Последний интегратор (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 11

Наконец через открытую дверь мы вошли в просторную комнату. Кажется, это было "ядро" дома. Все вещи -- стол, табуреты, сундуки, лавки, коробки, кубы и шары на полках -- были сделаны из дерева и украшены узорами. С потолка на нитках свисали деревянные птицы с узорчатыми крыльями и хвостами.

Здесь было светло. Вот только непонятно было, откуда струился свет. Как будто, кроме окон, были и ещё какие-то скрытые источники. Но не было видно ни лампочек, ни свечек.

Пахло стружками, смолой, сушёными травами.

За столом сидел старый кханд. У его ног лежал чёрный пёс.

-- Здравствуйте, Семён Кириллович, -- сказал Карапчевский.

-- Здравствуйте, Александр Дмитриевич, -- сказал старик. -- По делу или в гости?

Голос у него был глубокий, хрипловатый. Его причёсанные волосы и борода казались седыми, но они были серебристыми, словно кханды не седеют. Голубые глаза были огромные, ясные. Орехово-смуглое -- не от природы, а от солнца и ветра, -- лицо исполосовано морщинами, как у сказителя на рисунке Ин. П. Золотцова. Но одет он был не в тряпьё, а в чёрный костюм без галстука, чистый и выглаженный, немного старомодный.

-- По делу и в гости, -- сказал Карапчевский. -- А это Иван -- мой новый ассистент.

Я тихо поздоровался.

-- Рад познакомиться, -- сказал старик. -- Мы раньше не встречались?

-- Нет, -- сказал я.

Старик пристально посмотрел мне в лицо. Я не мог выдержать его взгляда. Голубые глаза жгли огнём.

-- Проходите за стол, -- сказал старик.

Карапчевский быстро разделся, разулся и прошёл к рукомойнику у двери. Мне было стыдно, что я впёрся в своих грязных ботинках в такую чистую комнату. Когда я их снял, то мне стало стыдно за носки.

Старик встал. Он был выше Карапчевского и даже выше меня. Он вставал и ходил не как старик, а как молодой человек. Он не кряхтел, не держался за поясницу, у него была прямая широкая спина и крепкие ноги. Он был похож на своего пса -- такой же большой и сильный.

-- И носки снимайте, -- сказал он.

Я посмотрел на Карапчевского, он кивнул. Гуров легко наклонился, без смущения взял ботинки с вложенными в них носками и пронёс их через всю комнату к другой двери. Он выставил ботинки за дверь, туда же прошёл пёс, и Гуров закрыл за ним дверь.

-- Успеют высохнуть, -- сказал он. -- А вы, Иван, умывайтесь.

Я сменил Карапчевского у рукомойника, тщательно вымыл руки под неожиданно тёплой водой и вытер их о свежее полотенце.

На столе стояли большой металлический чайник, маленький заварочный чайник, чашки, блюда со сладостями. Гуров налил всем чай. Чай по-кхандски -- чёрный, крепкий, с травами.

-- Семён Кириллович, -- сказал Карапчевский, -- вы знали, что Первая гимназия опять стала раздельной?

-- Знал, -- сказал Гуров.

-- Никто из родителей даже не возражал. А это была последняя совместная гимназия в городе. Теперь осталась только гимназия на Островах. Она формально совместная, но туда ходят только кханды.

-- Больше туда никто не ходит.

Карапчевский ошеломлённо смотрел на Гурова.

-- Как никто не ходит? -- спросил он. -- Её тоже закрыли? А мне опять не сообщили.

-- Пока не закрыли, -- сказал Гуров. -- Туда никто не ходит.

-- Почему?

-- Нам это не нужно. Кхандам не нужны гимназии. Кхандам не нужны институты. Я вам говорил об этом десять лет назад. Для дворника или строителя не нужно образование. Гимназия на Островах не нужна. Учителя уже знают. В понедельник они не придут.

Карапчевский замолчал.

-- Хотите ещё чаю? -- спросил Гуров.

-- Я не допил, -- сказал Карапчевский. -- И чистая вода вам не нужна?

-- У меня невкусная вода? -- Гуров отпил из своей чашки. -- Вкусная.

-- Мы проводили анализ воды из колодцев...

Гуров не дал Карапчевскому договорить:

-- Это ваши анализы. Они сделаны вашими приборами. По-вашему, это вода плохая. По-нашему, хорошая.

-- По-нашему, по-вашему! Вода с дерь... -- Карапчевский осёкся. -- Такая вода -- это для всякого плохо, даже для собаки.

