Сквозь инферно: За инфинумом забвения (СИ) - "Стефаний" - Страница 15

Больше всего он дорожил воспоминаниями, которые врезались в его память на всю жизнь. Парень не мог забыть первой тренировки, когда валясь с ног и умывшись потом, он с остальными прошёл три раза полосу препятствий, а потом выслушивал гневные поучения от Ремиила, яростно убеждавшего, что их результаты худшие. А потом Азариэль попал, словно в безумно кружащийся водоворот событий, что захлестнул его на два года. Магические практики, уроки истории и риторики, бесконечные дуэли на деревянных мечах и топорах и изматывающие тренировки, и несколько километровые пробежки по плацу каждый день слились в один единый вихрь событий, из которого было трудно что-то вычленить, оставались лишь навыки на уровне инстинктов, которые в них и прививали. Обычно, к полудню его кожаные доспехи становились буквально тёмными и тяжёлыми от пропитавшего их пота. А руки и ноги болели от дикого напряжения, и вся физическая активность практически сходила на нет.

Это были самые трудные два года в его жизни, за которые ему ни разу не удавалось выйти за стены цитадели, что стали грозной и мрачной чертой между прошлой и нынешней жизнью. Указами Регента, было воспрещено неофитам покидать цитадель до их первой инициации в Рыцари, Маги или иную структуру, в которые появится желание пойти. Это делалось для того, чтобы сберечь души неофитов, оставить их в чистоте и не подвергнуть их искушению зла.

Но была и масса положительных моментов, что прекрасной отрадой легли на душу юноши, хоть как-то обогревая его постепенно черствевшее сердце.

Азариэль сумел со всеми неофитами подружиться, став надёжным приятелем буквально для всех, а дружеские узы со старыми знакомыми стали ещё крепче.

Во времена обучения с профессорами юноша показал, что он сведущ во многих науках, благодаря чему сумел попасть в состав членов нижнего научного совета при Академионе. Однако, несмотря даже на своё происхождение он был абсолютным профаном в искусствах магии, показав, что искусным магом ему никогда не быть. Но это не помешало ему занять достойное положение в нижнем научном совете, который занимался независимой научной деятельностью, главной целью которого было наставление неофитов в их самостоятельном занятии самыми различными науками.

Ещё одним прекрасным моментом в жизни парня было то, что он сумел найти общий язык с некоторыми слугами Ордена. У него появились прекрасные знакомые среди крестьян и прислуги цитадели, заведя с ними поистине приятельские отношения.

Хоть жизнь в Ордене не была лунным сахаром, став воплощением тяжелейших невзгод и лишений, помешанных на изматывающих тренировках и труднейшем обучении, но благодаря маленьким радостям и приятному общению его душа не становилась мрачной и чёрствой, как бы, ни склонялась к этому.

А поводов к бессердечию было множество от изматывающего графика, до разрушающих рассудок ментальных испытаний, которые учили стоически противостоять самым отвратительным кошмарам Тамриэля, способные сломать волю любого гражданина империи. Но самый страшный среди них был недуг, пожиравший сердце Азариэля изо дня в день, не дававший ему покоя. Несколько могущественных магов, проводивших практики, отводя в сторону юношу, предупреждали парня, что враг может использовать эту слабость против него самого, что станет опасной прорехой в его ментальной защите. И каждый день, данный Акатошем, Азариэль проводил в бесконечной войне с болезнью, от которой не был никто не убережён, которая возможно была страшнее даже корпруса. Он просто изнывал от всепожирающего и угнетающего его разум чувства к Аквиле. Юноша не в силах был остановить ту энтропию, что распространялась подобно раку, ползущему по его душе. Сам великий кодекс запрещал проявлять любые чувства к другим членам, ибо враг мог обратить их против Ордена, что ставило под угрозу безопасность самого Тамриэля.

Внезапно размышления Азариэля, что даже приглушили звук плеска фонтана, прервал подошедший к нему друг.

– Привет. Опять размышляешь о жизни? – Улыбаясь, спросил друг.

– Да. А что ещё тут я могу делать, а Ахмат? – Легко ответил вопросом на вопрос ему Азариэль, тоже исказив губы в лёгкой улыбке, натянутой, словно сквозь боль.

– Кстати, ты, когда ты собираешься доделать доклад по доимперской истории? – Заинтересованно спросил Ахмат.

– Списать хочешь? – Саркастично спросил юноша.

