Арахна
(Рассказы о пауках. Том I) - Голембович Вацлав - Страница 27

Мое имя теперь не имеет значения. Я покинул Могадор более года назад, прошел по предгорьям Атласского хребта и направился в пустыню в надежде отыскать какие-либо карфагенские руины, которые, как известно, встречаются в пустынях Северной Африки.

Я провел многие месяцы в поисках, путешествуя от одной жалкой арабской деревушки к другой; то я бывал близ оазисов, то уходил далеко в неизведанную пустыню. И чем дальше я углублялся в эти дикие края, тем чаще встречал желанные руины: осыпающиеся, почти уничтоженные остатки храмов и крепостей, напоминание о времени, когда Карфаген был империей и правил всей Северной Африкой из своего города-крепости. Затем на боковой стороне массивного каменного блока я нашел то, что направило меня в Игиди.

Это была надпись на искаженном финикийском, сделанная купцом из Карфагена. Надпись была достаточно коротка, я запомнил ее и могу повторить слово в слово. Она гласила:

«Торговцы, не ходите в город Мамурт, что лежит за горным перевалом. Ибо я, Сан-Драбат из Карфагена, вошел в тот город с четырьмя спутниками в месяц Эшмун для торговли, и на третью ночь нашего пребывания пришли жрецы и схватили моих товарищей. Мне удалось спрятаться. Моих спутников принесли в жертву злому божеству города, обитающему там с начала времен. Мудрецы построили для него величественный храм, подобного которому не найти нигде на земле. В нем народ Мамурта поклоняется своему богу. Я бежал из города и оставил здесь это предостережение, дабы никто не вздумал направить свои стопы в Мамурт, навстречу смерти».

Думаю, вы можете представить, какое действие оказала на меня надпись. То был последний след города, не сохранившегося в памяти людей, последняя гонимая волнами щепка цивилизации, канувшей в океан времени. Существование подобного города я считал вполне вероятным. Что мы знаем даже о Карфагене, помимо нескольких названий? Ни один город, ни единая цивилизация не были так бесследно стерты с лица земли. Римлянин Сципион превратил храмы и дворцы Карфагена в пыль, а землю вспахал и засыпал солью. Орлы римских завоевателей воцарились в пустыне, где некогда стояла столица империи.

Камень с надписью я нашел на окраине одной из убогих арабских деревушек. Я пытался нанять в деревне проводника, но никто не согласился пойти со мной. Я отчетливо видел перевал — черную щель между вздымающимися синими скалами. В действительности меня отделяли от него многие мили, но оптические свойства света в пустыне обманчивы, и он казался совсем близким. На моих картах эта горная гряда была обозначена как один из нижних отрогов Атласского хребта, а пространство за ней как «пустыня Игиди». Это было все. Я мог быть уверен лишь в том, что по ту сторону перевала лежала пустыня. Следовательно, мне необходимо было захватить с собой достаточное количество припасов.

Но арабы знали что-то еще! Хоть я и предлагал несчастным туземцам сказочную по их меркам плату, все отказывались, стоило мне упомянуть, куда я направляюсь. Никто там никогда не бывал, они даже не заходили далеко в том направлении, но все твердо верили, что за горами обитают дьяволы и гнездятся злобные джинны.

Понимая, как прочно укоренились в их сознании суеверия, я оставил попытки их переубедить и отправился в путь один. Вода и пожитки уместились на двух тощих верблюдах.

Три дня я шел по пустыне под палящим солнцем, а утром четвертого достиг перевала.

Перевал оказался всего лишь узкой расщелиной. Дно загромождали огромные валуны. Мне пришлось долго и с большим трудом пробиваться через горы. Скалы по бокам вздымались на такую высоту, что пространство меж ними казалось средоточием теней, шепотов и полумрака. Было уже далеко за полдень, когда я наконец вышел из расщелины. Но мгновение я застыл: пустыня по эту сторону перевала склоном уходила в огромную долину, и в центре этой долины, милях в двух от меня, сверкали под солнцем белые развалины Мамурта.

Помню, я с полным спокойствием направился к руинам. Я так верил в существование города, что удивился бы гораздо больше, если бы не нашел его.