-- Это ваши анализы, -- повторил Гуров. -- Это ваши приборы. Свинья грязь везде найдёт.

Кажется, он имел в виду меня. Кусок приторной сладости застрял у меня в горле.

-- Это всего лишь приборы, -- сказал Карапчевский. -- Они ничьи. Они просто показывают, что есть на самом деле.

-- Ничего они не показывают.

-- Я говорю о самых простых вещах -- образование, улучшение быта. Я хочу, чтобы кханды имели всё то, что имеют авзаны. А вы постоянно твердите мне о том, что это всё не нужно.

-- Вы лучший друг кхандов, Александр Дмитриевич. Мы это признаём. Вы всегда будете желанным гостем в любом доме.

-- Но вам не нужно ничего из того, что я предлагаю?

-- Не нужно.

-- И мост не нужен? В следующем году через реку будут строить мост. Автомобильный и пешеходный. Он вам нужен?

-- Один мост через реку уже был. Вы помните, как его взорвали?

-- Мне тогда было лет пять.

-- А я помню. Хороший был мост. Каменный.

-- Значит, вам не нужна удобная связь с городом? Лучше паром?

-- Можно без парома. Лодки у нас есть.

Карапчевский вскочил. Он прошёл от одной стены до другой и обратно. Уставился в птицу с резными крыльями, шлёпнул её пальцем по клюву, и она закрутилась. Развернулся к Гурову.

-- Ничего вам не нужно, -- сказал он. -- Почему тогда десять лет назад многие кханды переехали в город? Почему они отдавали своих детей в гимназии? Значит, им это было нужно.

-- А почему они все вернулись? -- спросил Гуров.

-- Реформа только началась, -- сказал Карапчевский.

-- Анализы, реформа. Это всё ваши слова. Мы таких слов не понимаем. Вот "бледные поганки" -- это мы хорошо понимаем.

Карапчевский опять замолчал.

-- Что значит "бледная поганка"? -- спросил Гуров у меня.

-- Грибы, -- тихо сказал я.

-- Головастый у вас ассистент, Александр Дмитриевич, -- сказал Гуров. -- Грибы. Ядовитые грибы.

-- Да это так говорят всякие!.. -- воскликнул я. -- Всякие глупые авзаны.

-- А что говорят умные авзаны? -- спросил Гуров.

-- Умные нормально относятся. Вот Александр Дмитриевич! И наш Интком...

Тут я вспомнил, сколько было сотрудников в нашем Инткоме. Мне стало стыдно.

-- Закончились умные люди, -- сказал Гуров. -- А глупых сколько?

Я бы мог назвать многих: все чиновники, Игнат -- но вслух ничего не сказал.

-- Вы хотите дать кхандам равные права, -- обратился Гуров к Карапчевскому. -- И вы считаете это благодеянием. Спросите у нас...

-- Спросить у вас, нужны ли они вам, -- перебил его Карапчевский. -- Уже слышал -- не нужны.

-- Спросите у нас, -- сказал Гуров, -- хотим ли мы дать авзанам равные права.

Такому повороту даже Карапчевский удивился.

-- Какие права вы можете дать? -- спросил Карапчевский.

-- Право на владение землёй, -- сказал Гуров. -- Кто настоящий хозяин Туганска? Авзаны или кханды?

-- Я хочу, чтобы все были хозяевами.

-- Нет. Сначала поймите, кто был первым хозяином, а кто был вором. Туганск построен не на пустом месте.

-- Я не спорю. Мы пытались пробить новый учебник истории. В Первой гимназии по нему учились. Раньше.

-- Я знаю, что был древний город кхандов, -- вмешался я. -- Его сожгли авзаны четыреста лет назад. И название Туганск -- от кхандского слова.

-- Какого? -- спросил Гуров.

-- Кажется, "земля".

-- Земля. И хозяином этой земли тысячи лет были кханды. Верните кхандам их землю. А мы разрешим вам на ней жить. Как хозяева -- гостям.

-- Это бессмыслица, -- сказал Карапчевский. -- Я говорю о чём-то реальном.

-- Реальное. Вот ещё одно ваше слово. Вы сожгли наш город. И ещё много других наших городов сожгли, разрушили, разграбили. Теперь и следа не осталось. Пришли на нашу землю. Каждый год празднуете великий праздник. Как он называется?

-- День первых переселенцев, -- сказал я.

-- День первых переселенцев. День первых захватчиков. День угнетения кхандов. День уничтожения кхандов. Славный праздник. Вы пользовались нашей землёй. Пришло время платить за аренду.