Истинный облик Лероя Дарси (СИ) - Петров Марьян - Страница 28

 — Спасибо, Свон, ты его достал… Не дал остаться там, в темноте… — в чёрных глазах красивого чеха стояли слёзы.

— Не хорони его! Не смей! — глухо процедил Свят, а сам с благодарностью стиснул тонкое, крепкое предплечье парня.

Анри уже готовил какую-то инъекцию, быстро делал укол, и снова нажимал и давил на грудь Дарси, попеременно приникая к сухим губам пострадавшего собственным ртом.

Наконец что-то с треском разорвало тишину. Это хрипло кашлянул Лер, потом с диким свистом сделал первый скрипучий вдох… Все бросились к лежащему, но док раскинул руки, как крылья, останавливая неконтролируемый радостный порыв…

По щекам Макеева вдруг потекли слёзы, он притянул к себе Мирро и спрятал лицо на груди юноши.

— Слава Богу! Слава Богу! — покачивая вздрагивающего мужчину, повторял Радов. — Господь Всемогущий, спасибо тебе, не оставил! Слава Богу! Слава Богу!

Роше откинулся назад, опираясь на руку и вытирая крупный бисер пота со лба; он даже не мог улыбнуться, ибо от перенапряжения просто сводило каждую мышцу. Потом француз осторожно ощупал длинное, поджарое тело Лера на предмет переломов и вывихов. Дарси слабо качал головой.

— Помогите… мне его… в лазарет отнести, — наконец выдавил из себя Анри.

Майлз и Свят погрузили Лера на захваченные из поселения мягкие носилки. Вдруг Дарси промычал что-то и махнул рукой русскому, подзывая к себе. Роук перехватил ношу, а Свят склонился над своим ненаглядным.

— Руку… — прошелестел Лер, что-то вложил в протянутую ладонь Макеева и потерял сознание. Свят глянул и снова проглотил горький спазм в горле, это был александритовый кристалл.

В столовой, пока все приходили в себя от пережитых потрясений, Фаби и Мирро рассказали историю одинаковых кулонов:

— Лер нащупал сенсором этот симметричный кристалл в форме цветка лотоса и хотел его достать в целом виде. Но не тут-то было! Лепестки отламывались сами собой, а Лерой приносил их по одному и делал для нас кулоны. Видите, какая удобная выемка на конце каждого? Он смастерил глухую петлю из каучукового шнурка на неё, чтобы носить на шее. Он просил не обрабатывать кристаллы, не огранять, в общем, сохранить их первоначальную форму. Фаби только потом понял, что кристаллы связаны между собой; своеобразные передатчики, чувствующие друг друга и своих хозяев. Лер нашёл их одиннадцать штук. Для себя, всех нас и Луиджи… А теперь добыл последний камень, двенадцатый по счету, для Свята. Фаби услышал Лера под землей, потому что кристалл был в его руках.

— Он поэтому… так рвался в забой… — Макеев закрыл лицо руками. — Вот дура-а-ак!

— Он чувствовал, что может не успеть достать последний лепесток, — тихо произнес Фабио. — Он… сказал мне это на ухо, когда велел улетать с Дорана…

— Кстати, об отлёте! — раздался злой серебристый голосок Луиджи Сесилиа. — Пора собираться, я больше никого не могу ждать! Фабио и Майлз летят со мной. Свят Макеев, вы более не работаете на мою организацию. Но я намерен поддерживать связь с мистером Дарси, тайно, естественно.

— А не многого ли вы хотите, сеньоре? — глухо процедил Свят.

— Это личная просьба Лера, я ношу под сердцем его сына, — светлейший князь поджал губки.

— Фабио Нери связан со стариком или… вам это непонятно? — с нажимом произнес Макеев. — Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть, как эти двое… друг друга любят…

— И ты, Свят, отдашь своего Лера? Может, хватит его делить, как приз за взятие высоты? Если никому не нужен, заберу я! — зелёные глаза омежки опасно блеснули.

Но бета поклонился, приложив руку к груди:

— Пока я на службе его высочества, он повелевает моей судьбой, мистер Макеев! Пока Лер…

 — Пока Лер что…? — вызывающе прорычал Свят. — Камни… ещё что-то тебе напели, лапа?

— У Лера стремительно поднялся уровень эритроцитов и немного ХГЧ… Это невозможно, но это так. Можно предположить, что наша Химера в положении, — произнёс Роше.

