Вельтаншаунг. Уровень первый (СИ) - "Нико-Ра" - Страница 16

Пальцы разжались сами собой. Автомат выскользнул, упал вниз, с грохотом выскочил из ниши и полетел вниз по ступеням.

Это конец!

Я прокусил нижнюю губу. Боль почти не ощущалась, но тот, кто гипнотизировал меня, почувствовал запах свежей крови. Похоже, он не был совсем бесстрастным, как тибетский монах, сидящий на скале тридцать лет и три года.

Онемение отпустило. Видимо, враг ощутил опьянение от победы. Но он ведь не знал, что я, русский шпион, натянувший на личину польского эмигранта еще и шкуру подданного Английской короны, с одним автоматом в гости к врагам не хожу!

Я сорвал с плеча снайперскую винтовку и только щелкнул затвором, посылая в ствол патрон, как фашист выскочил передо мной, словно черт из табакерки. Это было эффектно.

Начищенный, наглаженный, без единого пятнышка на сверкающей черной униформе, немец был безукоризненно выбрит и сверкал зубами, как голодная акула. Нет, скорее, как пиранья.

– Ну, что, лох, не ждал? – нацист надменно сплюнул в сторону и тут глаза его расширились от ужаса.

– Прощай, гнида! – я спустил курок.

Фашиста откинуло назад, сломило пополам. Труп покатился вниз по ступеням, точно мешок с гнилой картошкой, оставляя за собой отчетливый красный след.

Я спрыгнул вниз, отправляя винтовку за спину и хватаясь за оброненный автомат.

Сверху, на фоне распахнутой двери, стоял монах в черном плаще. Капюшон скрывал его лицо, и казалось, что выход преграждает настоящий бесплотный призрак. Так вот кто гипнотизировал меня!

С криком я кинулся на мага, выпуская в противника всю обойму.

Чернокнижника отбросило к стене. Он трясся от разрывающих тело пуль, точно марионеточный Арлекин, дергать за ниточки которого доверили ребенку. Мне даже казалось, что он исходит клюквенным соком, и сейчас упадет занавес, и я услышу овации умиленных родителей.

Но ничего подобного не происходило.

Я преодолел последний проем, добежал до проклятого иллюзиониста, сорвал с него капюшон. Это был человек. Не демон, не рогатый офицер. Просто нацист. И он был мертв.

Я кинулся было в открытую дверь. Я уже видел небо и стрижей, кромсающих небо, как дорогу преградил бородатый верзила:

– Далеко собрался?

Я нажал на курок, но «магазин» был пуст.

– Отдохни, бойскаут! – насмешливо посоветовал враг и одновременно выкинул вперед обе руки. Толчок в грудь был болезненным.

Меня откинуло и покатило вниз по ступеням.

– Привет твоей матери! – оскалился противник, и, видимо, швырнул мне вдогонку связку гранат.

Громыхнуло так, что свет померк в глазах.

Но мне повезло. Похоже, разорвало цементные плиты ступеней чуть выше надо мной. Я уже был ниже зоны поражения, когда куски полетели в разные стороны. Это было везение в чистом виде!

Граем глаза я видел спасительную нишу с портретами, собрался с силами, уперся руками и ногами, остановил свое падение и в два прыжка очутился рядом с английскими учеными.

Последующие второй и третий взрывы обрушили всю лестницу. Если бы не эта ниша, я был бы уже погребенным под кучей обломков.

Немец был уверен, что сбросил меня вниз.

Половина минуты понадобились бородатому противнику для того, чтобы подтащить свой проклятый МП-42.

И немец начал поливать обломки лестницы шквальным пулеметным огнем. Сверху все дрожало и искрило. Казалось, фриц сошел с ума. Он не успокоился, пока не выпустил все 75 патронов.

Еще несколько минут я стоял, вжавшись в стены ниши, закрывая уши руками, и ждал, не спустят ли на тросах десантников со снайперскими винтовками, не поймают ли меня в прицел притаившиеся рядом эсесовские штурмовики. Но – нет! Видимо, наверху решили, что со мной покончено.

Я, кривясь от боли, сел в нише. Болело все тело. Ребра полыхали так, что я опасался переломов.

Да, если бы черный котик не обронил волшебный эликсир, то недолго бы я здесь мучился: день, другой, пока бы не подох, как собака, не в силах скинуться вниз, или выползти наверх.

