Опасные иллюзии - Эльденберт Марина - Страница 7

Оставшись наедине с собой, Риган задумчиво изучал шкафчики и столы, думая о том, что предстоит сделать в самое ближайшее время. Первым делом нужно выяснить, кому понадобился ключ, и разобраться с ними – по-хорошему или по-плохому, а после – решить, как быть с новой знакомой. Увы, пока ей нельзя возвращаться к себе. Недружелюбные типы, закопавшие рыжего, вряд ли простят Уваровой свое упущение. Но даже если на них снизойдет благодать вселенского милосердия, полиция ее по головке не погладит, и сидеть ей в тюрьме за воровство. Хочешь не хочешь, а придется где-нибудь затаиться.

Будучи измененным, Риган усвоил одну простую истину: все проходит, хотя сегодня может казаться, что мир рухнул и собрать его уже невозможно. Многое из случившегося способно тебя изменить, но не поломать. Жизнь продолжается, и в новом мире, на новом месте, рядом с новыми людьми тебе приходится по частям собирать нового себя. Иногда бывает больно, но боль – всего лишь доказательство того, что ты еще существуешь.

Века в тени человечества – когда обладаешь силой, повышенными способностями к гипнозу и заживлению, долголетием и относительной неуязвимостью, – сомнительное преимущество. Чтобы выжить, приходилось пить кровь. Да и ультрафиолет плохо сказывался на здоровье: никаких тебе пляжей, курортов, коктейлей в шезлонгах, а девушки в бикини – только по ночам или на картинках. Часа на солнце было достаточно, чтобы потом полдня лечить весьма болезненные ожоги, которые по сравнению с прочими ранами затягивались в разы медленнее. Никакого постоянства: переезды с места на место, разные страны, разные имена. Никакой известности – попытки заявить миру о себе предпринимались с начала времен, но всякий раз безжалостно подавлялись своими же.

В фольклоре измененных называли по-разному: акшары, стригои, носферату и вурдалаки. Правды в сказаниях было не так уж много, в основном – досужие людские домыслы и страшилки, хотя некоторые измененные действительно не гнушались кровавых расправ или внушения. В последние годы про вампиров сочинили столько фантастики, что истина окончательно затерялась в бесчисленных сюжетах и версиях. Легенды переврали многое, а на самом деле измененные были живыми и облик менять не могли, равно как и летать, нагонять туман и наращивать отрезанные конечности. На стоматологов тоже тратиться не приходилось: с зубами – вроде вырастающих острых клыков – проблем не возникало. Родиться измененным было невозможно: к дару вечности прилагалось бесплодие. Изменение, а по сути заражение человека происходило, вопреки расхожим мнениям, не через укус, а только через кровь. Считалось, что этот процесс необратим, но несколько лет назад они получили опровержение неожиданным и жестоким образом. Непонятно откуда взявшийся вирус Чумы измененных уничтожил практически всю их расу. Немногочисленные выжившие лишились своих способностей, вот и Ригану теперь недолго осталось. Что такое тридцать, сорок, да даже пятьдесят лет перед лицом принадлежавшей им Вечности? Это как подразнить ребенка конфетой, а потом показать фигу.

Голова стала тяжелой – верный признак того, что пора спать. В такие мгновения Риган искренне сожалел о потере былой выносливости, но что прошло, того уже не вернуть. Поднявшись на второй этаж, он направился в гостевое крыло. Дверь в комнату была приоткрыта, но Уваровой там не оказалось, ее сумки тоже. Наверняка взяла с собой в душевую.

Риган улыбнулся, предвкушая завтрашнюю встречу: когда Уварова злилась, она становилась прехорошенькой. Разыгравшееся воображение рисовало картины одна непристойнее другой. Агнесса откровенно и бесстыдно выгибалась под ним в разных позах. Голубые глаза потемнели, кудрявые волосы разметались по подушкам. Хотел бы он посмотреть на нее после оргазма!

Риган не удержался и написал ей записку:

«Поскольку ты просила держать руки (и прочие части тела) от тебя подальше, мне остается лишь удалиться к себе в тяжких думах и глубокой печали. Пусть сны твои будут приятными в самом интимном смысле».

