Санаторий «Сказка» (СИ) - "Олли Ver" - Страница 10

– Он мне изменил.

– Нет, – махнул блондинистой головой дворняжка. – Не изменял.

По спине пробежал холодок, в горле встал ком, но я сделала вид, что такой оборот беседы меня только забавляет. Почему-то я была совершенно уверена – покажи ему, что ты испугалась, и он загрызет тебя прямо здесь.

– Верно… – задумчиво протянула я. – Не изменял, – но все же не выдержала. – Откуда ты…

– Марина Владимировна, я обещаю, что все объясню позже, честно, – оборвал меня на полуслове Максим, глядя на меня серьезно и внимательно. – А сейчас мне хочется знать – почему?

Я смотрела на несовершеннолетнего парня и думала, как же можно в трех словах объяснить ему, что такое брак и каковы его подводные камни, да не те, о которых в каждой песне кричат, а те, о которых все подло умалчивают.

– Мы просто устали друг от друга, – наконец сказала я и сама не заметила, как меня понесло. – Это как… знаешь, ведь брак на самом деле – не круглосуточная любовь и нежности, и поверь мне, далеко не измена была для меня страшнее всего, а то, что день за днем, год за годом мы становимся друг для друга всё… прозрачней. Глупо звучит, наверное, но… не знаю… Мы ведь любили друг друга. Я замуж выходила, когда у него ничего не было, кроме трусов на заднице. Это потом мы начали обрастать имуществом, связями, деньгами, друзьями, но с самого начала-то… Сейчас он – важная шишка и неплохо зарабатывает, и мне бы ревновать его, как мужика к другой бабе, которая теперь живет с ним, а я завидую лишь тому, что у него тачка втрое дороже моей. В какой-то момент вы становитесь друг для друга настолько привычным элементом жизни, словно бы и вовсе перестали существовать. Становитесь невидимыми. И даже не раздражаете друг друга, а просто не замечаете. И из прекрасного любовника, друга и партнера он становится соседом. Просто мужиком, которого ты привыкла видеть в трусах. Он – и есть, и нет. Самое интересное, что ведь мы до самого развода спали друг с другом. И секс этот – пресный, безвкусный – я не забуду никогда…

Тут я опомнилась и заткнулась. Повернулась к нему и посмотрела на молодое лицо – он смотрел на меня, с жадностью впитывая каждое мое слово, будто я говорила ему о вещах настолько впечатляющих, что обезболивающее, превращающееся в наркотики под давлением, по сравнению с моим разводом – бородатый анекдот, который каждая шавка в подворотне знает наизусть.

Тут издалека послышались скрип открываемой двери и невменяемые голоса Вадика и Светки. Оказывается, пока я тут душу наизнанку выворачивала, центрифугу остановили. Низкий и рослый заглядывали в крошечную кабину, откуда раздавалось визжание и басистый смех. Эти двое требовали еще. Низкий повернулся к нам и спросил у Максима, можно ли еще. Максим кивнул и тяжелая металлическая дверь закрылась. Центрифуга снова начала набирать обороты.

Он повернулся ко мне:

– Значит, все дело в сексе? Ну, так почему бы не завести себе любовника?

– Не могу.

– Почему?

– Не знаю. Я даже подумать об этом не могу. Мне это кажется каким-то грязным, не знаю… Глупо звучит, но мне казалось странным прятаться и скрываться, как будто нам по десять лет, и мы играем в «казаки-разбойники». Стирать смс и звонки, прятаться по машинам и съемным квартирам. Мне противно. Хотя я не осуждаю тех, кому это нравится. Наверное, это – на вкус и цвет.

Тут я чувствую его взгляд на себе, как нечто осязаемое – он смотрит на меня так, словно прикасается ко мне, и под этим прикосновением я – словно голая. Я почувствовала, что краснею.

– Моя очередь задавать вопросы, – выпалила я, бросив быстрый взгляд на центрифугу, которая уже разошлась не на шутку. – Чьё это? – и я обвела взглядом все вокруг нас.

Максим сначала долго ничего не говорил и все смотрел на меня, задумчиво и серьезно, а затем словно опомнился.

– Что? Центрифуга?

– Нет. Вообще всё. Весь санаторий. Кому принадлежит «Сказка»?

– Одному человеку, который уже давно не живет в России.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Не ответ, – согласился Максим. – Но это все, что я могу Вам рассказать.

