История одного пета. Часть 2 (СИ) - Калинин Алексей Николаевич "lemex31" - Страница 12

От удара Татины о край клетки, тележку ощутимо качнуло, и из-за этого проснулся дремавший Кан. Он моментально оценил обстановку и внес свою лепту в веселую неразбериху. Так как добраться до рта Татины и заткнуть его уже не представлялось возможным, он дотянулся и ущипнул ту часть тела, которая была ближе к нему.

Татина, возмущенная таким надругательством над своей персоной, и убежденная, что все это затевалось ради щипка её филейной части, начала жестоко мстить.

Предусмотрительный Кан тут же слинял от изображавшей ветряную мельницу Татины в другой угол клетки. Я тоже не остался внизу, а птицей взмыл вверх и ухватился за перекрытие клетки, откуда, головой вниз, продолжал наблюдать за происходящим. Павел не успел ни смыться, ни взмыть и был награжден за свою нерасторопность мощным ударом ноги в челюсть.

Он, не менее красиво чем Татина, пролетел по воздуху и занял аналогичную ей позицию между прутьями решетки, только лицом вверх. Секунд пять я смотрел в его пустые глаза, потом в них мелькнул зачаток мысли. Еще через десять секунд мысль о свободе полностью сформировалась, и он попытался вынуть голову из западни, однако успех был столь же велик, как и у Татины. Уже две головы торчали по разные стороны телеги, оставалось присоединиться Кану, и полная композиция во славу идиотизма была готова.

– Тихо, Татина, стражников разбудишь. То-то они удивятся увиденному, да и поржут заодно на бесплатное представление, – прошипел тем временем Кан все еще машущей руками и ногами Татине. – Сейчас мы тебя освободим, не дергайся.

Татина тут же притихла. После этого Кан повернулся к Павлу.

– Воспользуйся амулетом, не для красоты же ты его носишь, – также тихо, как и в первый раз, прошипел благородный старец.

Павел тоже перестал сотрясать тележку и протянул руку к амулету. Пахнуло знакомым холодком, и Павел на глазах раздался в плечах, под затрещавшей джинсовой одеждой забугрились заметно выросшие мускулы. Он взялся руками за прутья решетки и легко, словно они были сделаны из воска, разогнул их в разные стороны. И, освободив таким же образом Татину, вновь придал прутьям первоначальное положение.

– Вообще-то я имел в виду, что ты станешь водой, но такой вариант тоже годится, – прошептал одобрительно Кан.

– Прости, Татина, мысль о превращении Кешки обратно в кота совсем вылетела у меня из головы, – извинялся Павел, глядя в гневные глаза нашей пострадавшей спутнице.

– Ага, зато мне основательно влетело, – потиравшая шею Татина, ткнула Павла в бок острым локотком.

Так как Павел был с орочьим боевым умением в теле, то вряд ли это доставило ему больше неудобства и боли, чем дуновение весеннего ветерка.

Но почему тогда у меня не получилось его ударить, когда я находился в теле медведя? Или амулету требуется подзарядка? Может попросить Павла поэкспериментировать с ударами Татины? Нет уж, не сейчас, а то она в таком состоянии, что и убить запросто может.

– Отбой и всем постараться уснуть, – на правах старшего скомандовал Кан. – Нам завтра улыбнется Башня Безмолвия, так что нужно отдохнуть перед знакомством с ней. И будь любезен, Павел, перестань надуваться и пыжиться, прими тот облик, в котором тебя впервые увидели стражники. И кота заодно не забудь обернуть мышкой, можно летучей – видишь, как ему нравится висеть вниз головой.

Я тут же слетел вниз: «Павел, не смей! Такого позора я не переживу!! Разорвется же и без того настрадавшееся сердце!!! В мышь еще можешь, но в летучую даже и не думай, а то всю дорогу буду ползать у тебя по голове».

«Успокойся, все нормально, никто тебя не будет оборачивать в летучую мышь. Как только будет возможно, так тут же получишь свой первоначальный вид» – уговаривал меня Павел и даже попросил рыбку у Кана.

Против нее я не смог устоять, утащил вкусно пахнущую рыбеху за хвостик в уголок и скомандовал: «Я готов, колдуй!» Снова холодок, все моментально увеличилось, Павел принял облик цыгана, а я юркнул в угол. Спящие стражники так и не проснулись от наших действий, а мои спутники не горели желанием все рассказывать им о происшедшем. Так все и осталось между нами и развесистой елью. Татина еще немного пошипела, но скоро сон сморил и ее.

