Король Матиуш на необитаемом острове - Корчак Януш - Страница 22
- Предыдущая
- 22/37
- Следующая
Матиуш остался один. За стеной послышался сдавленный смех.
«Это они надо мной смеются, – подумал Матиуш. – Ну и пусть.»
Ротмистр каждый час слал на подпись циркуляры, приказы, инструкции, и Матиуш, не читая, отсылал обратно. Утром и вечером ротмистр собственной персоной являлся осведомиться о здоровье Матиуша. Тот в ответ молчал.
Перед тем как устроить учения, ротмистр присылал к Матиушу своего адъютанта.
– Ваше величество, разрешите устроить учения? – спрашивал адъютант.
– Не разрешаю! – отрезал Матиуш.
Так продолжалось пять дней. Но вот прибыл корабль, который доставил на остров работников. По приказу ротмистра они стали ремонтировать ему жилище. В лесу застучали топоры, завизжали пилы.
К дому ротмистра пристроили крылечко, соорудили беседку и еще какие-то постройки неизвестного назначения. С утра до вечера – суета, беготня, крики и ругань. Никакого покоя.
Матиуш потихоньку выскальзывал из дому. Одинокие прогулки, лодка, занятия с Ало и Алой, скрипка стали ему во сто крат дороже.
Он понимал: это только начало. И спокойно ждал развития событий. Ротмистр делал вид, будто забыл о его существовании. Зато канцелярия работала вовсю: до позднего вечера два писаря сидели, низко склонившись над столом, и что-то строчили. Присылаемые на подпись циркуляры, распоряжения, приказы день ото дня становились все длиннее. Но Матиуш по-прежнему не читал их.
Еда с каждым днем становилась хуже. Раньше финик или инжир были для Матиуша просто лакомством, а теперь он пропал бы без них.
Однажды Матиушу совсем не принесли обеда. Он не придал бы этому значения, если бы не слова, услышанные из-за перегородки:
– Они ссорятся, а мы тут из-за них с голоду подыхай.
Матиуш постучал в стену: так он вызывал своего адъютанта.
– Вы сегодня обедали? – спросил он явившегося на зов парня.
– Никак нет, ваше величество! Кухня уже три дня не работает. Господин ротмистр не имеет права выдавать провизию без подписи вашего величества.
Матиуш облачился в мундир и велел позвать ротмистра.
– Прошу прислать мне на просмотр все бумаги из канцелярии, – заявил он ротмистру.
– Слушаюсь, ваше величество!
Через пять минут перед Матиушем лежал приказ о выдаче обеда. Матиуш немедленно подписал его.
А через десять минут в соседней комнате прогремело троекратное «ура» и застучали ложки.
Когда Матиушу принесли обед, он отказался есть: и аппетит пропал, и времени не было – на столе возвышалась груда бумаг. Среди них была и жалоба на полковника Дормеско. Матиуш начал читать ее, и на лбу у него выступил холодный пот.
Сколько стульев, столов, кроватей, простыней, тарелок, ножей должно быть на острове, неизвестно. Куда девались мыло, молоко, конфеты, книжки и игрушки, тоже неизвестно. По полученным сведениям, у детей смотрителя маяка много краденых вещей короля. Среди бумаг не обнаружено ни одной квитанции, расписки или счета. Помещения грязные и обшарпанные, непригодные для жилья. Солдаты делали что хотели, никакой дисциплины…
Но это еще не все, кроме жалобы на Дормеско, имелись три жалобы на Матиуша. Читая их, можно было подумать, что они продиктованы заботой и состраданием к малолетнему королю-изгнаннику.
Вот первая:
Здоровье короля оставляет желать лучшего. Он раздражителен и угнетен. Отказывается читать и подписывать бумаги, чем осложняет работу канцелярии. Не разрешает проводить учений…
Вторая жалоба гласила:
Король заплывает на лодке далеко в море и возвращается усталый и подавленный. Он взбирается на высокую гору, откуда можно упасть и разбиться насмерть. Бродит также в одиночку по лесу, где водятся дикие звери, ядовитые змеи и, возможно, живут людоеды.