– Да что ты. – Возмущённо ответил ему редгард, но неожиданно вкрадчиво продолжил. – Всего лишь хотел взглянуть на основные положения.

– Хах. – Негромко усмехнулся эльф. – Не знаю, у меня ещё проблемы с магической теорией, не говоря уже о практике, так, что тебе самому придётся основные положения делать. – Весело ответил на скрытый намёк Ахмата парень. – А доклад я всегда успею сделать.

– Это бравада или гордыня? – Наигранно начал друг. – Разве ты не помнишь слов дядюшки Гюнтера. – «Гордость есть отвратное чувство, способное погубить вас в схватке с самыми отвратными слугами тёмных сил, что потянут за эту ниточку и размотают вас как клубок ниток». – И после акции театрально–шуточного воспроизведения одного из профессоров бесстрастно констатировал. – Мда, а с историей у тебя всё было хорошо, я бы сказал прекрасно.

– Прошу, хватит этой сухой лести. – Исказив лицо в гримасе секундного отвращения, парень решил сменить тему. – Лучше скажи, ты сегодня идёшь на наше философское обсуждение? – Спокойно вопросил Азариэль.

– Не знаю, у меня много дел. – Немного с толикой печали в голосе ответил редгард.

– Да у тебя всегда много дел, и не все они важные. – Возмущённо начал юноша. – Не забывай, ты в нижнем научном совете Академиона. И ты должен был хотя бы участвовать в его делах

– Не забуду, как туда попал. – Сказал Ахмат, стараясь уйти с неудобной для себя темы.

– Ты туда попал лишь по счастливому стечению обстоятельств, так что не обольщайся насчёт этого и не смей уходить с темы. – Поняв мотивы своего друга, грозно и напористо стал говорить Азариэль, желая получить внятный и чёткий ответ, за что его бы и похвалил Ремиил. – Так ты идёшь сегодня на философское обсуждение?

– Не знаю. – Последовал недовольный ответ. – Говорю же, много дел. Да и к тому же самому придётся делать доклад.

– Ничего. Может из тебя что–то хорее выйдет. – Саркастично заключил Азариэль.

– Ох, лучше вспомни свою сегодняшнюю боевую подготовку. То–то ты был не столь празднословен. – С толикой обиды, но стараясь всего лишь по–дружески поддеть парня, сказал Ахмат.

– Конечно, как такое забыть, когда тебя на дуэль вызывает сам паладин. Ладно бы это был простой рыцарь, но натренированный до совершенства воин, владеющий с неповторимым мастерством клинком, это был явный перебор. – Недовольно, потирая бок, высказался Азариэль.

– Да ладно тебе. – Праздно начал Ахмат. – Первые секунд десять ты явно доминировал. Но потом…ну подумаешь, он перекинул тебя через плечо, предварительно выбив меч. Каждый бы проиграл паладину.

– Но из-за поражения Охтхере заставил меня преодолеть полосу препятствий два раза. Чтобы я: «стал более устойчив и силён, раз слаб в магии».

– Вот вы где! – Прервала разговор друзей, наполненная гневом и нетерпимостью, яростная реплика. – Нечего прохлаждаться у фонтана. Нужна помощь в архивах. Ахмат займись этим. – Не унимая гневного тона, приказал рыцарь.

– Да, господин Сафракс! Покорно и с толикой повинности отведя взгляд от зелёных глаз рыцаря, ответил Редгард, не желая даже смотреть в лицо приказчика.

– И, да я всё-таки возможно приду на вечернее обсуждение. Тихо сказал Ахмат, стараясь, чтобы высокий черноволосый бледнокожий нордлинг с острыми чертами лица его не услышал.

– Давай, вперёд, недофилософ! – Громким и недовольным голосом сказал Сафракс, стараясь как можно быстрее неофита пристроить к делу.

– Теперь ты. – Указав пальцем уже более спокойно начал рыцарь. – Ты уберёшь трапезную.

– Один? – Удивлённо спросил Азариэль.

– Конечно же, нет, тебе помогут брат швабра, и брат тряпка. – С гневным сарказмом пояснил Сафракс, однако, более вкрадчиво продолжил. – Но это потом, а теперь ответь мне на очень важный вопрос: Что ты знаешь о таком внутреннем обществе в нашем Ордене, как «Новая ложа»? – При этом голос рыцаря стал более жёстким и суровым, смешанным с хладностью, а в его глазах читалась решимость узнать правду вкупе с пламенной праведной яростью.