Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян - Страница 18

Нагло выпрашиваю пару глотков кофе, потом потягиваюсь до хруста. Влад смотрит снизу вверх, потом бессильно машет рукой. Правильный настоящий мужик. Он на такие сделки с природой не пойдёт. Ему меня точно не надо пытаться понимать.

Ромка

Пить. Писать. Пить. Умыться… Жопа болит?.. Не, не болит. Пииииить!

Похлопав рукой по пледу, не нахожу добровольцев спасать меня от жажды и голодного обморока. Резко сажусь. Встряхнув головой, разлепляю глаза с трудом, такое чувство, что не спал ночью, а предавался разврату… блаженная улыбка просится на лицо и так и застывает на пару минут, пока осознание происходящего не начинает долбить в мозг.

— Что ж ты, Ромыч, творишь? — спрашиваю сам у себя, боясь даже предположить почему так стало хреново, откуда этот зуд во всем теле, это слабость страшная и в груди, где-то под рёбрами. Всё тянет и сворачивается в тугой ком, и хочется разодрать грудину и вытянуть это новообразование, которое не должно быть во мне, но кроме как расчесать кожу докрасна, ничего не могу. По приезду надо сходить к врачу. Да, обязательно. У меня точно вирус. Заболеваю, что ли? Лёху бы не заразить.

Но сейчас о проблемах насущных. Выползаю, наскоро натянув трусы, в остальное паковаться лень, а я вроде ничего так, могу и в трусямбах прогуляться, тем более мне недалеко.

Выкатившись из палатки — понапридумывали, бля, домиков для карликов — с грацией локомотива прусь в море. Потихоньку сползаются на берег люди, Лёха перетирает с одним из мужиков что-то наверняка важное, но я занят.

Иду. В море. Прямо и не сворачивая, уже тихо скуля от перспективы сполоснуться. Зайдя по колено, всё-таки вспоминаю, что я — человек культурный и воспитанный, матюгнувшись, разворачиваюсь и пру обратно в сторону туалета. Какая-то падла ржёт. А, Лёха ржёт, тогда всё нормально.

Сходил по «делам», пошёл обратно. Искупался, нахлебался воды, попытался поплавать, понял, что из плаванья мне подходит только погружение топором на глубину, с всплытием не особо, решил — больше не повторять. Обсох, проснулся, оделся, рванул искать своего спутника, пока его кто-нибудь другой не нашёл. Подойдя со спины и дунув Лёхе в шею (Каримыч сделал в это время «Свят-свят-свят»), отобрал его недопитый кофе в пластиковом стаканчике и очень вежливо, шёпотом на ухо, поинтересовался:

— Как жопа?..

Алексей

От дыхания в шею и скользящего по коже шёпота меня тут же заводит, обдаёт жаром. Шокированный Каримыч конечно же ничего не слышит, ему бы ладонью глаза закрыть, чтоб и не видеть, да…

— Она таки на меня обижена. — я отвечаю почти сразу.

Ромка

— Поцеловать, где болит?.. — интересуюсь, прицениваясь, как раз удачно стою, пока меня водой не обливает бультыхнувшийся в неё Каримыч, поплывший китом в противоположном от нас направлении. — Чего он такой ранимый? — допиваю остатки кофе и возвращаю стакан Лёхе. — Что?.. Что?! Ну где я опять косячнул, что ты так на меня смотришь? — как будто я что-то сделал не так. — Попу жалко? Так она многоразовая… — я не успел закончить мысль, меня варварским, совершенно недопустимым образом зашвырнули в воду!

Сижу я в воде, размышляю о смысле бытия: вода по подбородок, штаны мокрые, телефон булькает и плачет в кармане… Пизда гаджету! Чем в Лёху кинуть, я не нашёл, пришлось снять ботинок и кинуть им, замах был так себе, поэтому, конечно, промазал. Не скажу, что сильно сожалею, но нрав требует справедливости.

— Руку подашь? — тяну ему клешню, вынуждая зайти в воду. Нехотя, сцепив зубы покрепче, но идёт ко мне, подтянув штаны по щиколотки. Я улыбаться начинаю раньше, чем он назад пальцы отдёргивает… Маты, крики, протест и «бульк». Сидим уже вдвоём, как два идиота, девки мимо прошли нас обругали, мол мы туда поссать уселись, а мы может таким образом налаживаем неформальное общение.

Достаю мобильный, Лёха, стирая воду с лица, делает то же самое.

