Человек смотрящий - Казинс Марк - Страница 25

Айван – сводчатое входное помещение – покрывают блестящие глазурованные изразцы, расписанные в технике хафт-ранги, что означает семь цветов, в числе которых персидская синь, бирюзовый, черный, белый и золотой. Небесная синева отзывается в самом глубоком из оттенков синего. Стрельчатая форма айвана перекликается с плоским и богато украшенным фасадом собора Парижской Богоматери. Айван гордо возвышается над двухъярусной аркадой со стрельчатыми арками. Следуя по ним взглядом, обнаруживаешь, что ритмический рисунок повторяется на каждой из четырех сторон, словно четыре собора Парижской Богоматери стоят, повернутые фасадами друг к другу. Но стоит войти во внутренний двор, как отражение в бассейне удвоит их число, сделав из четырех стен восемь, и в воде замерцают сине-золотые блики. Все 18 миллионов кирпичей и 475 тысяч изразцов призваны создавать акватическую иллюзию. Здесь вы увидите стихи из Корана и описание пяти столпов ислама (молитва, милостыня, исповедание веры, пост и паломничество), однако традиционность словно сочетается с модернистской эстетикой. Мечеть – это цветовое поле, напоминающее забрызганные краской холсты Джексона Поллока или медитации Ива Кляйна. Такие места, как это, вызывают ассоциации с мистическим направлением ислама, суфизмом.

Опираясь на традиции исламской архитектуры и сделав акцент на утонченности и простоте, зодчие сумели создать зримое воплощение божественного равновесия и гармонии. Их целью было скорее воздействие на разум, чем на эмоции. Строгая геометрия и ограниченная цветовая гамма, отсутствие фигуративного декора создают ощущение, что за стенами мечети город с его будничной суетой исчез или умолк.

К прочим аспектам урбанистического мировосприятия, о которых мы говорили выше, следует добавить стремление укрыться от суеты в тихом уединенном месте, где можно без помех предаться созерцанию. В городах, строившихся в короткий срок, таких как, например, Бразилиа, столица Бразилии, пространство было заранее спланировано, и первоначальный проект воплощался с минимальными изменениями. Но в большинстве городов случайность, непредсказуемость и особенности повседневной жизни разрушают визуальную чистоту любого первоначального замысла, и нас захлестывает поток противоречивых впечатлений – каждая эпоха, стиль, социальный статус требуют нашего внимания. Это прежде всего результат характерной для древних городов скученности, хотя то же самое можно наблюдать и сегодня.

Некоторые города словно существуют вне времени. В качестве примера возьмем кадр из японского фильма «Бледный цветок».

Как это не похоже на синее небо, саванну и даже мечеть Имама. Лишь три деревца затесались в бетонные дебри города Иокогамы. Здесь нет пустого пространства. Все со всем спорит за наше внимание. Передний и задний план совершенно равнозначны. Смотрим ли мы на арку в конце моста, или на людей, идущих по направлению к нам, или на машины слева, или на зашторенное окно справа, или на пересекающие кадр электрические провода. Столько всего нужно сразу охватить взглядом!

«Бледный цветок», Масахиро Синода / Bungei Production Ninjin Club, Japan, 1964

Некоторые разновидности бетона использовались в строительстве начиная с 6-го тысячелетия до н. э.; римляне стали добавлять в бетон конский волос и вулканический пепел и возводили из него такие конструкции, как крыша римского Пантеона. Пластичность бетона позволяла придавать зданиям новый облик. По сравнению с европейскими азиатские города перенаселены, в них все спрессовано и многослойно – это квинтэссенция урбанизма. Немного освоившись в суматохе этой рукотворной среды – в ее движении, мельтешении, акцентах, – наши глаза иногда вдруг цепляются за кого-то из трех десятков прохожих, попавших в «кадр», и мы пытаемся представить себе, кто этот человек и куда он держит путь. Объектов в нашем поле зрения столько, что глаза разбегаются, а кроме того, мы видим здесь и некие идеи. Арка – это граница: проходя под ней, жители оказываются в другом районе. Дома, которые смотрят на реку и три несчастных деревца, могут похвастаться «видом». Природа вытеснена за пределы города, туда еще нужно добраться. Перекресток путей-дорог демонстрирует, что город спланирован так, чтобы по нему можно было передвигаться в разных направлениях и с разной скоростью: вот неторопливый пешеход, вот автомобилист, вот лодочник, который привез в город товары и развозит их по лавкам, – все они сосуществуют в едином пространстве. Город не делится на зоны в соответствии со скоростью движения. Японский город (судя по начальным кадрам, место действия – Токио, хотя на самом деле это Иокогама, узкие улочки которой больше походят на лабиринт) дополняет наше представление об урбанистическом пространстве. К драматичному напряжению, сутолоке, жестокости и умудренности добавляется хаотичность и синхронность.

Режиссер Масахиро Синода утверждал, что фильм «Бледный цветок» создавался под влиянием «Цветов зла» Шарля Бодлера, и мы еще поговорим о том, каким виделся город поэту, когда окажемся в XIX столетии. А добравшись до двадцатого, полюбуемся на высотные здания. Все города, прежде чем они возникли, существовали в чьем-то воображении. С функциональной точки зрения не было необходимости строить такие немыслимо великолепные ворота Иштар в Вавилоне. Или придавать Багдаду форму круга. В каждом случае форма и пропорции были сперва увидены мысленным взором, а потом претворены в жизнь.

Следовательно, в момент своего зарождения город – всегда проект будущего. В 1927 году будущее представлялось таким.

Это кадр из фильма Фрица Ланга «Метрополис». Между зданиями летают аэропланы, между верхними этажами переброшены пешеходные мосты. Метрополис не менее суетливый и разнонаправленный, чем любой японский город, с той лишь разницей, что суета эта поднялась в небо. Сама жизнь обрела, кажется, воздушную легкость. Однако фильм Ланга, повествующий о жесткой иерархии городского общества, снят в жанре научно-фантастической антиутопии. Это история о нещадной эксплуатации и восстании рабочих. Героиня в какой-то момент предстает в образе вавилонской блудницы, а кабаре, где она танцует, называется «Ёсивара», как токийский район красных фонарей. Метрополис вобрал в себя древние города, японские мегаполисы и модернизм.

«Метрополис», Фриц Ланг / Universum Film (UFA), Germany, 1927

Все ясно – город будущего, фантастическое видение, кинематографическая греза.

А вот и нет. Это Астана, столица Казахстана, построенная за каких-то двадцать последних лет. Горделивая, словно Багдад или ворота Вавилона, и точно так же обязанная своим процветанием коммерции, а именно нефтяным доходам. Задача Астаны – демонстрировать себя, поражать наш взгляд. Есть там и свой Белый дом с бирюзовым куполом и золотым шпилем. Дальше за ним стадион, похожий на птичье гнездо, и здание в виде наклонной чаши. Эту великолепную картину с двух сторон обрамляют массивные золотые конусы, в которых отражается окружающий пейзаж: башни должны окончательно сразить нас, если остальные чудеса не произвели должного впечатления. Крошечные, похожие на игрушечные машинки на переднем плане дают представление о масштабе. Мы чувствуем здесь величие древности, звучную ноту модернизма благодаря ультрасовременным материалам, красоту симметрии и легкий привкус Лас-Вегаса. Астана хочет, чтобы мы хотели ею любоваться. И разве она не преуспела? В этом «сложносоставном городе» есть что-то от будущего.

Президентский дворец в Астане © Cosmopol / Dreamstime.com