Выбери любимый жанр

Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная - Страница 17


Изменить размер шрифта:

17

       – Подожди, Кипр Иванович, ты сейчас о чем? – Кондрат ощутил, как прилив ярости ударил в виски. – Ты что, меня за психа держишь? Да вы что, все меня за психа считаете? Че за бред! Ты был на месте! Сам просил Стаса в контору отвезти, а утром говорил, заберешь. Ну не уследил, с кем не бывает. Разумов, я не псих!

       – Да, прекрати, ты орать! – беззлобно, тихо прошипел капитан. – Вечером посидим, поговорим. – И раздались короткие гудки.

       Кондрат положил трубку на аппарат. Верно, посидеть, выпить. Не просто выпить, напиться до чёртиков, и забыть все события прошедших дней.

А чего он, правда, так всполошился из-за этого Стаса? Он его знал всего несколько часов. Что ему до неизвестного парнишки? А то и дело. Если закрыть глаза на Стаса, значит на всё нужно закрывать глаза. Нельзя так: одно забыл, а второе помнит. Не получается, всё в одной папочке должно быть. Одним файликом. Всё это ниточкой тоненькой связано и в голову Лешему заложено. Не может он отполовинить чего-то там или кого-то. Нет Стаса, нет синего света. Нет синего света, значит, и рассказа старушки из киоска нет, да следом и надписи в психушке, и странного поведения охранников и Семёна, и посёлка Дивного. Да, кстати, Дивное. 

       «Не забыть вечером, обязательно заглянуть к Любовь Тихоновне». Кондрат свистнул устроившейся на диване Тайре и вышел, хлопнув дверью.

       Мимо пронесся запыхавшийся Степка. На ходу кивнул и пропал за углом. Кондрат поправил пиджак, накрутил поводок на руку и направился к выходу.

       – Тебя Фархад спрашивал, просил зайти, – выкрикнул из дежурки Семён.

       – Сделай вид, что не видел, – ухмыльнулся ему Кондрат и вышел на улицу. 

       Начинался ветер, пронизывающе холодный. Застегнув куртку, Кондрат направился к дороге и махнул проезжающей мимо машине. Через пять минут вышел в микрорайоне Крайский. Ветер усилился. Ветви деревьев стряхивали оранжево-желтые листья, и с шелестом несли по тротуару. На сером небе ни малейшего проблеска синевы. Вот она, осень! Перепрыгивая вчерашние лужи, Кондрат забежал под козырек нужного подъезда. Уверенно нажал кнопку. Швейцар – парень с хамоватым грубым голосом, ответил тут же: 

       – Я же вам вчера сказал…

       Кондрат привычным движением открыл перед экраном домофона красную корочку, хлопнул ею закрывая, и спрятал в карман. Не прошло и нескольких секунд, щелкнул замок, скрипнула, открываясь, дверь:

       – Сразу бы так, – без капли вины, зевнул в лицо Кондрату швейцар – здоровенный детина. Хотя, другие в таких домах и не водятся. – А то ходят тут разные, – пробасил детина. – А спрос с кого? С меня, – пропуская, почесал он затылок. – Ты майор того… без обид…

       – Без обид, – согласно кивнул Леший, входя в просторный холл и втягивая за собой Тайру. Огляделся. В прошлый раз, когда умерла Стогина, времени рассматривать интерьер не было, да и желания, собственно, тоже. А посмотреть было на что. Чистенький подъезд, с евроремонтом, с белыми рамами окон, на которых красовались, все как на подбор, одинаково-глиняные горшки с зелеными насаждениями. Ковер на весь холл, и серый коврик у входа – для ног. У лифта, по сторонам створок, пальмочки, прям какой-то буржуазный пафос. Картины на стенах, неизвестные, но красивые – кони, природа. Тяжелая бронзовая статуя огромной кошки с поднятым вверх хвостом, у ступеней, в ногах кошки снова же горшки с цветами. И тепло. Слишком тепло. Значит, уже топят, а ведь на улице никак не меньше пяти градусов. Но… хозяин-барин. В данном случае навряд ли жители этого домика станут терпеть хоть какие-то малейшие неудобства. 

       – Что вы знаете о личной жизни Стогиной Катерины? – спросил Кондрат, открывая тяжелую бронированную дверь в комнатку швейцара, рядом красовалась высокое окошко.

       – О жизни кого? – не расслышал парень, присаживаясь на высокий стул у окошка и приглашая Лешего присаживаться у стола. – Вы это, собачку подальше посадите. Я знаете с собаками не очень. 

