Покорность не для меня (СИ) - Свободина Виктория - Страница 2

Раздается стук в железную дверь, которая тут же открывается, и в щель просовывается вихрастая голова Лойки.

— Айра, заниматься будем? — мальчишка более чем смышленый и талантливый техномаг. Учу сейчас Лойки всему, что когда-то сама узнала в школе и на первых курсах академии.

— Конечно. Только, может, на речку сначала сходим? А то чувствую себя грязевым монстром с нижних уровней, — шутливо произнесла я, с трудом отлепляя себя от постели. — Надо бы и белье с собой взять постирать, а то канализационная вода еще более вонючая, чем речная.

— Я тоже свое возьму, — произнес Лойки и шустро взобрался на верхний ярус нашей железной кровати. В каморке мы ютимся вдвоем, и нас все вполне устраивает.

Неспешно бредем с мальчишкой по подземным коридорам и болтаем. Я на память рассказываю своему мелкому другу высшую механомагиматику. То и дело останавливаемся, и я черчу мелком формулы там, где стены достаточно сухие, Лойки активно задает уточняющие вопросы… надолго зависаем над формулами. Мальчик задает иногда такие вопросы, что ставят меня в тупик, ведь помню я уже не все, а у Лойки живой нестандартный ум.

Затемно выходим к речке из широкой горизонтальной трубы, в которой давным-давно сорвана запирающая решетка. Мы за городом. Хорошо. Уже не такая жара. Поднялись вверх по течению, туда, где вода почище, искупались и помылись в мелкой речушке прямо в одежде. Сделав все дела, легли на берегу обсыхать. Наши с мальчиком головы соприкасаются, мы любуемся темнеющим небом и мечтаем.

— А дом большой будет?

— Очень. Этажей пять, не меньше. Со своей территорией, садом и огородом.

— И животных заведем? Чтобы свое мясо и молоко, — Лойки не по годам практичен, даже когда мы мечтаем.

— Обязательно. И еще я найду и оплачу тебе лучших учителей.

— Здорово!

— Только деньги достать осталось.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? Если нас поймают, никому мало не покажется.

— Я должна забрать свое. Вслух объявить, что я наследница всех банковских филиалов Донгер нельзя — на них наложила руку это семейка предателей Леманов. Даже если и узнают, что я тоже выжила, в лучшем случае дадут опекуна — Дойлера Лемана, и наследства я точно уже никогда не увижу, еще и попаду в полную зависимость от этого подлого тухлого яйца кабукра.

— Не ругайся, — поморщился Лойки. — Нахваталась ты у Гебла этих фразочек.

— В кого ты такой хороший и правильный, а?

— Сам не знаю.

— Ладно, отвлеклись. Универсальные ключи и коды от банковских систем хранения теперь знаю только я. Леманы вряд ли поменяли коды, поскольку не имеют представления об этом семейном секрете. Главная трудность — это живая охрана банка. Могут и не испугаться подростков в масках и с оружием, полезут на рожон, а крови не хочется ни с чьей стороны. Поэтому все нужно продумать до малейшей детали.

— Надо больше техники, — со знанием дела произнес Лойки. — Только на нее денег нет. Того, что мы с тобой собрали из найденного на свалке мусора, недостаточно.

— Знаю. Надеюсь, завтра удастся подзаработать на танцах.

— Это тоже очень рискованно. Поймать тебя могут. Представляешь, что будет, когда все увидят девушку, танцующую прямо на улице.

— Рисковать надо, сам знаешь. Жить в канализации нельзя. Будут деньги, и на них купим все — дом, свободу, независимость.

Лойки печально вздохнул, нашел мою руку и крепко сжал.

— Кушать хочу. У меня живот к спине прилип.

— Я тоже. Пойдем. Мы уже достаточно обсохли. Может, наши товарищи оставили нам что-нибудь перекусить, иначе придется ловить и жарить крыс.

— Фу-у-у.

И вот, уже на следующее утро я с волнением выхожу на “сцену” — крышу невысокого одноэтажного здания на одной из нецентральных площадей города. На мне непозволительно мало одежды. На улицах женщины всегда обязаны быть одеты максимально закрыто, с прикрытыми руками, ногами и волосами — и это в такую-то жару. У меня же волосы распущены и ничем не прикрыты, свободно падают на голые плечи. Волосы — моя гордость: длиной чуть ниже лопаток, гладкие, иссиня-черные, блестящие. На меня уже оглядываются случайные прохожие и тут же останавливаются, раскрыв рот. Нервно тереблю многочисленные звенящие оловянные браслеты на руках и затем расправляю красную длинную широкую юбку с разрезом до бедра на боку. На мне, кроме белья, только эта юбка, красный топик и удобные мягкие сандали без каблука. Живот соблазнительно оголен.

Громко заиграла музыка — это ребята включили мелофон. Поначалу очень нерешительно начинаю танцевать. Даже в моем родном мире то, что я собираюсь показать публике, считается… приватным танцем. Это танец для мужа, для любовника, для публичного дома. На моей погибшей родине девушек с детства учат подобным танцам — учат пластике и, в будущем, для хороших отношений с любимым мужчиной.

Я люблю танцевать, но не думала, что придется делать это ради заработка и на потеху множества глаз — в основном мужских, жадных, раздевающих. В моем новом неприветливом доме мужчин, насколько мне известно, подобными танцами не балуют — девочек ничему подобному тут не учат, это не принято, считается чем-то постыдным и сложным для женского ума.

Постепенно мои движения становятся всё более свободными и плавными. Я люблю танцевать, и уже не важно, перед кем я это делаю. Растворяясь в музыке и танце, можно на короткое время забыть о боли, горе, выжженой душе.

Зажигательно танцую на плоской крыше дома, балансирую на самом краю — узком уступе крыши — и ловлю на себе восхищенные мужские взгляды. За мной жадно наблюдают все прохожие. Очень быстро начинает собираться нереально огромная толпа. Мои мальчики внизу не теряют времени — кто-то собирает в шляпы деньги от зрителей, кто-то контролирует обстановку, чтобы вовремя сообщить о приближении полиции, а кто-то чистит карманы — в тесноте и давке делать это очень удобно.

Улыбка озаряет мое лицо, я заигрываю с толпой, флиртую, танцую так зажигательно, что у мужчин вполне реально начинают течь слюни и выкатываться глаза из орбит. Мне весело. Вновь чувствую себя живой, молодой, полной сил. Делаю сальто прямо на узком карнизе. Толпа испуганно охает, а потом взрывается громкими овациями. Новая мелодия еще более зажигательная, чем первая. Мужчины безумствуют и восторженно орут, мои ноги уже горят несмотря на наличие обуви — кажется, своими активными танцами я истерла тонкую подошву до дыр.

Третья мелодия… и звук сирен. Кто-то вызвал полицию, но флаи сотрудников правопорядка не могут пробиться к площади — мешают столпившиеся люди. Наш смотрящий дает знак сворачивать представление. Останавливаюсь, делаю последнее кокетливое па, поклон, воздушный поцелуй своим благодарным зрителям… игриво подмигиваю — мужчины в диком восторге. Не балованные они здесь подобными представлениями.

Все, пора уходить. Обвожу на прощание толпу взглядом, проверяя, все ли мальчишки успели убраться подальше, и замечаю, как на меня прямо смотрит тот… напыщенный самоуверенный господин, которому я вчера разбила машину. Этого мужчину я не смогла бы не увидеть, поскольку его взгляд буквально обжигает меня. Я словно кожей чувствую направленное на меня внимание аристократа.

Ой-ой. Пустилась бежать наутек, не раздумывая ни секунды. Он меня узнал, я поняла это по многообещающему взгляду мужчины. Попадусь в руки этого поклонника традиций, и мне конец. Сразу узнаю на деле, каково это — служить мужчине в постели и быть продолжательницей рода человеческого.

Стремительно открываю люк в крыше, спрыгиваю вниз, не особо заботясь о том, чтобы держаться за лестницу.

— Быстрее, быстрее! — все ребята уже внутри и открыли второй широкий квадратный люк в полу. Этот дом мы выбрали не случайно: его большой плюс — это наличие прохода прямо в канализационный отсек.

Дом — это скорее большая техническая будка с магинвентарем, и чтобы ничего не украли, он оборудован железной дверью и стальными ставнями. В дверь сейчас, кстати, кто-то активно ломится. Не теряя времени, все попрыгали в канализацию и навесили на люк замок изнутри.