И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 12

Тело более не принадлежало юноше, скуля от удовольствия и вновь предавая, отдаваясь на растерзание чернокнижнику. О, он знал толк в наслаждении, умел его получать и отдавать, не скупясь и проявляя неслыханную щедрость. Невольно в тумане экстаза всплыла мысль: если бы Артемис встретил его раньше, сделал бы всё возможное, лишь бы Гилберт стал его постоянным любовником. Неутомимый, безжалостный, и Артемис не мог не таять и не размякать под его уверенными ладонями. Гилберт огладил грудь, рёбра, талию, опускаясь ниже и отражая маршрут на спине жёсткими поцелуями, вбирая в себя кожу и оставляя пылающие метки засосов. Каждая из них так и вопила о принадлежности этому своенравному мужчине. Судорога оргазма прошлась по паху жаркой истомой, заставляя кончить, пока Найтгест врубался в податливое тело с неумолимой и безустанной жаркой страстью.

Акио помнил, что молил его остановиться, не мог более выносить сладчайшую экзекуцию. Кажется, даже рыдал, не имея ни малейшей возможности отстраниться и сбежать от него, скованный его покорным слугой-мраком. Этот мужчина сделал то, чего не мог никто другой. Он показал Охотнику: что такое настоящие удовольствие и страсть, что он никогда на самом деле не знал о них ровным счётом ничего. Напуганное этим фактом сознание быстро нашло выход из сложившейся ситуации и сбежало прочь, оставив безвольное тело в горячей постели со своим мучителем. Надо отдать ему должное: едва почуяв, что любовник совсем обмяк и перестал подавать хоть какие-то признаки жизни, Гилберт отстранился и прекратил сладостную пытку, хотя мог бы продолжать её ещё очень долго. И, более того, хотел этого, страстно желал укутывать юношу собственным пылким огнём, дарить ему удовольствие, с которым прежде этот мальчик не сталкивался. Все его прежние похождения будут казаться ему жалким фарсом, фальшивкой, и Гилберт знал, что откроет ему глаза. Научит любить долгие, полные жаркого томления ночи, ненавидеть рассветы, проведённые в одиночестве. Чернокнижник слизнул каплю пряной крови юного Акио. Она пела от сил, что таились в нём, была горьковато сладкой от пережитых им испытаний, от боли и ненависти. Этот коктейль пьянил вампира, привязывал лучше всех проклятий. Взяв тонкое запястье в руки, Найтгест потянул носом запах — у самой кожи, где ближе всего пролегали вены. Пульсация в них была бешеной и манящей, так и молила о том, чтобы её наконец подчинили. Распалённое тело дрожало от малейшего прикосновения сквозняка или же простыней, до того блаженно прохладных, теперь же пропитавшихся испариной и семенем. Сквозь покров болезненного забытья Артемис слышал неразборчивый шёпот мужчины совсем рядом с собой, чувствовал, как его укутывает благостная прохлада. Чернокнижник уложил Акио на чистую половину кровати, замер, любуясь даже теперь непокорным выражением лица. О, он ценил таких, но всегда ломал под себя без особых усилий, и собирался сделать то же самое теперь. Вот только он не подозревал, что и его самого можно сломить. Да кто бы смог проделать это с самим Господином чернокнижников?

❃ ❃ ❃

И вновь потекли привычные уже дни. Акио приходил в себя в полном одиночестве и хромая бродил по замку, пытаясь раскрыть его секреты и понять, что же он ещё прячет. Но вечером неизменно являлся Гилберт. И, благо, если он был занят работой, а не обрушивал на тушку фаворита водопад собственной ненасытной страсти. Это могло длиться часами, лишая разума и вновь заставляя умолять о пощаде, могло затянуться и на всю ночь, если Охотник не мог забыться и ускользнуть. Он всегда был хорошим и прилежным учеником и быстро понял, что его вопли и угрозы ничего не значат и не несут в себе никакого смысла, только ослабляя. Казалось, Гилберт даже не предпринимал попыток слушать любовника, наоборот, он оказался удивительно глух к ярости, словно никогда и не был знаком с таким словом, как «нет». Иначе говоря, чернокнижник относился к протестам с простоватым пренебрежением, так и сквозившем в нём. «Откуда звук?» — читал Акио на его насмешливом лице. В этом всём была и положительная сторона: очень быстро Артемис научился вовсе не издавать звуков и сохранять безмолвие даже тогда, когда удовольствие, даримое ему, становилось совсем уж жгучим. Гилберт не сразу понял, что, пытаясь чего-либо добиться от этого юноши, он получал строго противоположный результат. Так было всегда и, пожалуй, выходило само по себе, без особого участия Акио. Словно какой-то блок вырастал в сознании, не позволяя поступать так, как угодно кому-то другому. Чернокнижнику лишь предстояло узнать, что, где на Артемиса сядешь, там и слезешь. Уроки же, которые любезно подготовила юноше жизнь, ещё лишь намечались в далёкой зыбкой перспективе.