У Майлза и остальных альф отвисла челюсть, мальчишки покраснели, а потом взорвались довольными воплями. Макеев во все глаза смотрел на Нери, который и не думал удивляться.

— Ребёнок? Значит, пути назад нет… Фаби… лапа… уж прости! — Свят развёл руки в стороны.

— Я… всё понимаю… Заботься о Лере… Ты сильнее его в вопросах самозащиты, не давай растрачивать себя, делать глупости и тосковать… тоже не давай, — юноша грустно улыбнулся.

— Не попрощаешься? Он же скоро очнётся… — Макееву было неловко и горько.

— Я посидел рядом с ним и убедился, что опасности для его жизни нет… с меня довольно. Я и так на грани срыва из-за невозможности что-либо изменить, — итальянец удерживал обрывки гордости, но голос глох, и глаза уже не видели из-за набегающих слёз.

— Тогда сбегай, лапочка, раз нет сил! — и Фабио ушёл вслед за князем Андорры.

Все наперебой похлопали Макеева по плечу, на что он лаконично заявил, что положительного теста с двумя полосками ещё не лицезрел.

Потом Роше и Свят провожали большой пассажирский эйршип со странным, щемящим чувством. Мирро долго и нежно целовался с Анри, а док обнимал и оглаживал длинное, гибкое тело маленького чеха, что-то шептал ему на ушко по-французски и не мог насмотреться на своего столько пережившего мальчика. Свят как-то по-отцовски душевно обнял Леркин выводок, поцеловав в тёплые макушки и пожелав держать «хвост пистолетом». В общем, в оконцовке разревелись практически все.

Когда судно, монотонно загудев, поднялось в воздух с пол-оборота, Макеев и Роше, не оглядываясь, двинулись в лазарет.

На этом история без меня в сознании окончена!

Я нехотя приоткрыл один глаз. Последнее, что я помнил — это пылевое облако, вырвавшееся из правого туннеля, и мой отчаянный рывок последнего лепестка кристалла из упрямой породы. Потом я побежал, лихорадочно соображая и оценивая ситуацию. Откровенно, я подтупливал, как омега в истерике, но всё же вспомнив о наличии кое-чего между ног, собрался и сориентировался насчёт небольшого титанового козырька. Свят тоже, когда поразмыслит и продиагностирует обвал, должен о нём подумать… А хватит ли спасателям времени это понять?! Паника прикоснулась прохладной от пота ладошкой где-то между лопаток. Липкий страх пополз по телу.

«НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!» — сквозануло в голове, кристалл в руке потеплел, словно выпил страх через поры моей кожи.

Вокруг уже не было видно ни зги, воздух напитался пылью и скрежетал на зубах. Я добежал до опоры, напился, смочил остатками воды из фляги куртку и, накинув её на голову, полез под козырек. Потом в кромешной темноте мне на ноги обрушилась неимоверная тяжесть, и я приготовился к неизбежному. Пока я мог урывками собирать остатки воздуха, я держался, но когда лёгкие и виски сдавило, я едва ли не заскулил, как щенок. Сколько прошло времени я не знал; сколько мне придётся задыхаться, даже думать не хотел. Мочевой пузырь раза два порывался постыдно опорожниться от ужаса, но я сильнее сжал александрит и от души помолился за своих детей и их здоровье, договариваясь с Господом нашим, чтобы хотя бы они избежали злоключений на Земле. Потом я начал жадно открывать рот, водя в нём сухим, распухающим языком и, наконец, прохрипев, отключился от моей невесёлой реальности.

Кажется, я слышал, будто во сне музыкальный треск вокруг. Потом до меня долетел слабый голос, больше похожий на шелест:

— Старик, не подводи нас! Молю!

Потом вода каплями на языке… Настойчивое насилие над моими губами, и воздух, подаваемый толчками в лёгкие. На мою бедную грудную клетку монотонно и не слабо давили, а я выплывал откуда-то из страшного забытья, выгребая руками и ногами, потому что безумно хотел жить. Внезапно спазм отпустил горло, и я судорожно вздохнул пополам с болью и хрипом. Я взмахнул рукой, устремляясь невидящим взором вперёд… и увидел над собой Свята. В синих глазах плескалась тоска вперемешку с болью.

— Руку… — мой голос больше напоминает шипение сорванного воздушного шланга. Я вкладываю в ладонь этой сволочи добытый с таким риском кристалл, и всё опять засасывает в губительный смерч беспамятства.