Три дракона Амели (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 7

Ферма Жана Поризо встретила их веселым гомоном — по двору бегали собаки, в небольшом пруду плавали гуси и утки, кудахтали в загоне куры.

Сам Жан у сарая расчесывал гриву гнедому коню — тоже готовился к празднику.

— О, Амели! Не знал, что ты вернулась!

Ее тонкая рука утонула в его огромных ладонях.

— Я только сегодня приехала, — сообщила она. — Еще даже дома не была. Познакомься, это — Фернан Маршан, мой знакомый из Кале.

Поризо, прежде чем пожать руку Фернану, вытер свою о край фартука (по отношению к Амели такие церемонии он посчитал излишними). Сам Жан никогда не выезжал за пределы Эстена, и север Франции казался ему почти краем света.

— Не пустишь его переночевать? Гостиницы, сам знаешь, забиты под завязку.

Фернан отнюдь не был коротышкой, но Жан был выше его на целую голову и, минимум, в два раза шире. Лицо его — румяное, пышное, — осветилось улыбкой:

— У нас в доме тоже туристы. Но ежели вам не претит разместиться на сеновале над конюшней — милости прошу! Пятьдесят евро, и устроим не хуже принца! В другой день и за двадцать бы пустил, но, сами понимаете…

— Без проблем! — заверил Фернан.

Из дома была вызвана жена Жана Моник — такая же румяная и сдобная, как и он сам. Она показала, куда можно поставить мотоцикл и повела гостя в дом — кормить завтраком.

Амели помчалась в деревню.

Она остановилась на мосту (всего на секунду), вдохнула горный воздух — такой чистый, пьянящий. Пробежала мимо кафе, мимо булочной — тут уже пахло свежим хлебом, корицей и шоколадом. Задержалась у высокой лестницы церкви Сан-Флёре с устремленным в голубое небо шпилем.

Улочки в Эстене были неширокими, со множеством плавных поворотов. По обе стороны дома с шершавыми, выщербленными временем стенами, с широкими дверями с коваными кольцами-ручками.

Их дом тоже был старинным. Фамильный дом отца Людовика и Робера — мужчины, которого Амели видела только на фотографиях. Тот брак для Жаклин Бушар был выгодным и, как говорили, удачным. Говорили другие, не сама Жаклин — ее выдали замуж, не особо спрашивая ее мнения, и эту обиду она лелеяла всю свою жизнь. И когда муж погиб в горах, она решила, что с этих пор будет выбирать возлюбленных сама. И выбирала — правда, без особого успеха.

Мать встретила ее почти равнодушно — обняла, ткнулась в щеку тонкими шершавыми губами и тут же вернулась к тесту, которое месила в большой деревянной миске.

— На праздник приехала или совсем Париж надоел?

Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.

Амели не ответила. Она и сама еще не знала. Сейчас ей больше всего хотелось выспаться. Она поднялась в спальню девочек — там царил идеальный порядок (Доминика была аккуратница и чистюля) — и едва коснулась своей подушки, уснула.

Обычно ей снились красивые сны — с драконами и принцами на белых конях. Принцы сражались с драконами и непременно их побеждали. Но сейчас не приснилось ничего.

Мать разбудила ее около полудня.

— Вставай, лежебока! Там тебя спрашивают.

Она вскочила, бросилась к шкафу, к зеркалу. Есть ли у Доминики что-то приличное? Своя одежда у Амели была в Париже. А то, что она купила для Ниццы, надеть в Эстене было немыслимо.

Мать буравила ее насмешливым взглядом.

— Не кипешуй — не королева пожаловала. Легран видала тебя и в халате.

Она застыла с коротенькой юбкой в руках. Значит, это не Фернан! Да и с какой стати он пошел бы искать ее, если они договорились, что она сама зайдет за ним перед началом шествия?

Так — с кислой миной на лице — она и спустилась в крохотную гостиную. Валери Легран ждала ее, сидя на старом, с протертой обивкой, диване. Лицо Валери было торжественно-печальным, и разочарование внутри Амели сменилось тревогой.

— Ах, Амели, как хорошо, что ты вернулась! Я боялась, что придется ехать за тобой в Париж, — мадемуазель Легран нервным жестом смахнула челку с изборожденного морщинами лба.