Мы замолчали, глядя друг на друга так, словно играли в покер, или какую-то другую игру, где требуется распознать блеф. Он рассматривал меня и о чем-то думал. Я же думала о его губах и скулах.

– Хорошо, – сказала я. – Тогда у меня другой вопрос – что написано у тебя на шее?

Тут Максим улыбнулся, и в глазах его сверкнула совсем не детская похоть.

– Для того чтобы ответить на Ваш вопрос, Марина Владимировна, мне нужно раздеться. А я не привык раздеваться перед теми, к кому я обращаюсь по имени отчеству и на «вы».

– Ладно, заинтриговал – теперь Марина и «ты». Показывай.

– А как же выпить на брудершафт и поцеловаться?

– Обойдешься.

Он засмеялся.

– Нужно со спины смотреть, иначе сложно читать, – сказал он.

Я обошла его. Максим всего на полголовы выше меня, но для того, чтобы прочесть надпись мне пришлось подойти совсем близко. Он расстегнул молнию толстовки, я подцепила пальцами ткань, которая хранила тепло своего хозяина, и отогнула ворот. И первым сработало не зрение, а обоняние – нагретый теплом тела, спрятанный под одеждой, аромат его тела вырвался на свободу и нежно окутал меня, пробираясь внутрь моего тела. Каким же пленительным был этот запах. Я привыкла к тому, что мужское тело, потрепанное жизнью, закаленное временем, пахнет ленью, скукой и алкоголем. Но крепкое, жилистое тело, чье тепло поднималось по моим пальцам, пахло молодостью, азартом и сексом. Внизу живота приятно защекотало, и я улыбнулась.

– Ты чего там улыбаешься? – тихо спросил он.

– Тебе-то откуда знать, что я делаю за твоей спиной?

– Слышу и чувствую, – ответил он с улыбкой.

– Не мешай, – снова улыбнулась я и услышала его смех в ответ.

«Господи, Марина, ему даже восемнадцати нет!» – подумала я и отогнала развратные мысли, сулившие мне если не срок, то несколько недель бессонных ночей и угрызения совести. Я дала себе мысленную оплеуху и посмотрела на шею.

«И началась самая увлекательная из охот…» – конец фразы прятался под воротником футболки. Я запустила палец за край и попыталась отогнуть её, но тут его рука легла на мою.

– Подожди, подожди…

Он повернулся ко мне – легкая тень самодовольной улыбки все еще оставалась на его губах, но уже была слабой, как еле уловимый запах сгоревшей спички в комнате, где горят свечи: – Ты не знаешь, чем заканчивается эта фраза?

Он все еще держал меня за руку и так внимательно рассматривал мое лицо, что мне стало неловко.

– Нет, – совсем тихо сказала я, становясь совсем маленькой под его взглядом. – А должна? Откуда это?

– Из книги.

– Что за книга?

– Не одна. Я лично знаю о трех книгах[1], где упоминаются эти слова, но вероятно подобные мысли можно встретить гораздо чаще.

– И чем же она заканчивается?

Тут он поднес мою руку к своим губам и медленно провел по ним подушечками моим пальцев. Я ощутила тепло его дыхания, и тут мое тело потянулось к нему – рука дрогнула, но не отодвинулась, продолжая гладить нежный бархат его губ, зрачки расширились, глаза вцепились в прекрасное лицо и беззастенчиво ласкали каждую линию, низ живота вспыхнул жаром. Я провела языком по пересохшим губам, он зеркально повторил это же движение и наклонился ко мне. И за мгновение до того, как наши губы соприкоснулись, в моей голове, словно стрелы, полетели мысли, ясные и четкие – я – взрослая женщина, он – несовершеннолетний и, по сути, еще мальчишка. Он манипулирует мной, а я ведусь, как безмозглая овца. Он прекрасно знает, на что нажать, а я позволяю ему делать это. Он играет моими желаниями, манипулирует инстинктами, а я веду себя как похотливая сука.

– Так… все, хватит, – тихо, резко выдохнула я и опустила голову вниз, пытаясь отступить, пытаясь сделать шаг назад, но он притянул меня к себе, запустил руку в волосы, прижимая мою голову к своему плечу и зашептал на ухо, тихо, быстро, обжигая дыханием мою кожу, прикасаясь губами к мочке уха и впадине на шее за ним: