Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 27
- Предыдущая
- 27/82
- Следующая
хочется успеть прокатиться верхом.
Сэто буркнул себе под нос нечто сомнительное и, несомненно, оскорбительное, но тем
и ограничился, и на том спасибо.
❃ ❃ ❃
Так прошла первая неделя в доме загадочного господина Гото, столь любезно
приютившего нас под своё крыло. Эти воспоминания до того сладки и упоительны, что я
до сих пор позволяю себе закрыть глаза и вспомнить тот чистый воздух, те пустынные
переходы усадьбы, тот шелест ветра, тот топот копыт и эту поразительную лёгкость
абсолютно невинного человека. Чёрт бы с ним, с Сэто, с Миком, с этими
беспорядочными любовными метаниями, с Рафаэлем и его замашками. Именно тогда я был
абсолютно свободен.
А затем однажды утром стук в дверь оповестил нас с Сэто о том, чем может оповестить
нас Тадаши.
— Рад сообщить, что сегодня ночью господин Гото вернулся и желает видеть всю семью
Акио за завтраком через час и пятнадцать минут. — Кажется, старик расцвёл оттого, что его начальник снова поблизости, и это не могло не смешить, однако я лишь сонно
кивнул. — А также он сказал, что будет благодарен, если молодые Акио соизволят
привести себя в приличный вид, соответствующий положению их семьи, а не «двух
дьяволят, готовых изваляться в грязи при первой же возможности». Это означает, что
он просит вас не надевать одежду городского стиля и придерживаться правил этикета.
— А говна на лопатке он не хочет? — сонно гаркнул Сэто, накрывая голову подушкой, дабы не слышать монотонное гудение дворецкого.
— Смею заверить молодого господина, что подобными прискорбными блюдами господин
Гото не увлекается, — не поведя и бровью, хладнокровно отозвался Тадаши, кивнул мне
и покинул комнату.
Заставить брата надеть рубашку оказалось сложнее, чем научить попугая говорить, и я
был готов сам сорвать с себя одежду от злости. Впрочем, выслушав мою ругань и
мольбы, младший смирился и всё же застегнул пуговицы рубашки, а сверху накинул
жилетку. Я же позволил себе одеться только после того, как принял прохладный душ.
Столовая находилась с восточной стороны дома, и большую часть стены здесь занимало
окно. Огромное, от пола до потолка, оно было снабжено широким подоконником и
множеством подушек, пледов и прочих приятных вещей, которые помогали согреться в
дождливую погоду и не впасть в отчаяние. Сейчас же её заливал приятный тёплый
ровный свет. К моему удивлению мы с Сэто явились первыми и обнаружили, что, кроме
нас, здесь никого нет. Обычно эта локация была шумной и несколько странной, но мне
всегда нравилось наблюдать за теми, кто посещал этот дом. Эти люди говорили на
разных языках, некоторые из которых я был не в силах не то что понять, но и
распознать: они жестикулировали и обменивались новостями. И вместе с тем было в них
что-то такое, что их всех делало… родными. Я не могу описать это чувство, но мне
казалось, будто меня с ними что-то связывает. Теперь же тут было тихо и пустынно, точно все разбежались.
— Позвольте проводить вас в малую столовую, — нежданно-негаданно явился Тадаши, точно чёртик из табакерки, и повёл нас прочь. — Господин Гото пожелал разделить
завтрак исключительно с вами и вашими родителями, а потому было решено накрыть на
стол в малой обеденной комнате.
Наконец он открыл перед нами двойные двери. В комнате пахло сигарами отца, духами
матери и озоном. Я не шучу: там будто только что прошла гроза с молниями. Помещение
было небольшим, панели стен на верхней части были украшены тканью, исписанной
японской живописью и несколькими стихами Басё**. И хотя природа ни в коем случае не
стояла в списке самых любимых мною вещей, но его хокку*** казались мне на удивление
точными. А возможно, всё дело в том, что воспитывали меня по японским традициям.
Округлый стол в центре гармонично дополнял круглую комнату с единственным в ней
окошком, которое сейчас обрамляли лёгкие нежные занавески охрового цвета. Ковёр
скрадывал шаги и создавал ощущение полёта. Вдоль стен разместились подушки разных
форм и размеров, так и маня поваляться на них, подумать о своём, познать дзэн. Надо
сказать, я проводил в этой комнате больше всего времени. Под потолком раскачивалась
музыка ветра, впущенного нами через сквозняк и сейчас едва различимо и ласково
зашелестевшего. Помимо окна источником света здесь служили две лампы, выполненные в
виде старинных фонарей, которые уместились по бокам от дверей. За столом сидело
трое: мать, отец и незнакомый мужчина.
Признаюсь, когда я слышал шепотки «господин Гото то», «господин Гото сё», то
предполагал увидеть нечто вроде моего отца, хмурое, злое, а тут… Наверное, самое
точное описание подсказала мне надпись на одной из панелей:
«Молния ночью во тьме.
Озера гладь водяная
Искрами вспыхнула вдруг».
Он и в самом деле походил на молнию, внезапно обретшую плоть и кровь, застывшую в
цельном образе сего мужчины. И пусть черты его лица были немного резкими, хищными, но их с лёгкостью смягчала улыбка на тонких бледных губах. Из тщательно выбеленных
и зачёсанных назад волос были видны отрастающие чёрные корни. Пожалуй, больше меня
удивило не это. Глядя на усадьбу, я пытался сосчитать, сколько времени и средств
надо было убить на то, чтобы построить и обустроить всё это. По моим расчётам
выходило около десяти лет на саму постройку, ещё не меньше пяти — на обустройство, а суммы были просто квадратными. И я рассчитывал увидеть кого-то, скажем так, старше моего отца. А он выглядел едва ли не моложе! Белоснежная его рубашка
слепила, но эту яркость скрадывал синий, как цветы колокольчика, длинный пиджак, больше походящий на фрак; насыщенный свежий цвет столь шёл ему к лицу, что и
вообразить подобное сочетание было сложно; голос был звучным, искрящимся, но при
этом совершенно не дребезжал, — словом, мне показалось, что я столкнулся с самим
воплощением стихии, не иначе.
— Доброе утро, молодые люди, — губы мужчины тронула улыбка. Он убрал упавшие ему на
лицо волосы и вежливо поднялся со своего места.
Не знаю, что меня возмущало больше: абсолютно молочный цвет его глаз или пара
коротких серёжек-«штанг», протыкающих его веки под бровями, отчего вид мужчина имел
несколько насмешливо-ироничный. И жуткий.
— Вас не учили правилам? — он чуть сощурился, и я шумно выдохнул, пытаясь выйти из
транса, в который меня будто погрузил этот ужасный человек.
Нет, вид он имел приятный, от него перехватывало горло восхищением, но вместе с тем
я себя чувствовал на прицеле, мошкой, застрявшей в карамели, но затем напряжение
испарилось — я перестал сводить вместе лопатки и слегка поклонился, хотя, буду
откровенен, редко когда опускался до подобного.
— Акио Артемис Второй, — представился я и поднял голову, чувствуя, как сердце
бешено колотится в груди, — прошу простить нас за опоздание.
— Акио Сэто. — Голос брата был бледен, дрожал, и я понял, что он прошёл через всю
ту же палитру чувств, что пришлось и мне.
— Гото Акира, рад с вами познакомиться, молодые люди. Присаживайтесь, — кивнув нам, мужчина опустился на своё место, и весь тот груз, что давил мне на плечи, наконец, испарился. — Андреа, ты не говорила, что твои сыновья уже такие взрослые.
Он говорил так, словно продолжил прерванный случайным кашлем разговор. Мать быстро
глянула на меня, чуть улыбнулась, а затем повернулась к Акире. «Почему я чувствую
себя, как под рентгеном? — мысли истерично бились в голове, пока я осторожно брал
приборы в руки и принимался аккуратно, ломтик за ломтиком, отрезать кусочки омлета
и отправлять их в рот. — Почему я чувствую себя так, будто у меня в голове кто-то
копошится даже без перчаток? Будто меня к чему-то готовят?». Во рту пересохло от
- Предыдущая
- 27/82
- Следующая