Вампиры пустыни
(Том I) - Нисбет Хьюм - Страница 22

Чем больше я изучал странные растения, тем больше они озадачивали меня. Во многих отношениях они не поддавались классификации, и их невозможно было разместить среди различных ботанических родов, семейств или классов. Я подготовил срезы и изучил их под микроскопом. Я перепробовал все способы идентификации — но все было тщетно. Как ни странно, они имели много общего с водорослями или морскими растениями, и особенно с такими головоломками естественной истории, как мшанки и гидроидные полипы, которые, похоже, образуют связующие звенья между животным и растительным царствами. Но доводилось ли кому-нибудь слышать о растущих на суше мшанках и полипах? Тем не менее, думал я, в отдаленные периоды существования Земли, возможно, были и такие; существуют же наземные водоросли и морские арахниды или пауки. Так почему бы не наземные мшанки и гидроиды?

Это была увлекательная мысль, но до тех пор, пока мои странные растения не сочли бы нужным зацвести или произвести семена, я никак не мог определить, чем именно они являлись. Любой, по крайней мере любой ученый, поймет, какой восторг я испытал, когда обнаружил, что растения набухли и, похоже, собирались зацвести. К этому времени они достигли шести футов в высоту; главные стебли были толщиной с человеческое туловище. Но примечательней всего были будущие цветы: цветочные почки — если это были почки — прорывались сквозь наружный покров или кожицу в местах сочленения ветвей, а сами сочленения, как я заметил, отчетливо утолщились и увеличились в размерах.

Самым удачным было бы сравнение с цветением кактусов. Почки быстро увеличивались, и цветы обещали стать еще более любопытными и странными, чем стебли, а также, осмелюсь сказать, прекрасными.

Я подмечал признаки длинных и нежных, ярко окрашенных лепестков, и было очевидно, что цветы достигнут действительно гигантских размеров. Но мои ожидания были далеки от реальности. Однажды утром, посетив поляну кустарников, я увидел, что одна из почек приоткрылась. Я никогда не видел ничего подобного и даже похожего. Цветок никоим образом не развился до конца; по его внешнему виду я заключил, что растение цветет только ночью, и для того, чтобы увидеть цветок во всей красе, мне нужно было посетить это место после наступления темноты. Почка, однако, была в достаточной степени открыта, что позволяло мне составить некоторое представление о цветке. Я рассматривал его с крайним любопытством. Он казался полупрозрачным и очень мясистым, я бы даже сказал, студенистым, и был покрыт блестящим, влажным и, по-видимому, липким веществом. У стебля или основания, так как настоящего стебля у него не было, цветок был ярко-фиолетовым и напоминал по форме луковицу. За этой фиолетовой областью следовала граница или бахрома чисто белой перепончатой ткани, а дальше — бесчисленные длинные и многоцветные лепестки, как я их про себя назвал; они были сложены или свернуты вместе, подобно частично открывшимся лепесткам гигантской хризантемы.

Странный цветок имел почти четыре фута в длину и три фута в диаметре. Явственного запаха не было. Я испытывал сильное искушение прикоснуться к нему, но боялся повредить цветок и помешать его развитию. Как ни странно, несмотря на всю красоту форм, яркость красок и студенистую прозрачность, в нем было нечто отталкивающее. Возможно, виной тому был его причудливый вид: я давно заметил, что человеческий разум естественным образом отвергает или по меньшей мере с подозрением относится к любым необычным или странным формам известных природных объектов. Даже человеческие уродцы оказывают на большинство людей подобное воздействие; а цветок и все растение были достаточно необычными и странными, чтобы вызвать к себе смутную неприязнь и недоверие даже в моем научном уме.

И все-таки я решил навестить свои кустарники ночью и предался охоте. Возвратился я к завтраку — с ягдташем, набитым отличными утками и бекасами. В последние дни дожди прекратились, однако новые потоки по-прежнему орошали бывшие пустыни, и влажная земля могла еще некоторое время поддерживать растительность. Я упоминаю об этом, поскольку прекращение дождей имело самое непосредственное отношение к последующим событиям.

Когда я завтракал, позвонили из Лобитоса: меня просили приехать как можно скорее. Производилась разведка нового участка, и от меня требовалось провести микроскопическое исследование образцов из пробных скважин. Я был весьма разочарован, так как рассчитывал стать свидетелем полного цветения моих странных растений. Утешала мысль, что цветов будет еще много, а мое отсутствие не затянется. Я упаковал свое полевое снаряжение, заказал машину и отправился в Лобитос. Работа, как оказалось, заняла гораздо больше времени, чем можно было ожидать, и я гадал, успею ли вернуться до того, как все чудесные цветы распустятся и увянут. Я и представить не мог, какая скорая и примечательная встреча с загадочными и удивительными цветами странных растений ждет меня в будущем!

На второй день моего пребывания в Лобитосе до нас дошли известия о убийствах в Негритосе. Перед бараками были найдены мертвыми два рабочих-индейца или, точнее, чо- ло. По-видимому, они были задушены удавками или руками, но не было обнаружено ни малейшего намека на личность убийцы или явный мотив преступления. Оба работника были, как и все перуанские чоло[16], людьми тихими, мирными, трудолюбивыми и совершенно безобидными. Их товарищи заявили, что накануне вечером или ночью погибшие не ввязывались в драки, споры или ссоры; никто не слышал каких- либо громких или гневных слов, и, поскольку в карманах убитых была найдена недельная плата, ограбление как возможный мотив преступления исключалось.

Трагедия потрясла весь Негритос. На протяжении многих лет лагерь был образцом правопорядка. За десять лет здесь не было совершено ни одного убийства или грабежа, ни единой кражи со взломом или иного серьезного преступления; аресты ограничивались случаями пьянства, азартных игр, мелких краж среди туземцев и тому подобным. Негритос и Лобитос считались «сухими» лагерями, и даже пьянство было крайне редким явлением. Поэтому два убийства, произошедшие в одну ночь и без какой-либо очевидной причины, произвели немалую сенсацию. Более того, почти никто не сомневался, что преступления были совершены каким-то пришлым чужаком.

Перуанский индеец или чоло — личность не особо храбрая или отчаянная. Он не выносит кровопролития или насилия в любой форме, и ни я, ни кто-либо из чиновников не могли себе представить добропорядочного чоло, который намеренно напал бы на двух мужчин и успешно их задушил. И почему, спрашивается, ни один из двоих даже не закричал? Такое быстрое убийство казалось немыслимым. Почему второй рабочий спокойно ждал, пока убивали его товарища? Короче говоря, чем больше мы все это обсуждали, тем более загадочным казалось дело.

— По моему мнению, — заявил Стерджис, главный инженер, имевший огромный опыт общения с местными жителями, — это работа чилийца или колумбийца. Вероятно, двое убитых чоло раньше работали вместе с чилийцами или колумбийцами и поцапались с ними. Может, из-за женщины или слишком много выиграли в карты. Затем этот парень является сюда, узнает тех двоих и сводит с ними счеты. Мне только непонятно, почему их не зарезали — чилийцы предпочитают именно этот метод. И почему не ограбили? Подобный преступник вряд ли откажется от шанса прикарманить несколько долларов.

— Хм… Скорее всего, у убийцы не было времени, — предположил Хеншоу. — Возможно, он испугался. Но как, черт возьми, один человек мог задушить двоих?

— Может быть, их и не задушили, — вставил я. — Готов поспорить, что никто не осматривал тела на предмет удара по голове. Понимаете, прирезать человека — не всегда самый безопасный и тихий способ убрать его с дороги. Жертва может закричать. А бесшумно зарезать двух чоло было бы так же трудно, как задушить. На мой взгляд, их сперва сбили с ног, а потом, в бесчувственном состоянии, придушили удавкой. Больше напоминает работу человека с Востока или из Ост-Индии, не так ли? Как насчет всех этих китайцев и японцев в Таларе? Бьюсь об заклад, это один из них.