Я нашарил заветную фляжку в ранце, отхлебнул. Закрыл глаза. Поспать бы хоть чуть-чуть. Что-то я совсем устал. Все равно сейчас нельзя шевелиться, а то ведь нацисты быстро найдут способ, как меня здесь прижучить. Пусть думают, что я погиб.

Локация: тайный спуск

Между портретами была бойница окна: узкая, чтобы пускать стрелы во врага и быть под защитой стен, но, тем не менее, сквозь нее пробивался луч румянящейся зари.

Мир, который построили в этом замке фашисты – изолирован и безумен. Он походит на темницу духа. Можно подумать, что немецкие оккультисты, и впрямь, смогли вызвать бесов себе в помощь. И нечисть откликнулась на их зов. Все эти падшие: Люцифер, Сатана, Дьявол – весь их легион заявился. И они дружно начали истово помогать оккупантам, требуя взамен крови.

Не для того ли и построены концлагеря, чтобы в них ритуально убивали заключенных: холодом, током, пулями? А в рапортах эти апостолы новой черной веры докладывают о якобы научных опытах.

Наверное, в глубине души, они все-таки опасаются возмездия, вот и «шифруются». Как не крути, а научное исследование звучит, действительно, лучше, чем кровавое жертвоприношение.

Вот только здесь, в твердыне их фашистского духа, я все больше убеждаюсь, что не колдуны управляют вызванными монстрами, но – наоборот. Это темные силы заправляют в замке всем и вся.

А черти здесь повсюду: в помещениях, в воздухе, в рогатых и в безрогих эсесовцах. Они все время пытаются проникнуть и в мою голову, чтобы свести с ума. Их много, они разговаривают друг с другом, у них своя иерархия, странный демонический жаргон: не латынь, не немецкий. Какой-то русский, но изобилующий совершенно непонятными терминами.

Аристотель заблуждался, утверждая, что голоса демонов нечленораздельны. Возможно, так было раньше. И это фашисты научили адских тварей говорить! О, боже, кто их замолчать заставит?

Здесь, в замке, безумие правит бал!

Но, коричневая чума, сконцентрированная в этих стенах, пока еще не выплеснулась наружу, во внешний мир.

Там, на свободе, все так же, по утрам, всходит солнце. И поют птицы. И пахнет свежестью выпавшей росы. И утренний холод в воздухе так бодрит, так радует самим фактом своего существования!

Мы никогда не ценим того, что имеем. Я прожил не такую уж и длинную жизнь. Но лучшие мои воспоминания навеки связаны с той Россией, которую мы потеряли.

Я был босоногим ребенком, и мне не было дела до того, как революционеры бьются за народную свободу то со Столыпиным, то с Распутиным.

Я тогда жил в ладу с самим собой.

Помню ночное. Костер, вздымающийся в поле до самых звезд. Фырканье лошадей у реки.

И не забыть те байки, что травили мы, усевшись в кружок. Эти смешные сказки: про анчутку, озоровавшего в курятнике; про лешего, в зипуне одетого наизнанку; про мертвых с косами вдоль дорог.

Мы тогда все верили в доброго царя, от которого жадные фабриканты скрывали истину. Да, славное было время.

Это потом, когда пламя гражданской волны охватило страну, как пожар, приходилось быть осторожным. Власть менялась ежедневно. Нужно быть постоянно начеку. Наверное, именно жизнь выковала из меня разведчика, словно провидению нужно было отправить меня сюда и показать, как человеческое безумие охватывает народы и страны.

Бросив последний взгляд за окно, я потянулся. Какое счастье, что, на этот раз, я выспался по-человечески. Да, шея затекла, но зато меня не преследовал повторяющийся кошмар с фашистом, убивающим меня. Эти начищенные сапоги победителя на уровне глаз – этот образ начинает уже бесить. Наверное, потому, что я боюсь именно такого конца.

Я поднялся на ноги, подошел к краю, посмотрел вниз. Прыгать рискованно: площадка с обрушенной лестницей вся в остроконечных обломках. И всюду торчат штыри арматуры. Можно так неудачно приземлиться, что никакое волшебное зелье уже не поможет.

Но жизнь продолжается. Я расстегнул штаны, помочился, нацелившись на стену, чтобы оставить свое прибежище чистым и в то же время не выдать себя лишними звуками.