«Будет жить!..». На семи фронтах - Фомин Алексей Николаевич - Страница 12

А тем временем миновал январь, начался суровый и снежный февраль сорок второго. Обстановка на фронте обострилась. В районы Старой Руссы и Демянска была десантирована одна из бригад нашего корпуса. Знали, что она вступила в ожесточенные бои с врагом, и командование стало подумывать о том, чтобы оказать ей помощь, в частности, связистами и медперсоналом. И вот во второй половине февраля было решено выбросить большую группу автоматчиков и связистов, с которыми направили и меня в помощь врачам, работавшим в районах сосредоточения раненых.

Вылетел вместе с 5-й парашютно-десантной ротой, которой командовал старший лейтенант Н. В. Орехов — храбрый, опытный десантник. Со мной были и подчиненные, в числе которых проверенный уже в боях санинструктор Виктор Тараканов.

Тревожно чувствовали мы себя во время перелета. Темень, хоть глаз коли, лица соседа не различить. Летели молча, и мысли у всех были одинаковы — как бы обойтись без встречи с ночными истребителями врага или не попасть под огонь зениток. Десантник чувствует себя хозяином положения лишь после приземления, когда может вести бой. Там почти все зависит от его личной подготовленности, храбрости, решительности, сообразительности, а на борту самолета он бессилен хоть как-то повлиять на ход событий.

Наконец из кабины появился штурман.

— Подходим к месту десантирования, — сообщил он.

А через несколько минут я вновь оказался под куполом парашюта, да еще в очень сложной обстановке. Внизу, на фоне белоснежного покрова, едва-едва можно было различить очертания большого лесного массива. Маневрируя, я постарался приземлиться в поле. Глубокий снег стал хорошей подушкой.

Рота быстро сосредоточилась на опушке. Орехов сразу же выслал разведчиков, и вскоре они возвратились вместе с проводниками, которые и указали район сбора раненых.

В лесу были развернуты медицинские пункты. На одном из них я встретил своих однокурсников по институту Юрия Крыжчковского и Ивана Ежкова.

— Значит, на помощь прибыл? — переспросил Крыжчковский. — Это хорошо. Помощь нужна, но не нам, а Георгию Мухе. Помнишь такого?

— Конечно, — кивнул я.

— А у нас, как видишь, все организовано. Справляемся сами. Он же там один.

Георгий был обрадован моему приходу.

— Как раз вовремя, — сказал он. — Наш батальон перебрасывается на другой участок. Я прямо не знал, что делать. И раненых не бросишь, и с батальоном идти нужно. Так что оставайся с ранеными. Передаю их в надежные руки. — Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

Мы успели немного поговорить, вспомнить учебу на факультете. Георгий был отчего-то грустным, иногда мне даже казалось, будто он не слушает, что ему говорю. Спросил, в чем дело.

— Скажу честно: у меня такое чувство, Миша, что видимся в последний раз, — признался он.

— Ну уж выдумал, — старался успокоить я товарища. — Вот выполним задание и вернемся домой, Тогда наговоримся вдоволь.

— Хорошо бы! Но знаешь, все-таки чувствую, что не вернусь…

— Слушай, может, я пойду с батальоном, а ты здесь, с ранеными останешься?

— Нет, с батальоном должен быть начальник сан-службы. К тому же неизвестно еще, где безопаснее. Мы ведь не у себя в тылу.

Он немного помолчал и заключил:

— Да ты не думай, я не боюсь. Просто что-то не по себе…

Георгий попрощался и ушел. Не ведал я тогда, что вижу его действительно в последний раз.

Бригада оказалась втянутой в жестокие затяжные бои. Гитлеровцы бросили против десанта значительные силы. Число раненых росло, а эвакуацию их так и не удалось наладить как следует.

С одной из партий раненых на медицинский пункт поступил командир бригады майор А. В. Гринев.

— Сколько же раненых скопилось! — удивился он.

