Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 4
- Предыдущая
- 4/82
- Следующая
возмущённо пикнула, явно не привыкшая к тому, что её со сна так безжалостно мучают.
— Давай же, давай. Не хватало ещё ему с яростным писком начать перезагружаться!
Если только мать это услышит, я не успею сбежать и замести за собой следы до того, как она явится проверять, кто измывается над компьютером».
Вскоре я уже беспрепятственно шерстил просторы интернета, изо всех сил сдерживая
порыв забраться в «историю браузера» и продемонстрировать чистоту собственного отца
его наивной жене. Но, предполагая, что меня скорее стошнит, чем я буду морально
удовлетворён, я не делал глупостей и лишь изредка подчищал за собой историю, старательно не смотря ниже собственных адресов. Как оказалось, найти в куче
рекламы, спама, вылезающих баннеров что-то, более-менее подходящее мне, было
совершенно непросто. Представляя, какое количество вирусов ползает сейчас по этому
самому компьютеру, я даже боялся за собственную «читалку», однако злость пересилила
страх. Вскоре несколько учебников французского лениво переползли на мою электронку, и я поспешил выдернуть провод, не обращая внимания на возмущённое пиликанье
компьютера. «Небезопасное отключение, ага, как же, — бормотал про себя я, вычищая
историю и загрузки, а затем отключил компьютер. — Как будто подключение к этой
груде железа может быть полезным». Впрочем, мой негатив вернулся ко мне через пару
секунд: вставая из-за стола, я зацепился ногой за один из проводов и полетел на
пол. Главное было не заорать в голос от боли и обиды, полежать пару мгновений, прислушиваясь к звукам в доме. Когда через несколько минут не раздалось быстрых
лёгких шагов, я со спокойным вздохом поднялся на ноги и мстительно пнул системник, а затем покинул кабинет, осторожно закрыв за собой двери, повернув ключ до щелчка и
вытащив его.
Вражда с электроникой у меня была почти что врождённой. Она меня не слушалась, фактически «горела» под руками, а я её просто недолюбливал, хотя причин для того и
не было. Удобные вещи, да и только. Правда, капризные и требовательные настолько, что проще было завести себе голубя для обмена письмами. Вернувшись в комнату и
обнаружив, что брат до сих пор спит, я немного успокоился и выдохнул. На кистях всё
ещё багровели синяки от пальцев отца, о спине я и вовсе старался не думать, пока
переодевался и расчёсывал собственные волосы. Спадающие ниже плеч, светлые, как и у
матери с братом, они часто становились причиной скандалов в школе. И хотя за
обучение отдавались бешеные деньги, но почему-то все считали своим долгом напомнить
мне о том, что молодому человеку не подобает носить длинные волосы. Когда же
жилетка скользнула поверх рубашки, согревая болящее тело, оставалось только
отправиться на кухню, надеясь, что отец не вернётся пораньше.
Я никогда не вдавался в подробности его работы (ещё чего не хватало!), но он вроде
бы владел своим небольшим бизнесом, по совместительству — фетишем. Оружие.
Огнестрельное, холодное, всех видов и возрастов, устаревшее и едва только вышедшее
с конвейера. Поэтому некоторые комнаты в доме имели даже устрашающий вид: на
стойках красовались мечи и кинжалы, под стеклом в витринах лежали револьверы и
пистолеты, рядом с ними в ровных шеренгах блестели патроны. Иногда мне казалось, что отец ждёт, что к нему завалится кто-то, к кому всё это придётся применить.
Порой хотелось, чтобы тогда его преследовали промахи и осечки, но человека
проклянёшь — сам в две ямы попадёшь. А потому все свои грубые помыслы я оставлял
при себе, не давая им толком сформироваться.
