Прежде чем я умру (СИ) - "ЛуКа" - Страница 56

Ее лицо сияло искренней и располагающей к себе улыбкой. Она поприветствовала гостей, как оказалось, свою сестру с мужем и погладила девочку по щеке. Они прошли в маленькую квартирку и быстро разулись. В коридор вместе со сквозняком залетело несколько осенних листьев, девочка долго смотрела на них, пока ее мать расстегивала на ней курточку.

Взрослые разместились на кухне, шепотом о чем-то переговариваясь, а дочку оставили в зале перед телевизором, где шли сменяющие друг друга серии мультфильма «Ну погоди!». Эта маленькая куколка в расклешенных джинсах с расшитыми на ткани цветами и малиновом свитере сидела на диванчике и смотрела на то, как волк бегает за зайцем. Ее пальчики, стали медленно гладить покрывало, касаясь серебряных ниток и поддевая их ноготками. Доминика обратила свой взор на другое изображение, прислушалась к разговору взрослых. Это походило на семейный совет, отец с матерью, поделились с… Ларисой, своими жизненными планами, в которые к счастью или, к сожалению, никак не входила их малолетняя дочь.

Как можно таскать ребенка с собой по разным странам, ведь это будет утомлять девочку, а она должна пойти в школу, жить полной жизнью, завести много друзей. А с родителями, которые вечно в дороге это никак не получится. Просто невозможно. Лариса молча сидела за маленьким, старым столиком, держа в руках красную чашку в белый горошек с щербинкой на ободке. Женщина пыталась осмыслить все услышанное, но это никак не укладывалось в ее голове, весь ее облик выражал протест против сказанного.

Она так и сказала, что это абсурд, что ребенок должен быть с мамой и папой, они ведь не бедные люди, девочку всегда можно устроить в какую-нибудь школу, это же современная Европа, а не дремучие леса Средневековья!

Однако родители придерживались иной точки зрения: либо дочка остается с теткой, либо будет жить в интернате, чего Лариса, конечно же, не могла позволить. На том и порешили. Пока мужчина ходил к машине за чемоданом, две женщины молча сидели на кухне, пока туда не вошла девочка. Потоптавшись на месте, она попросила у мамы чаю, на что та ответила:

— Алина, налей себе сама. Ты уже большая. Чайник на плите, а чашки висят на крючках. — И махнула рукой, указывая на столешницу.

Лариса молча наблюдала, как ее племянница сначала берет табуретку, встает на нее, достает чашку, вскрывает чайный пакетик и молча смотрит на большой, железный чайник с кипятком. Она попробовала его поднять, но он лишь немного сдвинулся с места. Тогда уже Лариса не выдержала, с укором посмотрев на безразличную к трудностям ребенка сестру: она встала, налила Алине кипятка, разбавив кипяченой водой и положив ложку меда, поставила на стол.

Девочка краем глаза следила за реакцией матери, она немного втянула голову в плечи, боясь, что ее наругают за то, что она не смогла справиться сама. Но никаких упреков не последовало, женщина смотрела куда-то в окно, жуя сушку.

— Доню, сiдай вже, да побалакай зi мною — по-украински обратилась к ней Лариса.

Алина видимо поняла беглую речь и тихонько ответила:

— Добре, але о чем менi з вами розмовляти? — девочка подула на чай и сделала маленький глоточек.

Тетка тут же предложила ей вазочку с зефиром и, пока они тихонько переговаривались о том, чем Алина любит заниматься в свободное время, в квартиру вернулся отец. У его ног стоял большой синий чемодан и одна сумка, из которой выглядывало что-то красное и мохнатое — игрушка «Лиса», которая одевалась на руку и ею можно было шевелить, что Алина и поспешила продемонстрировать тетке.

Через несколько минут родители засобирались в дорогу, сославшись на то, что у них самих еще не все вещи собраны и пока они стояли в коридоре, Алина вдруг расплакалась и схватилась за куртку матери, говоря, чтобы те взяли ее с собой, она так надрывалась от слез, что ее бледное лицо раскраснелось и пошло пятнами, словно от болезни, но мать тут же пресекла истерику:

— Ты уже большая чтобы плакать, поэтому прекрати истерить, ты ведешь себя как капризная девочка, — менторским тоном проговорила женщина, строго смотря на свое чадо, — тебе будет хорошо у Ларисы, ты прекрасно понимаешь, что мы не сможем взять тебя с собой, но мы всегда будем созваниваться. А теперь поцелуй нас с папой. — Мать достала салфетку и вытерла дочери слезы с лица, девочка сжала губы и молча обняла родителей, сначала папу, поцеловав его в щеку, а затем маму, но от мамы ее все равно пришлось чуть ли не отрывать. Глаза Алины снова наполнились слезами, но она не произнесла ни единого звука и только комкала в руках свой свитер, пока родители спускались по лестнице, и эхо их шагов отражалось от стен.