Если сказать, что всё было совершенно невыносимо, это будет наглой и жуткой ложью. Тюрьма, в которую Артемис угодил, оказалась не такой уж и дурной. Бесконечные переходы замка хранили в себе множество тайн, и к каждой из них он теперь мог прикоснуться без страха, заглянуть в каждый секрет и впитать его в себя. Только на то, чтобы обойти полностью все наземные этажи этой громадины, даже скорее оббежать, не заглядывая особо в комнаты, у него ушло несколько месяцев. Конечно, если учитывать то, что большую часть времени он проводил, пытаясь унять боль в зарастающем рубце. Но однажды почти в ночи ему улыбнулась удача. Давно он не видел такого её широкого оскала, а потому поспешил воспользоваться шансом. Библиотека. Миллионы книг на высоких стеллажах, образующих лабиринты, так и перешёптывались между собой, маня и завлекая. У Артемиса не было ни малейшего понятия о том, какая система каталогов здесь. Более того, за всё время своего блуждания по храму знаний, он не встретил даже намёка на библиотекаря или журнал, долженствующий объяснять, куда и где свернуть так, чтобы найти нужную книгу. Искать что-то самому и вовсе представлялось безумной затеей. Но в тот момент у него не было особой цели. Схватив первое, что попалось под руку, Артемис уселся прямо там, на каменном полу, жадно вглядываясь в уже столь знакомые ему символы.

Впервые встретившись с ними, Акио выдвинул теорию, что каждый из них отвечает за определённый звук, как в европейских языках, но оказался горько разочарован. Затем была идея о том, что они обозначают не просто звук, но целое слово, законченное и несущее в себе смысл. Это оказалось куда как ближе. Пытаясь читать книгу, полученную от Рильята в качестве трофея, Артемис понял ещё одну любопытную вещь. Да, в самом деле, каждый определённый символ обозначает слово или же вовсе фразу, но, ко всему прочему, просто взять и написать или же прочитать их не представляется возможным. Если бы подобный экземпляр попал в руки человека, достаточно упорного и эрудированного, он бы быстро подобрал ключ к этой тайне. Поэтому хронисты и писцы прибегли к небольшой хитрости: прочесть написанное мог лишь тот, чей разум был достаточно силён, чья воля была равна их собственной. Из исторических книг Охотник узнал, что со временем это вызвало кучу неудобств, ведь Повелители не могли написать указ своим подчинённым и рассчитывать на то, что они хоть что-то поймут. Почесав репы, мудрецы пришли к решению, что надо подстраиваться под массы, ведь на них всё, собственно, и строится. Таким образом, когда писались книги для детей, приходилось в разы ограничивать собственные силы. И, соответственно, сосредотачиваться, чтобы послать тайное письмо равному. Но, слава богам, ему попалась в руки самая обыкновенная летопись, как следствие, доступная для прочтения каждому, в ком есть хоть крупица сил. А здесь такими были все подряд через одного. Возможно, не самый захватывающий жанр, который только мог попасться ему в руки, но он всё ещё не знал об этом мире ровным счётом ничего. Поэтому жадно хватался абсолютно за всё, что только попадалось под руку. В какой-то момент Артемис открыл книгу, которая оказалась ему вовсе не по зубам: знаки плясали перед глазами, не желая собираться в единое целое, а улавливались лишь мелкие осколки, вызвавшие только острую головную боль.

И вот именно тогда-то Артемис порадовался тому, что у него под рукой есть кое-кто более могущественный. Правда, он свято верил, что это Акио сидит у него под ладонью, но тогда это сути дела не мешало. Отыскать Гилберта в замке оказалось не так уж и просто, тем более, что в переходах, как и всегда, оказалось пустынно, а потому спрашивать дорогу было не сподручно. Да и как бы он это сделал? «Извините, вы не подскажете, как найти Гилберта Найтгеста?». Тогда это звучало для Артемиса уморительно и глупо, ведь он ещё не понимал, в чьи руки на самом деле угодил. Ну, подумаешь, чернокнижник. С кем не бывает? И с трудом, со скрипом, он вспомнил то, чему его когда-то учил Тори. Точнее, то, чему он был вынужден экстренно научиться сам с лёгкой руки некроманта. Сосредоточив разум и расслабив тело, Охотник заставил лихорадочные мысли угомониться и встать в строй, затем начать потихоньку испаряться вовсе, пока не остался лишь ясный образ мужчины. Тогда и только тогда он ощутил терпкий сандаловый запах с мускусными нотками, тут же закрепив его на периферии сознания, запомнив теперь уже на всю жизнь.