Святой (ЛП) - Райз Тиффани - Страница 7

Она ждала удаляющихся шагов матери. Но вместо скрипа половиц, она услышала шепот. Элеонор из-под подушки взглянула на маму. Как жаль, что мать так сильно ненавидела мужчин. Ее отец был прав. В тридцать три мать все еще выглядела юной и красивой. По крайней мере, она могла быть красивой, если бы постаралась. Без макияжа. Она никогда ничего не делала со своими волосами. Она носила мешковатую одежду, как одеяние монахини. Элли, возможно, понравился бы отчим. Было бы хорошо иметь рядом мужчину, которому на самом деле не наплевать на нее.

- Мам? Что ты делаешь?

- Молюсь святой Монике. - Глаза мамы оставались закрытыми. Она сжала свой медальон в руке.

- Святой Монике? Она была мученицей или мистиком?

- Ни то, ни другое. Она была матерью.

- Хорошо. Ненавижу мучеников. - Тупые девственные мученики. Между свадьбой и смертью, они выбирают смерть. При любой возможности она бы выбирала член, а не смерть. Почему ей никто не предлагал такого выбора?

- Она была матерью святого Августина. Он тоже был своевольным, непослушным ребенком. У него была любовница, и та родила от него внебрачного ребенка. Он веселился, играл и не заботился о Боге. Но его мать, Моника, была христианкой, она снова и снова молилась за него. Молилась изо всех сил, чтобы ее ребенок узрел истину Евангелия и обратился к нему. Бог услышал ее молитвы, и святой Августин сейчас один из докторов церкви.

- У церкви есть доктора?

- Есть.

- Тогда почему она до сих пор такая больная? Они должно быть дерьмовые доктора?

Ее мать снова перестала говорить, перестала шептать, перестала молиться. Но все еще не уходила.

- Элли... - Сейчас тон ее голоса был мягче, добрее, снисходительным. Плохой знак.

- Что. Сейчас. Мама?

- Мари Роуз сказала, что новый священник должен быть красивым.

- Мам, он священник. Это мерзко. - Она снова прижала подушку к лицу.

- Он ездит на мотоцикле.

Элли убрала подушку с лица.

- На мотоцикле?

- Да. - Ее мать улыбнулась. – На мотоцикле.

- Каком? Не какая-то дерьмовая развалина из Японии, верно?

Ее мать покачала головой.

- Что-то итальянское.

- Веспа? Это скутеры, а не мотоциклы. - Элли захохотала, представив священника с колораткой на маленьком скутере Веспа.

- Нет. Что-то начинающееся на Д. Ду- что-то там…

Глаза Элли распахнулись.

- Дукати?

- Что это?

Она знала о Дукати, но никогда не видела их вблизи. Она бы убила за возможность оседлать Дукати. Ощутить эту мощь. Всю эту свободу. Что бы она отдала...

Умрет ли она, если пойдет еще один раз в церковь? Еще один час? Еще одна месса? Она могла увидеть байк, может, даже потрогать его, затем уйти.

- Ладно. - Элли сбросила одеяло. - Я иду. Но я иду ради Дукати, а не ради Бога.

Ее мать захлопнула за собой дверь, и Элли выбралась из кровати. Схватив школьную юбку, она направилась в ванную. Месса или нет, ей, так или иначе, пришлось бы встать. Ее мочевой пузырь был готов взорваться, пока она спорила с мамой.

Она прижала руку к окну в ванной и ощутила лишь комнатную температуру стекла. Хорошо. Утро теплое. Ей не придется надевать чулки под юбку.

Ее волосы выглядели так, будто принадлежали сумасшедшему человеку, так как она легла спать, не высушив их. Никакая плойка или расческа не усмирит их. Она взяла бутылку зеленого геля для волос и распределила его по волосам, приручая дикие пряди так, чтобы было возможно их завязать в хвост.

Элли засунула ноги в свои черные армейские ботинки. Осторожно черным карандашом обвела глаза. Она была низкой, а сиськи слишком большими, по крайней мере, она могла перенять макияж из образа «Героинового шика».

В спальне она нашла самую плотную фланелевую рубашку и накинула ее поверх футболки Pearl Jam. Поверх рубашки она надела зеленый жакет в стиле милитари.

Элли запрыгнула на заднее сидение их старого Форда и, как только закрыла за собой дверь, мама начала сдавать назад по подъездной дорожке.