Издали я видел лишь огромную груду белых обломков, но сейчас, подходя ближе, начал различать обвалившиеся каменные глыбы, потрескавшиеся стены и колонны. Песок похоронил под собой некоторые участки, большинство других были занесены наполовину.

Меня ждало любопытное открытие. Я остановился, чтобы изучить материал построек. Гладкий, без прожилок камень напоминал искусственный мрамор или высококачественный бетон. Внимательно осматриваясь, я заметил, что почти на почти на каждой обтесанной глыбе и столбе, на каждом разбитом карнизе и колонне был вырезан один и тот же символ — если это был символ. Он представлял собой грубое изображение странного, диковинного существа, очень похожего на осьминога, с круглым и почти бесформенным телом, от которого ответвлялись несколько длинных щупалец или рук — не гибких и бескостных, как у осьминога, но жестких и коленчатых на вид, словно лапы паука. В сущности, подумал я, это могло быть изображение паука, хотя некоторые детали были переданы неправильно. С минуту я размышлял над тем, почему в развалинах так часто встречаются эти изображения, но не нашел ответа. Загадка представлялась неразрешимой.

Неразрешима была и загадка окружавшего меня города. Что мог я найти в этой наполовину занесенной песком груде каменных обломков, что могло осветить прошлое? К тому же я не мог даже поверхностно исследовать руины — скудные припасы не позволяли мне задержаться надолго. С упавшим сердцем я возвратился к верблюдам, нашел среди развалин открытую площадку и разбил лагерь на ночь. А ночью, когда я сидел у своего маленького костра, исполинское, гнетущее молчание этой обители смерти показалось мне ужасным. Ничего — только тьма и молчание обступали меня, наваливались со всех сторон, мрачно теснили сияющие копья света моего костерка.

Задумавшись, я внезапно вздрогнул — позади раздался негромкий шум. Я оглянулся и оцепенел. Как я уже упоминал, я выбрал для лагеря участок сглаженного ветрами чистого песка. Пока я смотрел на это плоское песчаное пространство, неподалеку от меня на его поверхности вдруг появилось углубление шириной в несколько дюймов, ясно видимое в свете костра.

Там не было ничего, даже тени, и неожиданно на ровной поверхности песка с тихим хрустящим звуком возникла эта ямка. Я в изумлении уставился на нее, а тем временем звук повторился и в песке появилось новое углубление — только футов на пять-шесть ближе ко мне.

Когда я увидел это, меня словно пронзили ледяные стрелы страха. В безумном порыве я выхватил из костра горящую головню и швырнул ее, как комету красного пламени, в сторону этих углублений. Послышалось шуршание, тихие торопливые шаги, и я ощутил, что существо, оставившее эти отпечатки, если то было живое существо, начало отступать. Я и представить не мог, что это было — я ничего не видел, и лишь словно по волшебству на чистом песке проступил сперва один след, затем другой, если только, опять-таки, то были следы.

Таинственное явление не давало мне покоя. Во сне я беспокойно ворочался; мертвый город вокруг будто навевал зловещие сновидения. В них воплотились, казалось, все грехи минувших веков, похороненные в этом забытом месте. Их населяли странные, неземные формы, точно порождения далеких звезд, то смутные, то вновь исчезавшие. Я плохо спал той ночью, но первые золотистые лучи солнца рассеяли завесу страхов и видений. Нужно ли удивляться, что люди в древности поклонялись солнцу!

Я вновь обрел силу и мужество, а с ними пришла новая мысль. В надписи, которую я вам цитировал, тот давно умерший купец и искатель приключений упоминал о величественном городском храме. Где же развалины этого храма? Я решил, что лучше будет потратить оставшееся время на исследование храма, чьи руины должны бросаться в глаза, если этот древний карфагенец правильно оценил его размеры.

Я взобрался на ближайший холмик и огляделся. Я нигде не заметил огромных развалин, которые могли бы быть руинами храма, но впервые увидел вдалеке две грандиозные каменные фигуры, выступавшие темными силуэтами на фоне розового пламени рассвета. Открытие взволновало меня; я немедленно свернул лагерь и направился к статуям.