За темными лесами. Старые сказки на новый лад - Гейман Нил - Страница 23

Беатрис начала волноваться. Сэмюэл любил прохладу, и сегодня она собиралась устроить для них обоих особый, праздничный вечер, но если хоть что-то будет ему не по нраву, быть беде. Несколько раз он уже повышал на нее голос. А раз или два останавливался посреди спора с занесенной, будто для удара, рукой, глубоко дыша, с трудом удерживая себя в руках… В такие минуты темное лицо мужа становилось иссиня-черным, и Беатрис старалась не попадаться ему на глаза, пока его гнев не уймется.

Что же могло случиться с кондиционером? Может, он просто отключился? Но Беатрис даже не знала, где искать пульт управления. Обо всем в доме заботились Глория и Сэмюэл. В поисках пульта управления она еще раз обошла дом. Ничего. В недоумении она вернулась в гостиную. К этому времени в наглухо запертом доме сделалось тесно и душно, будто в материнской утробе.

Больше искать было негде. Негде, кроме запертой третьей спальни. Сэмюэл объяснил, что именно там, одна за другой, умерли обе его прежних жены. И дал Беатрис ключи от всех комнат в доме, только именно эту дверь просил не открывать – никогда и ни под каким видом.

– Такое чувство, любовь моя, как будто это принесет несчастье. Знаю, я просто суеверен, но надеюсь, ты уважишь эту блажь?

Не желая делать ему больно, Беатрис слушалась. Но где же еще может быть этот пульт? В доме так жарко!

Она потянулась к карману за ключами, которые всегда носила при себе, и обнаружила, что до сих пор держит в руке сырое яйцо. Заинтересовавшись странным теплом в доме, она совсем забыла опустить его в кастрюлю. Губы Беатрис дрогнули в легкой улыбке. Прилив гормонов сделал ее такой рассеянной! Сэмюэл непременно будет дразниться, пока она не расскажет, отчего это. Вот тогда все будет хорошо.

Переложив яйцо из руки в руку, Беатрис вынула из кармана связку ключей и отперла дверь.

Навстречу ударила стена ледяного мертвого воздуха. В спальне было холодно, как в морозилке. Изо рта густыми клубами вырвался пар. Беатрис сдвинула брови, шагнула внутрь, и прежде, чем ее мозг успел понять, что видят глаза, яйцо выскользнуло из пальцев и с влажным треском разбилось об пол у ног. На двуспальной кровати бок о бок покоились два женских тела – застывшие рты разинуты в беззвучном крике, страшные раны зияют в распоротых животах. Кожа, лишь чуть смугловатая, как и у Беатрис, покрыта тонким слоем кристалликов льда, под изморозью темнеют рубиновые потеки застывшей крови…

Беатрис тоненько застонала от страха.

– Но, мисс, – спросила Беатрис у учительницы, – как же теперь достать яйцо из бутылки?

– А как ты думаешь, Беатрис? Бутылку придется разбить; другого способа нет.

Так вот как Сэмюэл покарал тех, кто пытался родить на свет его детей – его прекрасных черных малышей! На животах обеих покоились мускульные мешочки – вынутые из чрева и взрезанные матки с багровой массой плаценты внутри. И Беатрис не сомневалась: если разморозить и вскрыть их, в каждой обнаружится крохотный зародыш. Убитые, как и она, были беременны.

Вдруг под ногами что-то зашевелилось. На миг оторвав взгляд от мертвых тел на кровати, Беатрис опустила глаза. На полу, в лужице быстро застывающего желтка, копошился эмбрион, покрытый зачатками перьев. Должно быть, в курятнике мистера Герберта имелся петух. Беатрис прижала ладони к животу, пытаясь унять сжавшуюся от сострадания матку. Жуткое зрелище в спальне притягивало взгляд, как магнит – булавку. С губ сорвался новый стон.

Позади, за распахнутой дверью, прошелестел тихий вздох. Поток воздуха горячо лизнул щеку и ворвался в комнату, оставив за собой шлейф пара. Зависнув над головами убитых, шлейф разделился надвое, и обе его половины начали обретать форму. Над столбиками тумана появились лица, искаженные яростью. Те же лица, что и у мертвых женщин на кровати! Одна из призрачных женщин склонилась над собственным телом и, точно кошка, принялась слизывать кровь, оттаявшую на груди. Отведав живительной влаги, призрак стал виден немного отчетливее. Второй призрак последовал его примеру. Животы призрачных женщин слегка выдавались вперед. Беременность, из-за которой Сэмюэл и убил их… Беатрис разбила бутылки, в которые были заключены призраки его жен, а их тела оставались такими, какими были, потому что духи не могли обрести свободу. Она освободила их. Она впустила их в дом. Теперь ничто не могло остудить их ярость, и ее жар быстро согревал промерзшую насквозь спальню.