Она стояла на открытом балкончике, провожая взглядом удаляющуюся все дальше машину, а потом смотрела вдаль еще час, пока Лариса не отвела ее в теплую квартиру и не стала растирать ледяные пальчики, заботливо приговаривая:

— Вот увидишь, ты даже не успеешь соскучиться. Завтра пойдем и запишем тебя в школу, в бассейн или на фигурное катание, куда захочешь. — Бодро вещала тетка.

Доминика задумалась и по воде пошли круги, стирая изображение: «Неужели это она… Эвика не могла ошибиться. Девочка не сильно похожа на будущего Жнеца» — но в голове Смерти уже зародилась надежда на то, что у нее есть шанс прикоснуться к жизни смертной, стать человеком, передать косу тому, кто заменит ее.

Шли дни, а Доминика все чаще проводила время у бассейна, вглядываясь в лицо Алины, наблюдая за ее поведением после отъезда родителей. Школа и внеклассные занятия в спортивных секциях увлекали ее так же, как и книги. Днем она сосредотачивалась на полученных знаниях, впитывая их как губка. Почему-то именно эта черта — стремление к новому — напомнила Доминике саму себя, то, как лихорадочно и с энтузиазмом она сама хваталась в Оскуро за каждый новый фолиант и манускрипт. Так же, девочка обладала большой силой воли, в ней был стержень, что, вероятнее всего, осталось заслугой ее строгой матери.

Однако, когда Алина оставалась наедине с самой собой, обычно глубоко ночью, она давала себе немного расслабиться: смотря на луну, по ее щекам текли слезы, а в зеленых глазах был вопрос: «За что я осталась совсем одна?» — вопрос, на который ни забота, ни тепло и ласка родной тетки, не давали ответа. Ребенок, отлученный от матери, пришел к одному выводу — ее просто не любили, и она в этом виновата, потому что, видимо, не за что любить. Ведь не могут родители быть виноваты: они заботились, обували и одевали ее, а она видимо, что-то сделала не так, поэтому они уехали.

Доминика расхаживала вдоль воды, шелестя подолом платья, пока наконец-то не остановилась перед овальным зеркалом в древней раме, отражающем девочку в полный рост — обратившись вороной, Доминика вылетела в арку-портал, оказавшись в мире смертных. Она летала над городком Балабаново, пока не присела на железный подоконник квартиры, где жила Алина.

Как раз в этот момент девочка сидела за столом и делала уроки, рядом лежала стопка книг и раскрытый пенал. Сосредоточенный взгляд бродил по тексту, делая записи. На кухне Лариса возилась с пирожками, собирая их с поддона и выкладывая на широком блюде, здесь же стояла миска с салатом, нарезка колбасы и сыра, графин с компотом. Все это выглядело так, будто тетка собралась что-то праздновать, только что? Быть может день рождение племянницы…

В кухню вошла Алина, ее волосы немного отросли, а глаза блестели от голода:

— Так, поешь салат, сейчас картофельное пюре тебе наложу, и обязательно попробуй сыр из нарезки, — суетилась тетка, расставляя пару тарелок и столовые приборы, — купила какой-то новый, захотелось попробовать. — Налила компот в чашку и протянула Алине, девочка молча взяла и отпила.

— А вишни больше нет? — прожевала кусочек сыра.

— Как нет? — изумилась женщина, вытирая руки о фартук. — Конечно, есть, а что? Вареников захотела? — с надеждой посмотрела на жующую племянницу.

— Угу. Можно? — подняла изумрудные глаза на разрумянившуюся после готовки Ларису.

— А чего ж нельзя? Только уже завтра, а то на сегодня у нас пирожки с яблоками, надо их сначала осилить. — Опустилась на шаткую табуретку и наложила себе пюре с салатом. Так они и сидели вдвоем на маленькой кухоньке, худенькая девочка и пышущая здоровьем тетка.