Сон Макара - Короленко Владимир Галактионович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/7
- Правда ли? - спросил опять старый Тойон.
И поп поспешил ответить:
- Чистая правда!
И тогда весы опять дрогнули... Но старый Тойон задумался.
- Что же это, - сказал он, - ведь есть же у меня на земле настоящие праведники... Глаза их ясны, и лица светлы, и одежды без пятен... Сердца их мягки, как добрая почва; принимают доброе семя и возвращают крин сельный и благовонные всходы, запах которых угоден передо мною. А ты посмотри на себя...
И все взгляды устремились на Макара, и он устыдился. Он почувствовал, что глаза его мутны и лицо темно, волосы и борода всклокочены, одежда изорвана. И хотя задолго до смерти он все собирался купить сапоги, чтобы явиться на суд, как подобает настоящему крестьянину, но все пропивал деньги, и теперь стоял перед Тойоном, как последний якут, в дрянных торбасишках... И он пожелал провалиться сквозь землю.
- Лицо твое темное, - продолжал старый Тойон, - глаза мутные и одежда разорвана. А сердце твое поросло бурьяном, и тернием, и горькою полынью. Вот почему я люблю моих праведных и отвращаю лицо от подобных тебе нечестивцев.
Сердце Макара сжалось. Он чувствовал стыд собственного существования. Он было понурил голову, но вдруг поднял ее и заговорил опять.
О каких это праведниках говорит Тойон? Если о тех, что жили на земле в одно время с Макаром в богатых хоромах, то Макар их знает... Глаза их ясны, потому что не проливали слез столько, сколько их пролил Макар, и лица их светлы, потому что обмыты духами, а чистые одежды сотканы чужими руками.
Макар опять понурил голову, но тотчас же опять поднял ее.
А между тем разве он не видит, что и он родился, как другие, - с ясными, открытыми очами, в которых отражались земля и небо, и с чистым сердцем, готовым раскрыться на все прекрасное в мире? И если теперь он желает скрыть под землею свою мрачную и позорную фигуру, то в этом вина не его... А чья же? - Этого он не знает... Но он знает одно, что в сердце его истощилось терпение.
VII
Конечно, если бы Макар мог видеть, какое действие производила его речь на старого Тойона, если б он видел, что каждое его гневное слово падало на золотую чашку, как свинцовая гиря, он усмирил бы свое сердце. Но он всего этого не видел, потому что в его сердце вливалось слепое отчаяние.
Вот он оглядел всю свою горькую жизнь. Как мог он до сих пор выносить это ужасное бремя? Он нес его потому, что впереди все еще маячила звездочкой в тумане - надежда. Он жив, стало быть может, должен еще испытать лучшую долю... Теперь он стоял у конца, и надежда угасла...
Тогда в его душе стало темно, и в ней забушевала ярость, как буря в пустой степи глухой ночью. Он забыл, где он, пред чьим лицом предстоит, забыл все, кроме своего гнева...
Но старый Тойон сказал ему:
- Погоди, барахсан! Ты не на земле... Здесь и для тебя найдется правда...
И Макар дрогнул. На сердце его пало сознание, что его жалеют, и оно смягчилось; а так как перед его глазами все стояла его бедная жизнь, от первого дня до последнего, то и ему стало самого себя невыносимо жалко. И он заплакал...
И старый Тойон тоже плакал... И плакал старый попик Иван, и молодые божьи работники лили слезы, утирая их широкими белыми рукавами.
А весы все колыхались, и деревянная чашка подымалась все выше и выше!..
1883
Примечания
Прототипом героя рассказа стал амгинский крестьянин Захар Цыкунов, в избе которого жил ссыльный Короленко.
В черновой редакции рассказ имел прозаическое завершение: Макар просыпался и обращался к попу и дьячку с просьбой объяснить ему его сон. В последующих изданиях рассказа Короленко не раз перерабатывал финальную сцену. Оставив в конце рассказа недоговоренность, писатель стремился усилить обобщающий смысл образа Макара и его судьбы.
Торбаса - мягкие оленьи сапоги.
Алас - лесная лужайка.
Руга - плата деньгами, хлебом и припасами попу от прихожан.
Треба - богослужебный обряд.
Крин сельный - полевая лилия.
- Предыдущая
- 7/7