— В Париж? — осторожно переспросила Амели. — Зачем?

Валери встала и протянула к ней дрожащие руки.

— Ах, Амели, мы получили сообщение!

Откуда, спрашивать было не нужно. Амели почувствовала, как подкашиваются ноги, и опустилась на диван.

— Но что им нужно от меня сейчас? Восемнадцать мне исполнится только в конце декабря.

На глазах Валери блеснули слезы.

— Они хотят, чтобы ты оказалась у них раньше. Не знаю, почему. Думаю, они боятся, что ты поступишь так же, как Розамунда пятьдесят лет назад. Они решили, что ты должна дожидаться своего восемнадцатилетия у них.

Амели была слишком потрясена, чтобы что-то сказать в ответ.

Мадемуазель Легран села рядом, погладила ее по плечу.

— Когда? — прохрипела Амели.

— Завтра вечером, — всхлипнула Валери.

— А они не думают, что до завтра я смогу сбежать из Эстена? — голос ее уже звенел от злости. — Вот прыгну сейчас в такси и махну обратно в Париж! Что вы тогда будете делать? Вы, старые вороны?

Валери закусила губу, чуть отодвинулась.

— Они не думали, что я расскажу тебе сегодня. Я не должна была этого делать. Я сказала тете, что иду смотреть турнир.

— А зачем ты сказала мне? — Амели впервые посмотрела на собеседницу с интересом.

Мадемуазель Легран попыталась улыбнуться:

— Я подумала, что ты должна знать. Возможно, есть что-то, что ты хотела бы сделать до того, как покинешь нас. С кем-то поговорить, кому-то написать. А если ты захочешь уехать — ну, что же, значит, так тому и быть. Но я верю, что ты сделаешь правильный выбор.

Амели едва не ударила ее. Легко им говорить!

— Убирайся! — прошипела она.

И закрыла уши руками. Она не нуждалась в их советах.

Она не слышала, как захлопнулась дверь за Валери.

— Что было нужно этой курице? — Жаклин спускалась по лестнице, громко цокая каблуками.

Амели подняла голову. Мать несла из «мужской» спальни целый ворох белья.

Вообще-то мадемуазель Легран нравилась Амели — с ней интересно было поболтать о музыке, кино, книгах. И когда Амели была ребенком, та часто кормила ее вкусняшками из кафе мадам Арно. Восхитительными булочками с корицей, меренгами и пирожными с масляным кремом. Ничего вкуснее Амели не ела даже в Париже. Да и на курицу Валери была совсем не похожа.

Но сейчас защищать ее от нападок матери у Амели не было ни сил, ни желания.

Жаклин все поняла без слов.

— Но тебе еще нет восемнадцати! Они что, разучились считать?

Она бросила белье на кресло, достала из кармана юбки пачку сигарет и закурила прямо в комнате.

— Думаю, поступок твоей тетушки многому их научил. Представляешь, как негодовал дракон, когда не получил свою добычу?

Амели закашлялась от ударившего в нос дыма, подбежала к окну, распахнула его настежь. Мать и не подумала затушить сигарету — только пепел стряхнула в стоявшую на столе чашку.

— Ты собираешься последовать ее примеру? Или осчастливишь-таки дракона?

Мать смотрела на нее с любопытством — как в зоопарке смотрят на диковинную зверушку. И хотя в таком отношении не было ничего нового, обидно было до слёз. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что чужие люди ласкали ее чаще, чем самый близкий человек.

— Ты меня совсем не любишь, да?

Она надеялась, что голос не задрожит. Чего ему дрожать, если ответ на этот вопрос она знала уже много лет?

Мать хмыкнула, бросила в чашку окурок. Несмотря на семь беременностей и нелегкую жизнь матери-одиночки, выглядела Жаклин неплохо — подтянутая, с горделиво вскинутой головой и манерами королевы в изгнании.

— Что за глупости, Амели? Конечно, люблю, — и она выдавила из себя усталую улыбку. — Я вас всех люблю, что бы ты там ни думала. А если не цацкалась с тобой, как некоторые сумасшедшие мамаши, извини — некогда было.