Карнавал сомнений (СИ) - "Карин Кармон" - Страница 15

Вот и смотрели ‎бы с Майком на ночь глядя. Вряд ли наше с Логаном рандеву со стороны выглядело ‎хуже. А если учесть, что всё началось в стеклянном лифте, продолжилось в ‎бесконечно длинном коридоре отеля, а завершилось — в джакузи с шампанским, нам ‎вообще полагается Оскар за лучшую эротическую сцену. Мишель же с Майком с ‎трудом дотягивали до пошлого, незамысловатого домашнего порно, при ‎воспоминании о котором начинало мутить.‎

Я невольно улыбаюсь, замедляя шаг. Задираю голову, любуясь усыпанным мерцающими звёздами ночным небом. Я и забыла, как здесь красиво. Почему-то в памяти город остался неприветливым, холодным и пасмурным, ‎спрятанным от солнца за громоздкими тучами, которые не спешили проливаться ‎дождём.

Поддавшись порыву, я останавливаюсь и опускаюсь на газон, похожий на ‎бархатный огромный ковёр. Сначала просто сажусь на траву, подобрав под себя босые ступни, но уже через минуту с наслаждением откидываюсь на ‎спину и вытягиваю затёкшие ноги. Шумно вдыхаю в лёгкие прохладный, бодрящий ‎воздух и впервые с момента возвращения в Риверстоун неожиданно чувствую ‎пьянящую свободу и давно забытую лёгкость.‎

Да пошло всё к чёрту! Город с его жалкими сплетнями, Мишель с обидами и ‎запоздалой местью и даже Ирэн с дешёвыми манипуляциями… Я никому ничего ‎не должна. Пусть всё могло и, наверное, должно было сложиться иначе — так, ‎как мы когда-то вчетвером мечтали. Но этого не случилось. Не вышло и никогда не ‎выйдет, потому что важный и незаменимый кусочек идеального пазла утерян ‎навсегда, а без Стива многое лишилось смысла или обрело совсем иной, как в наших с ‎Майком отношениях. В итоге вся наша любовь, как разбитая ваза с отколотой ручкой. Можно годами ‎хранить и оплакивать треснувшее стекло или же избавиться от осколков и попытаться ‎обо всём забыть. ‎

В том, что случилось, уже нет виноватых. Каждый из нас выживал в новой ‎жизни без Стива, как мог, как умел. Майк, мой родной, любимый, заботливый и ‎нежный Майк остался в прошлом — в заснеженном отеле в Манитобе. И точка. ‎Никаких сантиментов, сожалений, мыслей, что было бы, если… Нет больше никаких ‎‎«если».

Может, даже к лучшему, что убийцу так и не нашли, а я не смогла задать ‎Майку страшный вопрос. Может, именно в этом наше спасение — в отсутствии ответов, ‎которые всё равно не вернут Стива и лишь потянут за собой новые «почему». ‎Сомнительный, но все же шанс начать с нуля, смирившись с утратой. Не знать и ‎сомневаться — легче, чем знать и ненавидеть.‎

Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Громко поют цикады. Над ‎головой, нежно раскачивая ветвистые кроны высоких, столетних деревьев, гуляет ‎беспечный ветерок. Впереди, всего в нескольких сотнях метров отсюда, шумит Атабаска. Глубокая, кристально чистая, полноводная, с разными берегами. Один — ‎высокий, с крутым, отвесным спуском и узкой песчаной полоской внизу у самой воды. ‎Противоположный — низкий, пологий, затянутый камышами, за которыми начинается ‎лес.‎

Именно там семь лет назад мы с сёстрами развеяли прах Стива. ‎Так, как завещал брат — ранним утром над рекой. Без лишних слов, без пышных похорон, без усыпанной ‎умирающими цветами свежей могилы на городском кладбище.

Мишель не имеет ‎права на упрёки. Тем более теперь.‎

Только у калитки запоздало понимаю, что опрометчиво ‎отправилась на вечеринку без сотового. Придётся ‎заночевать в гамаке во дворе, пока кто-нибудь из домашних не соблаговолит ‎вернуться. Но мне везёт. Запасной ключ от родительского дома обнаруживается в старом тайнике, которым ‎пользовались ещё мы со Стивом в юности, и перешедшим по наследству к Эми и ‎Дэниз — в крохотном, едва ли больше спичечного коробка, отверстии сбоку, под ‎второй ступенькой сверху. Благо мне хватает света, чтобы его разглядеть — уходя, мы ‎предусмотрительно оставили включённым наружный фонарь.‎

Остаток вечера я проведу, нежась в тёплой ванной, а не ‎кутаясь в полинявший, старый плед. Почти как в Торонто: сама по себе, в гордом и ‎привычном одиночестве. Родители предупредили, что задержатся допоздна. Я дотрагиваюсь всё ещё саднящей левой щеки. Сестры ‎тоже вряд ли вернутся скоро, а, зная Логана, Риджа стоит ждать к утру, не раньше. Хорошо бы, чтобы у ‎него всё обошлось сегодня без мордобоя.‎

Открыв входную дверь и бросив в прихожей туфли, я возвращаюсь на крыльцо, ‎чтобы спрятать ключ обратно в тайник. Затем прохожу в дом и, не включая свет, ‎осторожно, почти на ощупь и стараясь ненароком не налететь на мебель, ‎иду к лестнице.

Шум лихо подъехавшей и резко остановившейся ‎у дома машины застаёт меня, когда я почти поднялась на второй этаж. Вряд ли это ‎родители — папа всегда водит осторожно, как будто только вчера сдал на права, а мама ‎никогда не садится за руль, если они вместе. На Эми тоже не похоже — ‎средняя сестра, как и отец, не терпит лихачеств на дороге. Остаётся младшая.‎

Я замираю на предпоследней ступеньке, прислушиваюсь и одновременно ‎пытаюсь разглядеть в щель между плотными занавесками на окне в гостиной Дэниз, ‎но вместо хрупкой фигурки замечаю два высоких, явно мужских силуэта. Следом с ‎улицы доносятся голоса: один громкий и принадлежащий без сомнения Риджу, хотя ‎не получается разобрать ни единой фразы. Второй — слишком тихий и невнятный. ‎Наверняка Логан.

Машинально ищу глазами часы. Согласно светящимся ‎зелёным цифрам на холодильнике — чересчур рано для возвращения из царства ‎алкоголя и разврата, обещанного на этот вечер. Всего-то половина одиннадцатого. ‎Следующей мыслью мелькает, что у Риджа, как и у меня, тоже нет своего ключа. Зато ‎он обязательно был бы у Логана.‎

Я разворачиваюсь, начиная торопливо спускаться. Судя по звучащему ‎громче, но все ещё неразборчиво, голосу, Ридж с Логаном благополучно ‎добираются до крыльца. Когда я, наконец, касаюсь пальцами ручки, снизу ‎податливо щёлкает замок, и дверь широко распахивается, обдавая меня одновременно ‎прохладой улицы и резким, терпким запахом крепкого алкоголя.

В проёме, ‎пошатываясь и неуклюже повиснув на Майке, стоит Ридж. Нижние пуговицы на ‎рубашке расстёгнуты, один конец все ещё заправлен в брюки, второй нелепо торчит ‎наружу. Практически синхронно они отшатываются, рискуя потерять равновесие и ‎слететь с крыльца на бетонную дорожку.‎

‎— Ты?! — одновременно со мной восклицает Майк. И, как я, замолкает.‎

‎— Мы! — икнув, радостно подтверждает Ридж и счастливо, беззаботно ‎улыбается.‎

А я не могу пошевелиться. Так и стою, изумлённо хлопая ресницами. ‎Окаменевшие пальцы вцепились мёртвой хваткой в ручку, босые ступни словно ‎приросли намертво к паркету.‎

Более нелепой встречи представить не получается. Зато всё, что с такой ‎безмятежной лёгкостью проносилось в голове ещё полчаса назад в парке, летит в ‎тартарары. Все умозаключения и выводы. Спокойствие испаряется, уступив место ‎волнению и неловкому страху. Меня будто придавливает бетонной плитой. Той самой, ‎которая, по словам Риджа, давно висит над моей головой. ‎

Ну вот, дождались, она рухнула прямо на меня, потому что передо мной Майк. Живой, настоящий, ‎а не призрачный, сотканный из миллиона воспоминаний, сожалений и надежд. Из ‎плоти и крови, привычный и совсем незнакомый. До боли родной и чужой ‎одновременно. В кроссовках, неизменных чёрных джинсах и обычной серой ‎футболке, с коротко подстриженными волосами, едва заметной щетиной с первыми ‎проблесками седины. Он хмурится, прикусывая нижнюю губу, и бесцеремонно ‎рыскает по мне цепким, пронзительным взглядом, от которого становится не по себе.‎

‎— У Логана замечательные друзья! Майки — особенно, — с ‎искренним восхищением заявляет Ридж. Только сейчас, оторвавшись от ‎созерцания бывшего, я осознаю, как сильно пьян нынешний, пусть и липовый жених. ‎‎— Было круто! Но чтобы ты знала — я всё равно о тебе думал! Каждую минуту, ‎любовь моя!

Последняя фраза ударяет наотмашь сильнее, чем пощёчина Мишель, и почти ‎отправляет в нокаут. Мне чудом удаётся, не глядя на Майка, выдавить жалкое ‎подобие улыбки.‎

‎— Кто лучший?! Логан лучший! Кто лучший?! Логан лучший! — вряд ли ‎заметивший, как я меняюсь в лице, речитативом орёт Ридж, пытаясь ‎пританцовывать на месте и размахивать руками. Если он и притворяется, то ‎получается на удивление органично. Ни дать, ни взять — упившийся в хлам на ‎мальчишнике холостяк.‎