       Кондрат огляделся, отвёл Тайру в холл и зацепил поводок за хвост бронзовой кошки.

       – Стогина Катерина, здесь проживала? – повторил Леший, вернувшись назад в комнатенку швейцара, внутренне ожидая услышать, что и этот бугай, никакой такой Катерины не знает и слыхом о последней не слыхивал. Детина пожал плечами и с минуту сосредоточенно молчал. Кондрат даже видел, как вздулись вены на висках.

       – Да, что я знаю… – наконец протянул швейцар. – Ничего, собственно, и не знаю. Вроде как бизнесом занималась. Да они здесь все бизнесом занимаются. Но знаете, мне мало верилось. Как-то выглядела она, ммм… – швейцар почесал затылок, подбирая слова. – Знаете, я ж в пограничных служил, глаз наметан. Бизнесом от неё и не пахло. Не такие, бизнес-леди! А вот выправка… – он снова смолк и задумавшись посмотрел вверх на тусклую лампочку, с трудом освещавшую небольшую комнату. 

       – Что с выправкой? – нарушил думы бугая Леший.

       – Может, видели, по телевизору показывают всех этих злачных бизнес-барышень, – он выпялил грудь и сморщил нос. – Глаза холодные, лица наглые – никого кроме своего круга не видят. А смеются как? Сквозь зубы. Таким с утра: «Доброе утро!». А она даже головы не поведёт. Куда уж! Бизнес – леди! И всё равно, сама ли она чего-то там достигла, папенька расстарался или муженёк подсобил. Все, одного поля ягода. Так вот, Катерина Фирсовна, совсем не такая была. Всегда в брюках и длинных кофтах. Никаких костюмов. Волосы в хвостик соберет, глаза узкие, пристальные. Но не злые. Наоборот смотрит, как будто жалеет. «Добрый день! Добрый вечер!», – всегда первая скажет. Строгая. И как всё в одной уживалось. Однажды входит: «Здрасти, Игорь». И посреди холла встала. Смотрит на меня внимательно: «Вы бы, – говорит, – книжку то убрали, и внимательней за пришлыми следили. Тем более что книженция то, не Бог весть какая, бульварная. Толку от неё для развития нет, а внимание отнимает. А вы здесь именно для последнего». 

       Вот такая она была. А ведь я книжку под столом держу, а увидала.

       – А книжка и, правда, бульварная? – полюбопытствовал Леший.

       Швейцар покраснел.

       – А что из того? В литературе то, что главное, чтобы интерес был, чтобы с сюжетом… Глаз у неё острый. Говорю, на некой службе она была, возможно, тайной. Потому как разговоры о себе не вела и жила более чем скрытно. Уезжала часто. Надолго. Животных не заводила. А это для одинокой женщины странно, когда постоянно одна.

       – Постоянно? – внимательно посмотрел на бугая Леший. – А как же тот паренёк, что в последний раз с ней приехал. Его вы когда-нибудь видели?

       – Так впервые и видел! С утра они приехали, часиков в десять, не раньше. Катерина Фирсовна поздоровалась, а паренек только головой кивнул. Странный такой, словно не живой, вялый какой-то, идёт, ноги волочит. Я тогда подумал – пьяный или обкуренный и где такого Катерина Фирсовна подобрала. Но, не мое дело вопросы задавать. В квартиру они по лестнице поднялись. Катерина Фирсовна, вообще, чаще пешком, лифтом редко пользовалась. 

       – Зачем ей? – подметил Кондрат. – На втором этаже живет.

       – Э, нет, – усмехнулся швейцар. – Здесь, знаете, какие субъекты живут? Со второго этажа спуститься, лифт гонят. Катерина Фирсовна, единственная со своей площадки пешком ходила. А остальные жильцы все в кабине ездили. Стоять, ждать будут дольше, чем подняться по ступеням, но пешком не пойдут. Вот такие у нас здесь люди.

       – Так что там с пареньком? – прервал детину Кондрат.

       – А что с ним? Странный. Еле шел. Я сразу подметил, неадекватный. Поднялись они, минуты четыре прошло, как он завопит, Я вскочил, когда бежал об энту кошку, – он кивнул на бронзовую статую, – споткнулся. Додумались, поставить животину у самой лестницы. Короче пока встал, поднялся по ступеням, там уже соседка была. Паренек тот у выхода сидел, что-то невнятное про свет бормотал. Прямо с квартиры в полицию позвонили.

17
Перейти на страницу:
Мир литературы