- Я хочу, чтобы ты поздоровалась с новым священником, если выпадет шанс. Отец Грег попросил меня вести его книги, после того как сам он больше не мог справиться с этими обязанностями. Этот молодой священник может захотеть все изменить.

- Я скажу привет. А потом угоню его Дюка и укачу в закат.

- Его что?

- Дак. Дюк. Дукатис. Не важно.

- Я постараюсь быть непредвзятой к новому священнику. По крайней мере, ты можешь дать ему шанс, - ответила мама.

- Я ведь еду? Но только ради мотоцикла. Я же упоминала эту часть?

Мама рвано вздохнула.

- Ты должна ходить в церковь ради Бога, а не по другой причине.

- Говорила же, я не думаю, что верю в Бога.

- Бог везде. Он в каждом. Мы все создаем его в своем воображении.

- Я еще не встречала того, кто был бы похож на Бога.

- Сколько еще людей понадобится, чтобы достучаться до тебя? Бог сказал Аврааму, что пощадит Содом и Гоморру, если в городе найдется десять праведников. Только десять.

Элли думала об этом, думала о мальчиках в школе, которые были мудаками в кедах, об учителях, который не делали ничего, кроме наказаний, об отце, который не мог сдержать обещаний ради спасения своей жизни, о матери, которая заталкивала ей в глотку религию...

Ни в одном из них она не видела Бога. Даже в себе.

- Десять? Мам, клянусь, мне хватит одного.

Если она встретит одного единственного человека, который покажется ей святым, праведным, добрым, самоотверженным, умным и мудрым, который будет сдерживать обещания и мельком заботится о ней? Может, тогда она и поверит.

- Только одного? - с недоверием спросила мать.

- Ну, один человек и небольшой акт, как у святой Терезы не повредит. - Элеонор улыбнулась, и мама с отвращением покачала головой.

- Знаешь, все, что я когда-либо хотела, это дочь, любящую Бога, которая ходит в церковь, уважает своих священников и, может, даже, немного уважает свою мать. Думаешь, я о много прошу?

Элли обдумывала этот вопрос целую секунду, прежде чем дать ответ.

- Ага.

Как только мама припарковалась у Пресвятого Сердца, Элли выпрыгнула из машины. Мама, возможно, и могла заставить ее пойти в церковь, но она и не думала сидеть рядом с ней.

Элли вошла в святилище и заняла место у северной части алтаря, где лежит Евангелие, с левой стороны, обращенной к алтарю. Давным-давно, замещающий священник объяснил разницу между стороной с Евангелия и стороной Послания, или правой стороной. Так же это был тот же священник, который научил всех, что Аминь правильнее переводится «да будет так». Это удивило ее. До него она всегда думала, что Аминь обозначает «конец связи».

К тому времени как она пришла, скамья, где она привыкла сидеть, уже была занята, так что вместо сидения под ее любимым витражным окном, ей пришлось сесть на проходе. Все в порядке. Отсюда она лучше рассмотрит нового священника. И если он ей не понравится, она может «случайно» наступить на подол его ризы. Упс.

Она стянула жакет, взяла молитвенную книгу и вернулась к книге дня. Из своего рюкзака она достала копию «Права на спящую красавицу» и поместила ее между страниц. Она слышала, как какие-то девочки в ее классе по немецкому хохотали над ее копией. Одна из них украла ее у старшей сестры. Гадость, говорили они. Мерзость, говорили они. Так пошло. Они не могли поверить, что люди на самом деле делали это, говорили они. И, конечно же, Элеонор украла копию из государственной библиотеки. И сейчас, уже третий раз перечитывая ее, она не могла понять, почему эти девочки из ее класса называли книгу мерзкой и противной. Элли влюбилась в историю о сексуальном рабстве в сказочном мире королей и королев. И еще лучше того, главной героине, Красавице, тоже было пятнадцать, как и ей. Пятнадцать плюс еще сотню лет, которые она проспала под заклинанием. Может, Элли так же находилась под заклинанием и не знала об этом. Может, она заснула, и все происходящее было сном, плохим сном, где ее отец был вором, а мать вообще не хотела рожать свою дочь. Может, однажды придет принц и поцелует ее, займется с ней любовью, и она проснется, чтобы понять, что она была королевой.