L.E.D. (СИ) - "Illian Z" - Страница 60

— Ну…

— Брось, — полукровка улыбается, — спасибо. Я как его увидел, чуть сам в морду ему не вцепился, но у тебя лучше получилось.

— А зачем он приехал?

— Сюда или вообще?

— И так, и так.

— Сюда — его твой ангел с сестричкой наладили по верному адресу, примчался пулей, как только дорогу нашёл? А вообще — опомнился. Стукнула его любовь неимоверная, — полукровка грустно усмехается.

— А я всех женихов у тебя отбил, — развожу руками.

— И правильно сделал. Пойдёшь со мной?

Показывает жестом «покурить», очень дёрганым и трудноидентифицируемым, но я догадался.

— А что, мне ничего не будет?

— Не-а, — Бек соскакивает на пол, — он без претензий. Починили его немножко. Пусть знает. Так, накинут тебе недельку усиленной терапии.

Сменные ночные санитары в коридоре поглядывают на меня неодобрительно. Естественно, предупреждены. Но я не собираюсь больше так срываться. «Никогда?» — насмешливо спрашивает змея, снова получившая собственную волю и голос. Мне нечего ей ответить.

В курилке всё так же, как и всегда — темно, холодно, спокойно. Закуриваем.

— И что теперь?

— А что-то поменялось? — осведомляется полукровка.

Мы любим говорить здесь, так можно не прятаться, нас не выдадут ни лица, ни глаза. Только голос. И он Бека подводит.

— Наверное. Так чего именно ему было нужно?

— От тебя? — полукровка пытается улизнуть от темы. — Поздороваться хотел, спросить за жизнь. А ты его в снег вколачивать. Не-хо-ро-шо. Плохой мальчик!

— Да уж, не хороший. От тебя ему что нужно? — спрашиваю уже напрямую.

— От меня ему нужен я, — вздохнув и сделав затяжку, произносит Бек. — Совесть его заела, одиночество, любовь — я хуй знаю. Хотел меня с собой забрать.

— Ты не рад?

— Ты тупой, — утверждает полукровка. — Нет, блядь, я прискакал к нему на задних лапках, кинулся на шею. Еби меня, я весь твой? Так?

Сплёвывает. Затягивается глубоко, до треска. Отходит от окна в угол, потом возвращается.

— Послал я его на все четыре стороны, и ветер попутный в жопу наладил, — цедит сквозь зубы. — Не нужен он мне. Не прощу. Проживу.

И я понимаю, что он врёт. Не мне, самому себе. Пытается доказать, что этот выбор — верный.

— Ты бы с ним уехал, — присаживаюсь на подоконник, выпускаю дым в сторону потолка.

— Может, это звучит смешно, — тихий голос из темноты, — но у меня осталась гордость.

Молчим. Загасив окурки, поджигаем новые сигареты.

Гордость. Надо же, как. Казалось бы, откуда она у того, кто шлюха с семи лет, по чужой и собственной воле. Но он всегда — будто посмеивался над остальными. Можно взять его тело, испачкать его, изувечить, если вы — стая бешеных собак, но душу его вам никогда не изгадить. Есть в нём что-то, напоминающее не пресловутый стальной стержень, а, скорее, ивовый прут — гнётся, как пожелаете, но сломать — задача непростая, не всем под силу.

Он, на самом деле, полностью распоряжается своей жизнью — как её ведением, так и прекращением. Больше — ни крупицы страха, ни грамма — отчаяния.

Сейчас курящий рядом Бек — уже не изломанная безвольная кукла, уже не просто подстилка. Гибкий зверь, который чётко осознал, чего хочет. И я теперь боюсь с ним сближаться. Боюсь… полюбить его. Как равного себе, как того, кто носит в себе дикое животное, как и я. Раньше я замечал лишь проблески, но теперь отчётливо чувствую его присутствие.

Бек вскормил и приручил его так же, как я свою змею, возможно, сам того не осознавая. И теперь он — безумно опасен. Смертельно-красивое оружие, которое к своим длинным и стройным ногам может положить половину мира, если захочет.

И проскакивает, проскакивает мысль, замешанная, скорее, на безумном желании, чем на здравом смысле — а что, если сделать его своим? Подчинить? Обладать? Нет, змея. Я — не его уровень. Это он будет владеть мной, он сам подчинит меня почище ангелочка. Он разрушит меня и сожрёт. Птица-змееяд. Гаруда.

— Хочешь, я составлю тебе компанию на ночь? — спрашивает он беззаботно-весело.

— С чего это вдруг?

