дети, и есть первые воры!

– Какие служащие? Мелочь или?..

– Я с начальством дела не имел, так что не знаю. А весовщики, сторожа, даже самый последний крючник – все тащат себе в карман. Причем третий год уже. Начали с декабрьского восстания, и до сей поры никак не остановятся.

– Хм. А кто атаманит? Ведь над крючником или весовщиком стоит заправила?

– Конечно. Имеются крупные скупщики, которые сбывают похищенное. Их и надо истребить в первую голову.

– А в сыскную полицию ты не обращался?

– Когда начальство приказало мне извести воровство, я пошел в Малый Гнездниковский. Поговорил там с двумя ребятами: так, мол, и так, помогите, откройте дознание. Они сразу сказали, что если денег им не дать, то никакой помощи от сыскных не жди. Выложу пятьдесят рублей вперед – тогда ударят палец о палец. Но без гарантий.

Лыков грубо выругался, потом спросил:

– Что решили твои бонзы?

– Бонзы сказали: мы тебе за что деньги платим? Чтобы еще сыщиков кормить? А ты тогда на кой? Иди и лови, больше с такими глупостями не лезь.

– А потом тебе дали по голове…

– Да, потом мне дали по голове.

– Как фамилии тех ребят из Гнездниковского?

– Один был помощник делопроизводителя Соллогуб, а второй – надзиратель Рагин. Оба жулики похлеще уголовных.

Бывшие сослуживцы просидели в ресторане часа три. Потом на моторной лодке переправились через реку, поймали извозчика и велели везти их на Домниковскую улицу в гостиницу «Неаполь». Там и поселились в соседних номерах. Алексей Николаевич заставил Фороскова подписать соглашение о сотрудничестве, как негласного агента Департамента полиции. Выдал ему сто рублей подъемных и велел вживаться в роль. А сам поехал на важную встречу – к фон Мекку.

Магнат принял гостя радушно:

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Очень рад. Позвольте представиться: Николай Карлович. Надворный советник.

Сыщик хмыкнул:

– А в железнодорожной табели о рангах вы кто? Действительный, тайный?

– Вроде того, – поддержал шутку Мекк.

Он понравился Лыкову: живой, доброжелательный, умный. Хозяин сразу перевел разговор в деловое русло:

– Рад, что правительство наконец заметило, что у нас творится. Мы, Московско-Казанская дорога, больше других заинтересованы в наведении порядка. И готовы за это платить. Я общался с господином Стефановым и высокого мнения о его способностях. Обещаю поддержку, не только рублем, но и связями, советами, людьми. Ваша роль в дознании, простите, будет какая? Столыпин нечетко заявил, что вы будете руководить комиссией от Департамента полиции. Так? Почему прислали человека из Петербурга? Это из-за Рейнбота с Мойсеенко?