— У тебя водонепроницаемый? — он кивает, я печально выдыхаю. — А у меня нет, — теперь печально выдыхает он. — Дыхание задержи, — прошу мягко, осмотревшись по сторонам, разворачиваюсь к нему корпусом, взяв за плечо опускаю в воду, погружаясь следом, быстро целую, пока не захлебнулись к чёртовой матери и выныриваю, вытаскивая его за футболку.

— Так, штаны у меня есть, футболки нет — дашь свою, и я не знаю, где ты её возьмёшь, — подрываюсь на ноги, пока он продолжает сидеть неподвижно и смотреть на меня в упор. А я сам не знаю, что это было?! Захотел и всё. — И, кстати, что у нас дальше по плану?..

Алексей

Наши шмотки пришлось прополоскать в проточной воде, благо речушка имелась и настойчиво опресняла морское побережье. Каримыч, когда узнал, что мы остаёмся в лагере ждать, пока шмотки высохнут, чуть не кончился от «счастья». Но при сильном солнце и ветре, мы в палаточном городке задержались лишь до полудня и, надо сказать, к удивлению Перешоги вели себя, аки ангелы.

Когда Ромка удрал в туалет, Каримыч подсел ко мне с мешком подарков: четырьмя банками пива и пакетом обалденно пахнущей вяленой рыбы. Я понимающе подношение принял и пообещал, что уже сваливаем, а в следующем году, приеду вряд ли. Влад приподнял соболиную бровь:

— А с парнем… как будет?

— Ты чего, Каримыч? Он же не маленький, сам решит.

— Ты в курсе, что ты с ним другой, Леший? Ты… такой же, каким раньше был… Без тормозов и лишнего здравого смысла.

— Это плохо? — эффектно щурюсь.

— Это не по возрасту, сечёшь? — Влад закуривает. — Или поиграетесь и разбежитесь?

— Я… ничего не забыл, Каримыч. — говорю тихим, глуховатым голосом. — Может поэтому и часто сбрасываю скорость на полпути, чтобы случайно не заехать обратно… в прошлое дерьмо… И пацана я не привяжу к себе, если сам верёвку не подаст. Не переживай, старый друг. И бывай!

— Передавай привет Егерю! Скажи, что я и сам наведаюсь к концу сезона.

Застываем в крепких объятиях, от которых лично у меня всегда рёбра трещат. В трёх метрах вижу панорамно подзависшего Ромку, протягиваю ему пакет. Подходит, берёт, пытливо осматривая мою персону.

— Мне, что, отойти и отлить спокойно нельзя? Чего случилось опять?

— Ничего. — жму руку Перешоге. — Влад, не теряйся — звони. Первое января у меня.

Потом, обнимая Ромку за плечи, почти насильно волоку его собирать вещи. Упирается, как стадо ослов, упрямо вывёртывается из-под руки, тихо матерится. Пока не вжимаю его в дерево в более-менее безлюдном месте. Он роняет пакет, чтобы клещом в меня вцепиться, а я целую эту заразу взасос, вбиваясь коленом между ног и сжимая в кулак волосы на затылке. Наконец, он отбился, запарившись меня пинать и покрываться красными пятнами от злости.

— Что за игры в загадки и скелеты в шкафу? Пиво, рыба, обнимашки! Загадочный за Егерь впереди?! Ладно хоть не позади…

— Скоро узнаешь. — усмехаюсь и опять тяну к себе. — Там банька в лесу. Я тебя попарю… А Егерь, он и в Африке егерь, следит за порядком, чтобы браконьеры не борзели.

— Хули браконьеры, когда ты борзеешь? Так и будешь меня возить по местам былой славы?

— И? Что-то не устраивает? Скучно? — пытливо смотрю в голубые глаза с расширенными зрачками. — Остались сутки до конечного пункта. И ещё… вспомни кто я… вспомни… кто ты. Вспомни, как нас штырит друг от друга. Нет? К чему всё усложнять? — разворачиваюсь и иду вперёд, немного злясь. По шелесту шагов за спиной понимаю — пацан следует за мной. Нет, ну никто и не мечтал о большой и чистой любви, но меня словно начали ограничивать. Хочу его. Сильно. Часто. В многочисленных позах. Но… мне казалось, что контролирую ситуацию, понимаю: чего оба хотим. Сейчас же просто в ахуе! Если это не ревность, то я — не Леший. И кстати, я не хочу, чтобы он сейчас психанул и рванул от меня прочь. Круто разворачиваюсь: меня жёстко имеют взглядом.

— Ром, я ж не сволочь конченная, чтобы замутить с тобой, и при этом продолжать ходить налево, хотя я тебе… подписку о невыезде не давал.

— Ну-ну. — он сплёвывает в сторону. — А ничё так покусались, а? А то так ванильно было, что тошнить начало.