— А с чего ты решил, что у нас будет секс? Пошли, — хлопает меня по плечу, уходя.

Тушу окурок, плетусь следом. Если он не собирается со мной спать, для чего вообще всё затевается? Мне непонятно.

— На.

В комнате Бек протягивает мне яблоко и несколько леденцовых конфет, извлёкши их из кармана жестом фокусника.

— Ты ж сегодня без ужина, ещё и печеньки воруешь!

— Откуда ты…

— Сэм сказала, — пожимает плечами полукровка.

— Она что, разговаривает? — изумляюсь.

— Да, — усмехается Бек, — но не с тобой. Ешь давай, а то сдохнешь.

Беру яблоко, надкусываю, бормочу:

— Вечно ты заботишься о моём пропитании.

— Ты ж умрёшь от голода, бедненький, — шутливо воркует Бек. — Скорее бы тебя уже с рук сбыть.

— Куда ты меня собираешься продать? — плюхаюсь на койку рядом с полукровкой.

— В бордель. Не, ну а что?

— Я своей рожей и шлюх, и клиентов распугаю.

— И то верно, — усмехается, — а бесстрашным носы ломать будешь. Лучше ангелочку тебя отдам обратно.

Мрачнею. Не хотелось бы, чтобы Бек затрагивал эту тему. Блядь, даже к нему Чар из своего сраного Эдинбурга вернулся, через полстраны, а мне даже не звонят. Заслуженно, но обидно так, что змея внутри стягивает кольцами, душит.

— Не возьмёт, — выплёвываю я резко, давая понять, что не собираюсь это обсуждать.

Но Беку обязательно надо поковыряться в этой теме, раз уж я выспрашивал его о Чаре.

— Не говори глупостей, — полукровка дотягивается до выключателя, комнату настигает мрак.

— Ты правда так думаешь, или просто хочешь меня поддержать?

Молчит. То-то же. Как ему можно быть уверенным, если даже я — не знаю? Хотя нет. Знаю. Мне подсказывает змея. Только не хочу это признавать.

— Сбывается то, во что ты веришь.

— Ещё ни разу ни у кого не сбылось. Так же абсурдно, как и верить в то, что твой Чар вернётся ещё раз.

Молчит, ворочается.

— Ты ко мне только за этим пришёл? Покормить и позлить? — толкаю его в плечо.

— Если хочешь, можем трахнуться, — злобно огрызается мне в ответ.

— Ты всегда решаешь свои проблемы сексом! Что тебе нужно? — разворачиваю полукровку лицом к себе, хотя почти не вижу его очертаний.

— Можно, я просто здесь побуду? Не хочу быть один, — тихо и неохотно вымучивает из себя парень.

Всё же я чёрствая и бессердечная сволочь, толстокожая и нечуткая. Эгоистичная. Не задумался о том, что Беку может быть тоже одиноко и плохо, что приезд Чара его расстроил, раздёргал, выбил из колеи. Что он в смятении.

Обнимаю, прижимая к себе, но как ребёнка или домашнее животное, аккуратно и ласково. Я сейчас ему нужен, и могу помочь безо всяких усилий. Полукровка сообразил, что до меня дошло, устроился поудобнее, уткнулся в плечо.

Когда-то несоизмеримо давно, в другой, не испорченной и не сломанной мной же жизни, вот так же точно у меня на плече спал птенчик, моё величайшее сокровище. Теперь уже — не моё.

Сейчас мысли, перетекая из сознания змеи, где рождаются, становятся острыми, причиняющими боль не хуже драконов. Что делать, если он откажется от меня? Или, ещё хуже, так и будет молча избегать месяцы, годы, всегда? Пока я не увижу его с другим или, на худой конец, с другой?

И ещё более острая мысль, тысяча ножей, впившихся в душу. Если уже не нашёл. Он же, на самом деле, тоже был одинок, и легко пошёл за тем, кто приласкал его, полюбил… чтобы потом изнасиловать.

Может, он уже привязался к кому-то, как собачка, которая, если её погладить, будет бежать за тобой до самого дома, пока ты не захлопнешь дверь перед её носом, а потом побежит за следующим прохожим, следующим…

Мы все — такие одинокие. Так цепляемся за крупинки тепла, за всё то, что можно принять за искренние чувства. И всё, что я пытался дать своему птенчику, со стороны — любовью-то и не назвать. Я не умею любить. Не научен. Не знаю, как. У меня ничего не получилось. Как ребёнок, выросший со зверями, никогда не станет человеком, так и я, не любимый, не могу любить.