Противостояние. 5 июля 1990 – 10 января 1991. Том 2 - Кинг Стивен - Страница 45

И вот что занимает меня в этих снах, – продолжил Глен. – Они – предзнаменование какой-то будущей борьбы. Мы словно получаем некие смутные картинки героя и антигероя. Соперников, коли угодно. Если это так, мы будто смотрим на самолет, на котором нам суждено лететь… и ощущаем боль в животе. Возможно, нам предоставляют средства, с помощью которых мы можем определить наше будущее. Свободная воля как четвертое измерение: шанс выбрать до совершения события».

«Но мы не знаем, что означают эти сны», – заметила я.

«Да, не знаем. Но можем узнать. Я не думаю, что эта маленькая толика сверхъестественного, которой мы обладаем, превращает нас в святых. Достаточное количество людей принимает увиденное чудо, не веря, что оно доказывает существование Бога. Но я считаю, что эти сны – конструктивная сила, пусть и пугающая. Поэтому у меня есть сомнения насчет веронала. Принимать его – все равно что пить пепто-бисмол, чтобы избавиться от болей в животе и все же сесть на тот самолет».

Запомнить! Рецессии, дефициты, прототип «форда-гроулера», который может проехать шестьдесят миль по автостраде на одном галлоне бензина. Действительно, чудо-автомобиль. Это все. Я заканчиваю. Если не буду ужиматься в записях, мой дневник объемом сравнится с «Унесенными ветром» еще до появления Одинокого Рейнджера (только, пожалуйста, не на белой лошади по кличке Сильвер). Ах да, и вот еще что надо ЗАПОМНИТЬ. Эдгар Кейси. Нельзя его забывать. Он, судя по всему, видел будущее в своих снах.

16 июля 1990 г.

Только два момента, оба связанные со снами (смотри запись двухдневной давности). Первый: Глен Бейтман очень бледен и молчалив последние два дня, а вечером я заметила, что он принял двойную дозу веронала. Я подозреваю, что две последние ночи он веронал не принимал и видел ОЧЕНЬ плохие сны. Меня это тревожит. Хотелось бы найти возможность завести с ним разговор на эту тему, но пока ничего придумать не могу.

И второй: мои собственные сны. До предпоследней ночи (ночи после нашей дискуссии) я спала как младенец и ничего не помнила. В ту ночь мне впервые приснилась та самая старая женщина. Ничего не могу добавить к вышесказанному, разве что упомяну про окружающую ее ауру НЕЖНОСТИ и ДОБРОТЫ. Думаю, я понимаю, почему Стью так хочется попасть в Небраску, несмотря на сарказм Гарольда. Тем утром я проснулась совершенно отдохнувшей, уверенная, что все будет хорошо, если мы приедем к той женщине. Матушке Абагейл. Я надеюсь, что она действительно там. (Между прочим, теперь я абсолютно не сомневаюсь, что название города – Хемингфорд-Хоум.)

Запомнить! Матушка Абагейл!

Когда это случилось, события развивались стремительно.

Было тридцатое июля, где-то без четверти десять, и они ехали уже почти час. Ехали медленно, потому что ночью прошел сильный дождь и дорога оставалась мокрой и скользкой. Со вчерашнего утра, когда Стью разбудил сначала Фрэнни, а потом Гарольда и Глена, чтобы рассказать им о самоубийстве Перион, они практически не разговаривали. «Он винит себя, – с тоской думала Фрэнни, – винит себя, хотя виноват в том, что произошло, не больше, чем ночная гроза».

Ей хотелось сказать ему об этом, отчасти потому, что его следовало пожурить за потакание собственным слабостям, отчасти потому, что она любила его. Что касается последнего, Фрэнни перестала притворяться. Думала, что сможет убедить его в невиновности в смерти Пери… и, убеждая, откроет ему собственные чувства. Фрэнни осознавала, что должна показать Стью свое истинное к нему отношение. К сожалению, Гарольд это тоже увидит, поэтому такой вариант исключался… но только на какое-то время. Она не сомневалась, что скоро разговор со Стью обязательно состоится, независимо от Гарольда. Пока она еще могла оберегать его, но вскорости ему предстояло обо всем узнать и принять ее решение… или не принять. Фрэнни опасалась, что Гарольд выберет второй вариант, а это могло привести к ужасным последствиям, учитывая, что оружия у них хватало.