Придерживая животы, призрачные женщины устремили взгляды на нее. В глазах их полыхала жгучая ярость. Беатрис попятилась назад, прочь от кровати.

– Я же не знала, – сказала она призрачным женщинам. – Не делайте мне зла. Я не знала, как обошелся с вами Сэмюэл.

Что это? Понимание на их лицах? Или всякое сострадание им чуждо?

– Я тоже ношу в себе его ребенка. Сжальтесь хотя бы над ним.

Сзади донесся щелчок отпертой входной двери. Сэмюэл вернулся. И заметил разбитые бутылки, и почувствовал, как потеплело в доме… Беатрис охватило странное спокойствие – спокойствие жертвы, осознавшей, что ей остается одно: развернуться и встать лицом к лицу с преследующим ее хищником. Заметит ли он истину, спрятанную в ее животе, словно яйцо в бутылке?

– Не мне… не за что вам мне мстить, – с мольбой сказала она призрачным женщинам. И, сделав глубокий вдох, вымолвила слова, навсегда разбившие ее сердце: – Это… это все Сэмюэл.

До ушей Беатрис донесся звук шагов Сэмюэла. Голос мужа зарокотал – зловеще, точно гром перед грозой. Слов она не расслышала, но злость в его тоне невозможно было спутать ни с чем иным.

– Что ты говоришь, Сэмюэл? – крикнула она, осторожно шагнув за порог жуткой холодильной камеры.

Тихо притворив за собой дверь, но не забыв оставить узкую щелку, чтоб призраки жен Сэмюэла смогли выйти наружу, когда будут готовы, Беатрис с приветливой улыбкой пошла встречать мужа. Нужно отвлечь его от третьей спальни, задержать, насколько удастся. Большая часть крови в телах убитых наверняка свернулась, но, может, довольно будет и того, что она согреется? Оставалось надеяться, что вскоре оттаявшей крови хватит, чтоб призраки напились досыта и обрели полную силу.

А что будет, когда они насытятся? Придут ли они ей на помощь, спасут ли ее? Или, заодно с Сэмюэлом, отомстят и ей, узурпаторше и самозванке?

Глянь и ты, Эгги-Ло: ай да милая корзинка…

Нало Хопкинсон

Нало Хопкинсон родилась на Ямайке, росла на Тринидаде и в Гайане, а последние тридцать пять лет живет в Канаде. В настоящее время – преподает литературное творчество в Калифорнийском университете в Риверсайде, США. На ее счету шесть романов, два авторских сборника рассказов и повестей и брошюра. Нало Хопкинсон удостоена премии «Уорнер» за дебютный роман, премии Художественного совета Онтарио для начинающих писателей, мемориальной премии Джона В. Кэмпбелла и премии «Локус» (как лучший дебютант), Всемирной премии фэнтези, премии «Санберст» (дважды), премии «Аврора», премии «Гейлактик Спектрум» и премии имени Андре Нортон. Последний из ее авторских сборников – «Влюбиться в гоминида» – был выпущен издательством «Тахион Пабликейшнс» в 2015 г.

Нет, в «Деве-дереве» Кэтрин М. Валенте не пересказывает и не переделывает «Спящую красавицу» на новый лад. Она рассматривает ее под таким углом, под каким ее еще не видал никто, и разворачивает перед нами сказку – глубокую, мрачную, упоительную.

В садоводческой культуре девятнадцатого века «дева-дерево»[24] – либо дерево, которое никогда не подрезали, отчего у него образовался всего один главный ствол, либо юное деревце, выращенное прямо из семени. Либо и то и другое одновременно. В наши дни этот термин приобрел более узкоспециализированное значение и чаще всего используется в отношении плодовых деревьев и их прививания. Быть может, «грубый симбиоз», описанный в этой сказке, можно счесть своего рода прививкой – из тех, что, скорее, наносят ущерб, чем идут на пользу, из тех, что мешают, а не способствуют росту.