Остров на карте не обозначен - Чевычелов Дмитрий Иванович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая

Ничего больше в помещении не было.

Две стальные двери находились в противоположных стенах. Одна — широкая, двухстворчатая. Из-под нее к торпедам тянулись рельсы, врезанные в пол. Другая — узкая, одностворчатая.

Костя подошел к широкой двери и нажал на нее плечом. Она даже не дрогнула, прочно закрытая с другой стороны. И вдруг оттуда, из-за двери, Костя услышал голоса и знакомый звук катящейся по рельсам дрезины, который он слышал из пещеры над гротом, когда чуть ли не провалился к эсэсовцам. «Я рядом с тем гротом», — догадался Костя, торопливо отходя к вентиляционной трубе, готовый, если залязгают дверные запоры, немедленно исчезнуть.

Переждав, пока голоса и шум колес на рельсах, удаляясь, затихли, Костя перешел к другой двери. Она была заперта изнутри на тяжелый стальной крюк и два массивных засова. «Значит, входная дверь — большая, — соображал Костя. — А эта — вспомогательная. Через нее сюда не входят. Но выйти можно. Попробовать, что ли?»

Но, пытаясь представить, что его может там ожидать, он заколебался. «А вдруг я окажусь в лапах эсэсовцев? Тогда уже никто из наших не попадет сюда. А здесь — торпеды! — Костя опасливо подошел к ним, освещая и разглядывая. — Одна такая фашистская ехидна отправила в пучину и нашу „Неву“, — подумал с ненавистью Костя. И уже новые мысли зашевелились в его беспокойной голове: — Взорвать их сейчас автоматной очередью! Погибну сам, но и это черное гнездо вместе с находящимися здесь фашистами и подводной лодкой взлетит на воздух. Вот только возможно ли в любом случае взорвать торпеды выстрелами? Может, у них сейчас недостает каких-либо взрывателей? И как сказался бы взрыв на судьбы заключенных? Вдруг потом их всех перестреляют за это?»

Не зная, как ответить на вопросы, Костя решил: «Ход сюда я теперь знаю, всегда смогу вернуться. А предварительно лучше переговорить с Борисом Андреевичем. И если придется пойти тайком от своих на такую диверсию, надо будет заранее показать себя здесь раза два в личине Граббе. Чтобы не пытали потом наших людей».

Порешив так, Костя вернулся к вентиляционной трубе и быстро поднялся наверх. Там он поставил крышку на место, закрыл ее на щеколды и заторопился «домой», пока было еще светло. Спускаться с возвышенности на холодном ветру по обмерзшим скользким камням в темноте было бы и трудно и опасно.

…Встреча с Рыниным состоялась только через неделю. А до этой встречи Костя все же сумел найти замаскированный вход в подземный тайник. Но побывал он там не один, а с друзьями.

Шли дни. Они складывались в недели. Продолжалась и жизнь на острове.

Хмурым и холодным днем под свист пронзительного ветра, перемешанного с острым сухим снегом, хлеставшим в окна, за столом казармы охранников в Центре разразилась ссора. Играли в кости. И широкоплечий, низкорослый Пауль нарушил правила игры.

— Ты нарушил правила! — сказал проигравший соперник, высокий, длинноносый Адольф.

— Я не мог нарушить правила! — не согласился Пауль. — Не ври, глиста!

Рука у Адольфа была длинная, и за «глисту» Пауль немедленно получил через стол сильный удар в нос.

Оба сцепились, нанося один другому удары кулаками и тяжелыми сапогами. В драку ввязались другие: одни — на стороне Пауля, другие — на стороне Адольфа. И вскоре всеобщая потасовка приняла угрожающие размеры.

Драка прервала длинные рассуждения Шакуна о русской зиме, и он заинтересованно стал наблюдать за ходом сражения.

— Павел, разними их! Что тебе стоит с твоей силищей! Расшвыряй их в разные стороны. А то они еще порешат друг друга!

— Что ты, Федор, разве можно нам лезть в их дела. Они — немцы. Ты как хочешь, а я уйду от греха. — И Борщенко, опасаясь нежелательных осложнений, вышел в соседнюю комнату, наблюдая оттуда, как озверевшие немцы наносили друг другу здоровенные удары.

Шакун не выдержал. Он подскочил к наседавшим друг на друга Адольфу и Паулю и завертелся около.