Такие мысли крутились у нее в голове, когда они обогнули поворот и увидели большой кемпер, который лежал на боку поперек дороги, блокируя чуть ли не всю проезжую часть. Его розовый, местами ржавый борт блестел от ночного дождя. На этом сюрпризы не заканчивались. Еще три универсала и большой эвакуатор блокировали обочины по обеим сторонам шоссе. У баррикады стояли люди, не меньше двенадцати человек.

Фрэнни так удивилась, что слишком резко затормозила. «Хонду», на которой она ехала, занесло на мокром асфальте, и только в самый последний момент ей удалось взять мотоцикл под контроль и не свалиться с него. В итоге все четверо остановились почти в ряд, изумленные видом такого большого количества живых людей.

– А теперь спешиваемся! – крикнул один из мужчин. Высокий, светлобородый, в темных солнцезащитных очках. На мгновение Фрэнни словно перенеслась в прошлое, вдруг вспомнив патрульного, который остановил ее на автостраде в Мэне за превышение скорости.

Сейчас он потребует предъявить наши водительские удостоверения, подумала она. Но судьба свела их не с одиноким патрульным, тормозящим лихачей и выписывающим штрафные квитанции, а с четырьмя мужчинами. Трое стояли за спиной светлобородого, вроде бы готовые к стычке. Женщины числом превосходили мужчин как минимум вдвое. Бледные и испуганные, они маленькими группками держались рядом с универсалами.

Светлобородый держал в руке пистолет. Мужчины за его спиной – винтовки и ружья. У двоих в одежде просматривались детали военной формы.

– Спешивайтесь, черт побери! – повторил приказ светлобородый, и один из мужчин за его спиной передернул затвор. Громкий зловещий звук далеко разнесся во влажном утреннем воздухе.

На лицах Глена и Гарольда отражались удивление и тревога. Ничего больше. «Мы же легкая добыча», – подумала Фрэнни с нарастающей паникой. Она и сама не могла полноценно оценить ситуацию, но знала, что здесь что-то не так. «Четверо мужчин, восемь женщин, – отметил ее мозг, а потом повторил уже громче, с тревожными нотками: – Четверо мужчин! Восемь женщин!»

– Гарольд, – полушепотом заговорил Стью. Что-то мелькнуло в его глазах. Похоже, он что-то понял. – Гарольд, не… – Тут все и случилось.

Винтовка Стью висела у него за спиной. Он наклонил плечо, чтобы лямка заскользила по предплечью, а через мгновение уже держал винтовку в руках.

– Не делай этого! – яростно проорал светлобородый. – Гарви! Вердж! Ронни! Убейте их! В женщину не стрелять!

Гарольд попытался схватиться за пистолеты, поначалу забыв про ремешки, которые удерживали их в кобуре.

Глен Бейтман неподвижно сидел за Гарольдом. На его лице отображалось полнейшее изумление.

– Гарольд! – крикнул Стью.

Фрэнни начала снимать свою винтовку. Почувствовала, как воздух вокруг вдруг загустел, словно его залила невидимая патока, и поняла, что не успевает пустить оружие в ход. До нее вдруг дошло, что здесь они скорее всего и умрут.

– ПОРА! – крикнула одна из девушек.

Взгляд Фрэнни метнулся к ней, хотя она продолжала бороться со своей винтовкой. Не девушка – женщина лет двадцати пяти, с пепельными волосами, облегающими голову, как шапочка, будто их недавно обкорнали садовыми ножницами.

Не все женщины отреагировали на сигнал; некоторые, похоже, остолбенели от испуга. Но блондинка и три других взялись за дело.

Все уложилось в какие-то семь секунд.

Бородатый мужчина навел пистолет на Стью. Когда блондинка крикнула: «Пора!» – ствол чуть дернулся в ее сторону, как «волшебная лоза», почувствовавшая воду. Раздался выстрел, громкий, будто стальным стержнем пробило картон. Стью упал с мотоцикла, и Фрэнни выкрикнула его имя.

А потом Стью уже упирался обоими локтями в асфальт (падая, он поцарапал оба, а «хонда» лежала на его ноге) и стрелял. Бородач вроде бы отпрыгнул назад, как водевильный танцор, уходящий со сцены, отработав свой номер. Его вылинявшая клетчатая рубашка вздувалась и опадала. Ствол пистолета взлетел к небу, и этот звук – стальной стержень, пробивающий картон, – повторился еще четыре раза. Затем светлобородый упал на спину.