И при чем здесь лунный кот? (СИ) - "Nia_1976" - Страница 73

Теперь у Амме появилась возможность взять паузу. Не было необходимости надрываться на многочисленных концертах, выступая и днем, и ночью. Как же было приятно понимать, что имеешь право выбора, где и когда петь, а после спокойно возвращаться домой, окунаясь в отлично налаженную жизнь встряхнувшегося поместья. Голдик всюду сопровождал своего хозяина. А Амме был уверен, что пушистое чудо предпочтет оставаться в поместье, где его любили, берегли и только что не боготворили. Но солнечный комок решил по-своему. Он прятался у певца в волосах во время выступлений, плескался в стакане с водой в гримерке, тихо сопел на углу подушки в спальне, спокойно наблюдал за уединившимся в тихой беседке в дальнем углу поместья хозяином, когда на того накатывало желание сочинять. Он же был и первым слушателем новых песен.

Однако, возможно, не единственным. Амме никому не признавался, но с некоторых пор ему казалось, что к его музыке и песням прислушивалась сама природа. А иначе с чего бы, когда он брал в руки любимый смычок, смолкал птичий щебет, переставали стрекотать кузнечики и шелестеть листвой ветер. Даже облака плыли медленнее. Или это только грезилось? И все же в голове то и дело всплывала фраза: «Ваша музыка нравится миру». Он ведь правильно запомнил? И Амме старался писать так, чтобы его новые песни не разочаровали такого требовательного и важного слушателя. Даже, если это были всего лишь слова. Но ведь никто не знает точно?

Певец поправил выбившуюся из хвоста багровую прядку, аккуратно сгреб в ладони пошевелившегося, но не проснувшегося Голдика и направился в сторону бокового входа, рассеянно потирая лоб свободной рукой. В саду царила та абсолютная тишина, которая наступает перед самым рассветом. Еще несколько часов и в поместье закипит жизнь. Новые люди, новые дела, новые заботы и радости. Амме улыбался, прикрывая дверь в свою спальню. Посмотрел на мягкую подушку, тихо хмыкнул, сгружая на нее пушистый сопевший комочек, а затем подошел к столу. Тихо зашуршала бумага. Голдик приоткрыл один глаз и фыркнул. Но ничего делать не стал. Пусть хозяин, так и быть, переложит то, что чувствует на бумагу. Это будет очень красивая песня. Уж это Голдик видел и сейчас. От сидевшего за столом мужчины струилась серебристо-голубая мелодия, разбавленная темно-синей вязью слов. А поспать можно и днем. Пушистик сам позаботится обо всем, в том числе и о том, чтобы в этом поместье больше не было боли и страха.

Янтарные глазки закрылись. Солнечный комок поворочался, устраиваясь поудобнее, что-то мурлыкнул себе под нос, стараясь не мешать творившему демону. В конце концов, о смерти своего дяди и разблокировании его секретных счетов глава семейства может узнать и позже, ничего в этом страшного не будет. Волна света прошла по золотистой шерстке, разглаживая ее. Привлеченный необычным переливом Амме оглянулся на кровать и несколько мгновений смотрел на мохнатый клубочек. Но музыка рвалась, звала, и мужчина опять склонился над листом, а за прикрытым прозрачным легким тюлем окном на темном небе постепенно проявлялась розоватая тоненькая полоска рассвета.

… … …

Несколько дней прошли на удивление мирно и спокойно. Насколько это вообще было возможно в таком месте как дворец императора демонов. Все склоки, сплетни, интриги, дуэли и прочая ерунда прошли мимо Лани, не затрагивая ни ее, ни близких ей «людей», именно этим словом она втихаря про себя называла трех эльфов и одного симпатичного демона.

Так же, не слишком будоража окружающее пространство, проплывали ощетинившимися пушками, но не делавшими ни единого выстрела, судами истерики леди Эстеррессы. Эльфийка злилась, выговаривала слугам за нерадивость, грозила разорвать на мелкие кусочки членистоногую тварь, но в ее глазах и движениях время от времени внимательный наблюдатель мог заметить растерянность и неуверенность. Да и слабо различимый, но существовавший за спиной шепоток о некоторой умственной усталости высокородной дамы, не добавлял принцессе позитивного настроя. Как и неуловимость призрачного арахнида, в которого не верила чуть ли не половина дворца. Другая половина придворных устроила тотализатор, в котором не постеснялись поучаствовать и эльфы. Пока ставки держались приблизительно поровну, хотя кое-кто из поставивших на принцессу, тайком уже успел поставить и на противоборствующую сторону.