На заре неожиданным сюрпризом для меня явилось присутствие над нашей телегой достопамятной желтой птички с розовым хохолком.

Я не поверил собственным глазам и даже протер их. Но они меня не обманывали – на ветке действительно спала милая птичка-ревун. Тысяча планов моментально пронеслось у меня в голове: и укусить, и ущипнуть, и хвостом врезать, и по хохолку настучать и т.д. и т.п. Однако все они улетучились, когда я увидел шишку, висевшую в метре над очаровательной птичкой. Мысленно поблагодарив матушку-природу за такой подарок, я полез претворять в жизнь свой план мести.

Пару раз оступился и чуть не упал вниз, приклеился в трех местах и оставил дереву на память несколько кусков шерсти. Печально, грустно, но я добрался до вожделенной шишки. Солнце ещё не встало, но небо на востоке начинало светлеть, поэтому следовало торопиться. Я, как заправский бобр, вгрызся в черенок моего орудия возмездия, и слой за слоем приближал торжество справедливости.

Наконец шишка осталась висеть на полоске коры, и я, тщательно прицелившись, сбил её задними лапками вниз. Как раз вовремя – птичка начинала встряхиваться и вот-вот должна была проснуться. В этот момент упавшая шишка добавила ей несколько минут забвения, небольшое вздутие на затылочной части и неприятную головную боль. Она, не приходя в сознание, слетела вниз. Все, я был отомщен и даже от избытка чувств пожал себе лапу. Но приключения с ревуном еще не закончились.

Птичка приземлилась на Пашкин живот, поэтому избежала каких-либо серьезных повреждений. Павел от этого не проснулся, пришлось спускаться вниз и, как в старые добрые времена, проводить хвостом у него под носом. Но если раньше хвост был мягкий и пушистый, то теперь под его носом проползло нечто холодное, скользкое и липкое от смолы. Позже Павел признался, что у него появилось ощущение, будто через его верхнюю губу иммигрировала семья змей. Он сразу же вскочил на ноги. Теперь уже мне пришлось успокаивать его и в нескольких словах описывать ситуацию.

В Пашкиных глазах зажегся знакомый по нашему миру хулиганский огонек. И это означало, что у него появился план проказы, которая кому-то очень не понравится. Павел начал оживать в этом мире, «ассимилироваться» как сказал бы Семен Алексеевич, при этом он обязательно поднял бы вверх указательный палец. С того момента, как мы попали в достопамятную конюшню, я не замечал у друга этого знакомого до боли огонька.

Пока остальные спали, Павел, при помощи амулета, просочился сквозь прутья решетки и, став невидимым, перенес начавшего подавать признаки жизни ревуна к стражникам под навес. Забавно было наблюдать, как птичка поднялась в воздух и переместилась на их стоянку, при этом ни разу не взмахнув крыльями. Сразу же вспомнились фокусники из телевизора, вытворяющие подобные чудеса на потеху публике.

Лишь трава приминалась под Пашкиными ногами, выдавая его перемещения в предрассветных сумерках. Птичка, покачиваясь как падающий лист, тихо легла у волосатого уха главного весельчака. Звуковая бомба заложена, оставалось только предупредить своих, чтобы они были готовы к оглушительному реву.

И вот Павел появился в клетке и тихонько разбудил Кана с Татиной. Не взирая на ворчание последней, он посоветовал быстро упасть всем на дно телеги, заткнуть уши и открыть рот. Затем подал пример, упав носом в солому и закрыв уши. Следом рухнул Кан. Татина что-то еще продолжала ворчать, но слов я уже не слышал. Как мог закрыл лапами уши и распахнул пасть, но из любопытства не стал зарываться в солому, а остался на поверхности посмотреть на недоверчивую Татину.

Птичка-ревун очнулась.

Этими тремя словами можно было описать все происходящее. Звук был такой сильны, что его можно было ощущать каждой клеточкой своего тела, «каждой фиброй души» как однажды выразился Павел о вокальных способностях своей матушки. Словно тысяча автомобилей загудели одновременно. Словно стадион футбольных фанатов взревел и задул в свои гудки. Пронзительный, выворачивающий наизнанку, звук взвился над тихим лесом и потом коршуном ринулся вниз. Упало несколько молодых деревьев, с близлежащих кустарников облетела листва, а их самих пригнуло к земле, да так и оставило. Глаза Татины остекленели, и она рухнула без сознания на дно телеги. Стражников я не видел, но ужасно им сочувствовал.