— Пауль, Пауль, что ты делаешь! — выкрикивал Шакун. — Адольф! Ну зачем ты!

— Да ты что суешься к нам, русская свинья! — обернулся рассвирепевший Пауль, и Шакун получил от него меткий удар в зубы. Искры посыпались из глаз Шакуна. Он отлетел в сторону Адольфа и получил от того новый удар — в ухо. Обалдевший Шакун свалился к ногам Пауля, под быстрые удары его кованых сапог.

Несколько минут немцы нещадно дубасили взвывшего Шакуна кулаками и ногами, пока, наконец, он не сумел подкатиться под чью-то койку.

Борщенко, наблюдая за побоищем, заметил, что дерутся немцы по-своему, по-немецки. Все они не щадили физиономии противника, но в то же время обегали столы, боясь их опрокинуть. И даже табуретки, разбросанные по комнате, были перевернуты случайно, при падении немцев, сбитых с ног.

Драка прекратилась мгновенно с появлением оберштурмфюрера Хенке. Видимо, ему позвонили, и он явился на место происшествия самолично.

Всех пострадавших немедленно отправили в лазарет, который, кстати, был рядом.

Шакун успел добраться до своей койки и прикладывал лезвие ножа к огромной шишке на лбу. При появлении Хенке он встал и вытянул руки по швам.

Пока Хенке выяснял причину драки и кто ее затеял, из лазарета сообщили, что четверо на несколько дней останутся там. Остальные пострадавшие после обработки постепенно возвращались в казарму, залепленные пластырными лентами.

Хенке не на шутку, встревожился.

Война на Восточном фронте до предела выжала людские резервы Германии. Армии на Востоке ощущали постоянную нехватку в живой силе, таявшей под все нарастающими ударами русских. Здесь, на далеком островке, ресурсы охранных частей тоже были ограничены. И вдруг сразу выбывают четыре единицы! И хотя все пострадавшие обслуживали «западников», где было спокойнее, чем у русских, такой урон был чувствительным.

Тут Хенке увидел стоявших у своих коек Шакуна и Борщенко.

— Это еще что такое? — грозно спросил он, подходя ближе и разглядывая распухшую физиономию Шакуна. — Неужели ты посмел ударить кого-либо из них?…

— Нет, господин оберштурмфюрер, я пробовал их разнять.

— А-а-а, ну это другое дело, — смягчился Хенке. — Кто же это тебя так разделал?

— Пауль и Адольф, господин оберштурмфюрер, — виновато отрапортовал Шакун.

— Молодцы, здорово обработали! — похвалил Хенке и перенес свое внимание на Борщенко: — А ты не пробовал разнимать?

— Нет, господин оберштурмфюрер! — ответил за Борщенко Шакун. — Он и меня останавливал, да я по глупости не послушался.

— Постой, постой, — вдруг вспомнил Хенке. — Ты, Брагин, говорил мне, что среди моряков с тобой было трое своих, власовцев. Живы они еще?

— Павел, докладывай! — заторопил Шакун, переводя вопрос Хенке.

— Так точно, господин оберштурмфюрер, пока еще живы! — отрапортовал Борщенко. — Затаились. Они мне докладывают, что там делается.

— Ага… Это хорошо. А если забрать их сюда? Пусть послужат в охране.

— Павел, докладывай! — снова заторопил Шакун. — Плохо только, что не останется там моих глаз.

Борщенко коротко подумал и решил:

— Одного там надо оставить, господин оберштурмфюрер! А двух можно взять. Только их нельзя наряжать в охрану к русским. Их там сразу прикончат. А к западникам — вполне можно.

— Именно к западникам и нужно, — согласился Хенке. — А как их фамилии?

— Силантьев и Пархомов, господин оберштурмфюрер!

Хенке вытащил книжку и записал.

— Явишься сейчас в комендатуру! Я выдам распоряжение, а ты немедленно отправляйся в лагерь и выведи их из бараков. А завтра утром, к десяти, приведи ко мне!

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!

— А они тоже говорят только по-русски?

— Они знают немецкий, господин оберштурмфюрер!

— Видишь, Брагин, они понимали, что немецкий язык им будет нужен. А ты — никак. Приказываю тебе учиться!

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер! Разрешите поставить их койки рядом с моей. Они мне помогут.

— Хорошо!

Хенке тут же распорядился приготовить койки.

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая