Спящие красавицы - Кинг Стивен - Страница 37

Даже с полностью вдавленной в пол педалью газа пикап службы по контролю за бездомными животными разгонялся только до пятидесяти миль в час. И не потому, что на двигателе стоял ограничитель мощности. Просто пикап был старый, отсчет на одометре уже пошел по второму кругу. Фрэнк несколько раз подавал заявление в городской совет с просьбой приобрести новый, но всегда получал один ответ: «Мы это рассмотрим».

Согнувшись над рулем, Фрэнк представлял себе, как избивает в кровь нескольких политиков маленького городка. И что он им скажет, когда они будут умолять его о пощаде? «Я это рассмотрю».

Женщин он видел везде. Одиноких – ни одной. Они собирались группами, по три или четыре, разговаривали, обнимались, некоторые плакали. Никто не смотрел на Фрэнка Джиэри, даже когда он без остановки проскакивал знаки «Стоп» и светофоры. Так, наверное, ездит обкуренный Фликинджер, подумал Фрэнк. Осторожнее, Джиэри, а то раздавишь чью-то кошку. Или чьего-то ребенка.

Но Нана! Нана!

Зазвонил мобильник. Он принял звонок не глядя. Это была Элейн, и она всхлипывала.

– Она спит и не просыпается, и на ее лице какая-то белая дрянь! Белая дрянь вроде паутины!

Он миновал трех женщин, обнимавшихся на уличном углу. Они напоминали гостей психотерапевтического шоу.

– Она дышит?

– Да… Да, я вижу, как шевелится это белое… Поднимается, а потом всасывается… Фрэнк, я думаю, оно у нее во рту и на языке! Сейчас возьму маникюрные ножницы и срежу!

Голову Фрэнка заполнил образ, такой яркий и реальный, что на мгновение улица расплылась у него перед глазами: Сродница Сюзанна Благовест, откусывающая нос своему мужу.

– Нет, Эл, не делай этого.

– Почему?

Смотреть «Дневное шоу», а не новости во время величайшего кризиса в истории, какой же надо быть глупой? Такой, как Элейн Наттинг из Кларксберга, Западная Виргиния. Элейн во всей ее красе. Не владеющая информацией, зато всегда готовая осудить.

– Потому что это их будит, а проснувшись, они становятся безумными. Нет, не безумными, скорее бешеными.

– Ты же не хочешь сказать… Нана никогда не…

Если она сейчас – Нана, подумал Фрэнк. Сродник Благовест определенно разбудил не ту нежную и кроткую женщину, к которой, безусловно, привык.

– Элейн… дорогая… включи телевизор, и ты все увидишь сама.

– Что же нам делать?

Теперь ты спрашиваешь меня, подумал он. Теперь, когда тебя прижали к стене, ты спрашиваешь: «Ох, Фрэнк, что же нам делать?» Он испытал горькое, пугающее удовлетворение.

Его улица. Наконец-то. Слава Богу. Впереди дом. Все будет хорошо. Его стараниями все станет хорошо.

– Мы отвезем ее в больницу. Там уже наверняка знают, что происходит.

Лучше бы им знать. Для них же лучше. Потому что это Нана. Его маленькая девочка.

Пока Ри Демпстер сжевывала ноготь до крови, решая, закладывать ей дежурного Дона Питерса или нет, пилот «Боинга-767», выполнявшего рейс Хитроу – Джи-Эф-Кей, тремя часами ранее вылетевшего из Лондона и теперь с крейсерской скоростью двигавшегося над Атлантическим океаном, связался с диспетчером, чтобы доложить о происшествии на борту и проконсультироваться по части дальнейших действий.

– У нас три пассажирки, среди них маленькая девочка, у которых началось… Мы не понимаем, что именно. Врач на борту говорит, что это, возможно, какая-то плесень или нарост. Они спят, по крайней мере, выглядят спящими, и врач утверждает, что все их жизненные показатели в норме, но есть опасения, что их дыхательные пути… что они будут перекрыты, поэтому, как я понимаю, он собирается…

Почему сообщение прервалось, осталось неясным. Послышался грохот, металлический скрежет, крики: «Вам сюда нельзя! Немедленно выведите их!» – и все заглушил рев вроде бы дикого зверя. Какофония продолжалась почти четыре минуты, прежде чем «Боинг-767» исчез с радаров, вероятно, в момент контакта с водой.

Доктор Клинтон Норкросс шел по Бродвею, намереваясь поговорить с Иви Блэк; левой рукой он держал блокнот, правой – щелкал шариковой ручкой. Его телесная оболочка находилась в женской тюрьме Дулинга, но разум бродил в темноте по Маунтин-Рест-роуд и тревожился: о чем солгала ему Лайла? Или… может… о ком?

В нескольких ярдах от него, в камере второго этажа крыла Б, Нелл Сигер, заключенная № 4609198–1 женской тюрьмы Дулинга, получившая срок от пяти до десяти лет (хранение наркотиков класса В с намерением перепродажи), села на верхней койке, чтобы выключить телевизор.

Маленький телевизор с плоским экраном, толщиной с закрытый ноутбук, стоял на спинке у нее в ногах. Она смотрела выпуск новостей. Соседка Нелл по камере и – время от времени – ее любовница, Селия Фроуд, отбывшая почти половину своего срока, от года до двух (хранение наркотиков класса Д, второе правонарушение), смотрела новости со стула у единственного стального стола камеры.

– Слава Богу, – сказала она. – Не могу больше смотреть на это безумие. И что ты собираешься делать?

Нелл легла и повернулась на бок, лицом к цветному квадрату на стене, где висели в ряд школьные фотографии ее троих детей.

– Ничего личного, дорогая, но я собираюсь отдохнуть. Чувствую себя совершенно разбитой.

– Ох. – Селия все поняла. – Ладно. Хорошо. Приятных сновидений, Нелл.

– Надеюсь на это. Люблю тебя. Можешь взять себе все, что захочешь, из моих вещей.

– Я тоже люблю тебя, Нелл. – Селия положила ладонь на плечо Нелл. Та потрепала сокамерницу по руке и свернулась калачиком. Селия вновь села за маленький стол и принялась ждать.

Когда Нелл начала мягко похрапывать, Селия поднялась и всмотрелась в нее. Белые нити вырастали из лица Нелл, подрагивали, падали, расщеплялись на новые нити, колыхались, словно водоросли в легком приливе. Глазные яблоки Нелл двигались под закрытыми веками. Может, ей снилось, как они вдвоем сидят на одеяле, на воле, на берегу моря? Нет, скорее всего, нет. Вероятно, Нелл снились ее дети. Она не стремилась выставлять напоказ их с Селией отношения, и ей не слишком нравилось разговаривать, но сердце у Нелл было доброе, детей она любила и постоянно им писала.

Без нее будет невероятно одиноко.

Какого черта, подумала Селия и тоже решила прилечь.

В тридцати милях к востоку от женской тюрьмы Дулинга, примерно в то время, когда засыпала Нелл, два брата сидели прикованными к скамье в суде округа Кофлин. Лоуэлл Грайнер думал об отце и самоубийстве, более предпочтительном варианте в сравнении с тридцатилетним сроком в тюрьме штата. Мейнард Грайнер думал о зажаренных на открытом огне ребрышках, которые съел несколькими неделями раньше, буквально перед арестом. Ни один из мужчин понятия не имел, что творится в мире.

Охранявшему их судебному приставу до смерти надоело ждать.

– Какого хрена! Пойду посмотрю, не заснула ли судья Уайнер на толчке. Мне не столько платят, чтобы я весь день нянчился с такими дятлами, как вы двое.

Когда Селия решала составить компанию Нелл и заснуть, когда судебный пристав входил в конференц-зал, чтобы поговорить с судьей Уайнер, когда Фрэнк Джиэри бежал по лужайке перед домом, в котором раньше жил, с единственной дочерью на руках, а выгнавшая его жена бежала следом – когда происходило все это, три десятка гражданских предприняли стихийную попытку штурма Белого дома.

Авангард, трое молодых мужчин и одна молодая женщина, на первый взгляд безоружные, начал карабкаться на забор, огораживавший Белый дом.

– Дайте нам противоядие! – крикнул один, спрыгивая на землю за забором. Тщедушный, с конским хвостом, в бейсболке «Чикаго кабс».

Десяток агентов секретной службы с пистолетами в руках быстро окружили нарушителей, но в этот самый момент вторая, куда более многочисленная толпа, собравшаяся на Пенсильвания-авеню, преодолела заграждения и тоже атаковала забор. Полицейские в защитном снаряжении кинулись на них сзади, отдирая от забора. Прогремели два выстрела, один из полицейских покачнулся и тяжело рухнул на землю. После этого началась канонада. Взорвалась граната со слезоточивым газом, клубы пепельного дыма поплыли над мостовой, укутывая бегущих мимо людей.