Оставив послание на ее подушках, Риган дошел до своей спальни. В кои-то веки здесь было чисто. Вся мебель на местах, кровать аккуратно застелена, гармония и умиротворение, только щебечущих птах и яблок не хватает. Из открытого окна тянуло прохладой. Его снова знобило и манило в сторону бара – он не пил с тех пор, как отправился в Лондон, ирландский кофе не в счет. С мыслями о таком досадном упущении Риган быстро стянул с себя одежду, забрался под одеяло и забылся глубоким, крепким сном.

Тишина за окном – вместо городского шума, под который она привыкла просыпаться. Подушка пахла свежестью, а не полевыми цветами, кровать несоизмеримо больше. Спросонья Агнесса пыталась понять, как оказалась в чужой постели. Она увидела сумку на прикроватной тумбочке, и воспоминания обрушились одно за другим. Как там сказал Эванс? Точка невозврата?

Для начала нужно позвонить в полицию.

Агнесса нащупала под подушкой цепочку, сжала подвеску в руке и облегченно вздохнула. Все будет хорошо. Ей поверят, может, выпишут штраф или уволят с работы, но она справится. О том, что родители сейчас сходят с ума, она старалась не думать, как и о своем «спасителе». В благородные мотивы Эванса Агнесса верила не больше, чем в чушь про древние цивилизации, которую он пытался ей скормить. Видимо, он представлял ее наивной дурой и хотел, чтобы она считала его своим ангелом-хранителем. Подвеску, которая стоила целое состояние, дед Ригана в приступе сентиментальности подарил любовнице. Внук, видимо, пожелал вернуть фамильную драгоценность. Но мог бы дождаться аукциона и выкупить ее: судя по размерам и состоянию Эванс-Холла, он не бедствовал. Комната, где девушка ночевала, напоминала номер дорогого отеля. Светло-голубые стены, яркие занавески, покрывала и обивка кушетки в тон, мягкий круглый ковер возле кровати – элегантно и со вкусом. Что ни говори, а алчность некоторых людей переходит любые границы.

Агнесса попыталась выкинуть его из головы, но вспомнила о поцелуе. Жесткие губы, напор и сила. В машине грубая ласка помогла успокоиться, но теперь она готова была убить Эванса за свою минутную слабость. Никто не вызывал в ней такую бурю чувств, ни один мужчина так сильно не выводил из себя! Чего только стоила его записка. Наглец! Вечером ей хотелось отыскать его и сообщить, что сны будут точно не о нем, но вместо этого она скомкала бумажку и швырнула в угол. Эванс определенно не стоил того, чтобы вспоминать его грубый и убогий поцелуй.

Завтрак выгодно отличался от вчерашних пережаренных овощей, Агнесса наслаждалась яичницей с ароматным хрустящим беконом и крепким чаем с молоком. После Хартстридж любезно предложил гостье экскурсию по дому, и она согласилась. Оказывается, Эванс-Холл был точной копией старого здания, построенного в начале восемнадцатого века. Мрачный и старинный, он напоминал дворцы-музеи. Казалось, вот-вот из-за угла вынырнет группа туристов. И ни одного телефона в таком огромном доме, подумать только! Словно современный мир не существовал за его стенами. Если бы не датчики дыма на потолках, огоньки сигнализации и большая кухня, оборудованная по последнему слову техники, Агнесса решила бы, что перенеслась в прошлое. В другое время огромный ухоженный парк произвел бы на нее впечатление, но сейчас она была полностью погружена в свои мысли. Нужно избавиться от навязчивой «помощи» Эванса и срочно вернуть украшение в хранилище.

После прогулки Хартстридж проводил ее в комнату и оставил одну. Обратиться в полицию не получится, значит, придется спасаться самой. Поколебавшись, Агнесса решила оставить сумку и взять только подвеску и документы. Если кто-нибудь увидит ее на лестнице, в холле или в парке, то подумает, что она просто вышла прогуляться. Спускаясь, девушка чувствовала себя странно. Будто и вправду была воровкой и беглянкой – озиралась по сторонам и прислушивалась к каждому шороху. Ее слегка трясло, а руки вспотели. Еще бы! Раньше ей не доводилось сбегать из дома безумного миллиардера, унося с собой бесценную для него вещь.