Стараясь не скрежетать зубами и не трястись от бессильной злости, я вяло возился на
кухне. Таковы уж были правила — встал первым, так изволь приготовить завтрак. И
если уж не всем, то хотя бы себе, чтобы остальных не задерживать и не мучить. Я
предпочитал не нарываться на лишние скандалы, а потому без препирательств готовил
всем. Достав из морозилки рыбу и положив её в раковину под воду размораживаться, я
начал возиться с рисом. Это всё успокаивало и приносило каплю желанного
умиротворения, вводило в какой-то транс: тщательно промыть под ледяной водой рис, выкинуть шелуху, ещё раз промыть и долго, монотонно помешивать его в кастрюле, пока
он отваривается. Меньше всего в процедуре приготовления мне нравилось создание пюре
из авокадо и прочей дряни для начинки, но раз уж это было частью «обряда», то
ничего не поделаешь. Пусть я сам предпочитал по-быстрому съесть яичницу или
бутерброд, но позже всех я просыпался редко. Когда же с приготовлениями онигири и
рыбы было покончено, я выдохнул с облегчением и, украв немного еды себе на тарелку, убрёл в комнату. Раз мать сказала, что сегодня нужно куда-то ехать, то она придёт
как можно раньше с надеждой распихать меня и вытащить из скорлупы. А тут брат так
невовремя. Поглядев на сладко спящего Сэто, я мог только с завистью вздохнуть и
приняться за завтрак, пожелав самому себе приятного аппетита — хорошо ему спать и в
ус не дуть.
❃ ❃ ❃
На дорогах, как и обычно, были пробки, и путешествие за школьной формой младшего
брата затягивалось, превращаясь в самый настоящий ад. Сэто ныл и хныкал на соседнем
сидении, изводясь, изводя меня и всячески дразня людей в соседних машинах. Благо, японцы — отходчивый и приличный народ, привыкший закрывать глаза на глупости детей.
А я был готов взорваться от бешенства. Спасал только хорошо поставленный женский
голос в наушниках, на французском языке вещавший упражнение на произношение. Я
беззвучно шевелил губами, повторяя за ней и силясь отвлечься от головной боли, возникшей из-за очередной глупой болтовни младшего.
— Арти, ну поиграй со мной! — наконец взвыл мне в самое ухо мальчишка, выдернув
наушник и принявшись мотать туда-сюда за плечи. — Мне скучно!
Терпение моё кончилось в тот момент, когда он слишком сильно пихнул меня в плечо и
голова моя встретилась со стеклом.
— Мам, заткни его! — крикнул я, потирая шишку и пытаясь вернуться к упражнению, но
куда там: только добившись от меня хоть одного звука, Сэто радостно запрыгал на
месте и, схватив меня за руку, принялся без умолку трещать о том, как отлично мы
проведём время в городе. Возле желудка точно гремучая змея свернулась, по крайней
мере, дрожь была очень характерной и напоминала именно её. Последние силы ушли на
то, чтобы не развернуться и не дать брату по челюсти, хотя так хотелось. В конце
концов, он недавно жаловался, что у него шатается молочный зуб.
— Сибуя? Мам, ты серьёзно? — я вздохнул, вылезая из машины и поправляя небольшую
сумку на плече. Сэто хвостиком последовал за мной, крепко уцепившись за локоть, что
уже беспощадно болел. — Здесь же толком ничего не найти. И народа — тьма.
— Не ной, — отрезала женщина, протягивая мне руку. — Идём. Сейчас быстро возьмём
форму, заскочим за продуктами — и домой.
Отвернувшись от руки матери, я всунул в её пальцы кисть брата и мрачно зашагал
вперёд, стараясь увернуться от всех прохожих, что сновали здесь вплотную друг к
другу. Точно огромный муравейник, Токио с утра пораньше уже гудел и жил полной
жизнью, не уставая поражать яркостью собственных красок и, конечно же, выдержкой.
Откуда здесь бралось столько людей и как они тут помещались, я не желал знать, хотя
риторическими вопросами задаваться не переставал. «Конечно, — бурчал я, уворачиваясь от очередного спешащего куда-то человека. — Быстро. Как же!». По всем
правилам в выходные в это время все должны отсыпаться, но надежды мои не
оправдались сразу после выхода из дома. Машины сновали по улицам, тарахтя и воняя
бензином, люди переговаривались и создавали такую какофонию, что складывалось
- Предыдущая
- 4/82
- Следующая