Посоветовавшись с медиками, Гринев приказал немедленно начать эвакуацию через линию фронта, используя разрывы в боевых порядках противника, — их в общем-то было немало: местность лесистая, сильно заболоченная. Наиболее тяжелораненых старались переправить самолетами санитарной авиации, которые, несмотря на противодействие врага, все же прорывались в район нашего расположения.

После ранения Гринева в командование бригадой вступил полковой комиссар Д. П. Никитин, который постоянно оказывал нам, медикам, всевозможную помощь.

Обстановка на нашем участке осложнялась не только с каждым днем, но и буквально с каждым часом. Противник наседал, имея огромное превосходство в силах и средствах. Наше командование принимало все меры к эвакуации тяжелораненых, стараясь сделать это с меньшими потерями. Враг обнаружил районы скопления раненых и вел по ним непрерывный минометный огонь.

Запомнилось, как отправляли по воздуху одну из самых последних групп раненых. Ночью удалось принять самолеты и загрузить их до отказа, но ранним утром гитлеровцы атаковали этот пункт эвакуации.

Военврач 3 ранга Юрий Крыжчковский вовремя заметил врага и, будучи старшим, подал команду:

— Всем, кто может держать оружие, занять позицию на опушке! Отразить атаку противника!

Фельдшеры, санинструкторы, санитары и раненые, которые были способны двигаться, тут же откликнулись на этот приказ. На опушке образовалась реденькая цепочка обороняющихся. Я тоже взял автомат и залег в кустарнике на краю леса.

В атаке участвовало не менее роты гитлеровцев. Они шли через поле цепью, непрерывно стреляя из автоматов. Пули осыпали деревья, срезая с них ветки и сбивая снег.

Крыжчковский приказал открыть огонь. Ударили наши автоматы, но враг продолжал атаку и подошел на дальность броска гранаты. Лишь «карманной артиллерией» удалось отбить первый натиск. Плохо было бы нам, если бы не подоспели на помощь десантники, направленные полковым комиссаром Никитиным.

Сражаться с врагом нам пришлось несколько дней, пока полностью не иссякла возможность эвакуации раненых по воздуху. Остался один путь — через линию фронта.

И снова бои, теперь уже в заслонах. Подчас некогда было выполнить свои прямые обязанности, сменить автомат на скальпель.

Нелегким был тот прорыв к своим войскам, печально выглядела колонна с ранеными. Тяжелораненых тащили на волокушах, несли на носилках, причем идти было неимоверно трудно, вне дорог, сквозь лесные чащи, по болотам, часть которых оказалась незамерзшей.

А враг бомбил нас с воздуха и обстреливал из орудий. Многие наши подопечные получали в пути вторичные ранения, которые зачастую оказывались смертельными.

Шли мы около двух недель. Трудно описать усталость, трудно вообще представить то, что выпало на нашу долю. И все-таки мы справились с задачей, доставили раненых в медицинские учреждения фронта, и я возвратился в свою бригаду.

Было над чем поразмыслить после того рейда. Я снова, в который уже раз, убедился, что всех сложностей, которые могут встретиться при действиях в тылу врага, не предугадать. Много, очень много вопросов обеспечения раненых так и не удалось решить. Медикаментов не хватало, продовольствия — тоже. Медицинское имущество вместе с продуктами нам пытались сбрасывать на парашютах, но в сложной, быстроменяющейся обстановке не всегда это получалось. Нередко парашюты с бесценным грузом спускались в расположении врага. Убедился я и в большом значении тщательной сортировки раненых перед эвакуацией. В первую очередь с помощью санитарной авиации надо было отправлять в тыл тех, кому требовалась срочная квалифицированная врачебная помощь в стационарных условиях, для кого каждый лишний день пребывания за линией фронта мог стать роковым.

Анализируя опыт двух десантных операций, я думал, что он очень пригодится в дальнейшем, но судьбе угодно было распорядиться иначе…

После боевых действий под Старой Руссой и Демянском наступила передышка. Впрочем, передышка на фронте — дело недолгое да и весьма относительное. Личный состав батальона готовился к выполнению новых боевых задач. По темам и интенсивности занятий чувствовалось, что скоро опять начнутся активные действия. Вот только место их нам было неведомо.