Лани терпела, дав себе зарок, что вмешается, если доведенная до ручки эльфийка станет угрозой жизни и здоровья собственных слуг. И, конечно, если ситуация станет опасной для принцев. Но только в этих двух случаях. В конце концов, Эстерресса воспитывалась при дворе. Ее готовили к одной из ведущих ролей в жизни государства. Да, пусть не своего. И пусть из тени мужа. Но ведь все равно у самой вершины. Так что эльфийка должна была понимать, что убийством, пусть даже и человечки, поставит под удар державшиеся на одном честном слове демоно-эльфийские отношения. Да и выходки арахнида, то плевавшего с потолка на кровать принцессы, то щелкавшего у нее перед носом клешнями, щипавшего ее за упругую попу, но не причинявшего никакого реального вреда, не шли ни в какое сравнение с попыткой убийства. Так что урок был вполне заслуженный.

И Лани, сжав зубы, не встревала. Лишь старалась уйти в сторону, как только до ее ушей доносились тихие разговоры лордов и лордесс, со сдержанным, но все равно заметным, удовлетворением обсуждавших очередные эскапады арахнида или выверты фантазии принцессы, в зависимости от того, кто во что верил. Принцы в обсуждении подобных тем участия не принимали, сохраняли нейтралитет, на шатенку поглядывали выжидающе, но молчали. Она в свою очередь мило улыбалась, иногда морщила лоб при имени Эстеррессы, но старательно поддерживала вид «а я тут совсем ни при чем и ничего не понимаю».

Еще раз внимательно прочитав письмо и проверив текст на ошибки, Лани свернула лист, запечатала и вынесла из кабинета. Прибиравший после очередного наплыва посетителей приемную Эсниэль оглянулся и тут же склонился в изящном уважительном поклоне. Девушке оставалось только вздохнуть. Шатен определенно подхватил эту манеру поведения у своего старшего наставника и теперь вместе со смуглым эльфом постоянно смущал Лани подобными проявлениями уважения. К которым привыкалось с трудом. Ведь там, дома, она была обычным жителем своей страны. И поклонами ее точно не встречали.

Девушка привычно остановила накатывавшую, грозившую смыть, утянуть за собой волну воспоминаний и сожалений. Не время. Не место. И ничего уже не поделать. И нужно благодарить судьбу и мир за то, что она жива. Нужно радоваться жизни и каждому дню.

Письмо перекочевало в стопку документации на отправление. Эсниэль заверил, что в ближайший час оно будет отослано адресату. Мешать шатену заниматься делами Лани не стала и вернулась в кабинет, забивая голову размышлениями о том, что идея познакомить Ласа с Эсниэлем очень даже неплоха. Может быть, удастся устроить судьбу эльфеныша. Все-таки, несмотря ни на что, дворец не самое лучшее место для того, чтобы взрослеть. А клан Ласа, да и ее, как ей регулярно напоминали, был достаточно сильным и мощным. Обучение и поддержку одного эльфа он вполне потянет.

Дверь в кабинет открылась бесшумно. И также неслышно в комнату вошел золотоволосый эльф. Он несколько минут рассматривал глубоко задумавшуюся девушку. С ногами умостившись в большом, в тон столу темно-коричневом, кресле, она смотрелась необычайно хрупкой и маленькой. Шатенка морщила нос, пару раз вздохнула. Мужчина шагнул вперед, привлекая к себе внимание. Взгляд разноцветных глаз, наконец, поднялся от теребивших длинный шелковистый подол белоснежного платья, расписанного понизу крупными алыми цветами, пальцев, на которых выделялся слишком массивный для этой кисти перстень хранителя.

— К нам Горас пришел. Ты, вроде бы, хотела его видеть? — Аорриэль с сочувствием подумал о брюнетистом демоне, который, с комфортом устроившись в полюбившемся и прихватизированном им кресле в гостиной, и не подозревал, что уже крупно попал. Сам эльф нисколько не сомневался в том, что кронпринца ожидают проблемы. Загоревшийся в глазах девушки огонек сигнализировал, что впереди очередные походы в поисках приключений на чью-то, ммм, голову.