Король позволяет своей охране шуметь до поздней ночи, – говорилось в третьей жалобе. – Дикие крики мальчишек оглашают остров. Сорванцы украли у работников пилу и два топора. С подростками, как известно, вообще трудно справиться, поэтому я слагаю с себя всякую ответственность за дальнейшее…
Действительно, мальчишки в соседней комнате шумели, курили, ругались, затевали драки. Ни о какой игре на скрипке не могло быть и речи, даже спать по ночам стало невозможно. Матиуш хотел попросить их вести себя потише, но раздумал: авось сами поймут, что это нехорошо.
Матиуш вообще ни разу ни с кем не разговаривал и даже не знал их по именам, за исключением своего адъютанта, Филиппа.
Этот Филипп, рослый, здоровый парень, не нравился Матиушу. Вроде бы послушный, является по первому зову, щелкает каблуками, но при этом у него как-то неприятно бегают глаза. Внешне все в порядке, ни к чему не придерешься, но однажды Матиуш увидел на стене его тень – она грозила ему кулаком и показывала язык.
В первую минуту он не поверил своим глазам. Но, кроме них, в комнате никого не было. Значит, это могло относиться только к нему. «За что он меня ненавидит?» – недоумевал Матиуш.
Матиуш не раз слышал через тонкую стенку, как Филипп орал на товарищей:
– Тише! Не мешайте королю спать! Как вы смеете, хамы, беспокоить короля!
Матиуш не понимал: к чему так кричать, когда через перегородку все слышно. Филипп как-то странно растягивал букву «р». Получалось «кор-р-роль», – и Матиушу чудилась в этом издевка.
Матиуш старался поменьше сидеть в комнате, поменьше бывать возле дома. Но взбирался ли он на свою скалу или плыл на маяк, его не покидала мысль о том, что теперь предпринять. Написать в Совет Пяти? Но о чем? Если попросить, чтобы все было по-старому, они скажут: он сам не знает, чего хочет. Может, потолковать с мальчишками? Сказать, что он хочет с ними дружить? Нет, зачем кривить душой. Ведь это неправда, его нисколько не привлекает дружба с этими грубиянами.
Они нарочно через замочную скважину пускают к нему в комнату табачный дым. До него долетает их шепот и сдавленный смех. Уж лучше шум и ругань, чем насмешки. Матиуш то и дело слышит: «он», «король», «Матиуш». Время от времени шушуканье и смешки прерывает громкий издевательский голос:
– Молчать, скоты! Как вы смеете мешать кор-р-ролю! Кор-р-роль хочет спать!
XX
Жизнь на острове изменилась до неузнаваемости.
В следующий раз корабль привез топографов снять план острова. Потом приехали две художницы делать зарисовки с натуры. Потом – доктор. Он осмотрел Матиуша, написал что-то на листочке бумаги, сел на корабль и уехал. Потом стали строить отдельный дом для канцелярии. Откуда-то появились духовые трубы. На них умели играть писаря, несколько плотников и двое подростков. И вот как-то вечером заиграл оркестр и начались танцы. Танцевали ротмистр, топограф и две приезжие женщины. А Матиуш, лежа в постели, заплакал.
Ему вдруг стало грустно, что нет больше полковника Дормеско и Валентия, который мог ответить на любой вопрос. Сделалось так тоскливо и горько, что, если бы не дети с маяка и не кладбище на вершине скалы, он оделся бы и убежал в лес. А там отыскал бы башню отшельника или к дикарям ушел. Он не сомневался: они прячутся в чаще.
И вдруг Матиуш почувствовал, что кто-то ползет по одеялу.
«Наверно, мышь», – подумал он.
Но нет, зверек оказался покрупней мыши, рыжий, с белыми лапками и коротким хвостом. И на шее у него висела цепочка, а на цепочке болталось что-то круглое. Это был орех, а в нем – письмо от Клу-Клу.
Дорогой Матиуш, – писала она, – чует мое сердце, тебе плохо на необитаемом острове. Я давно о тебе ничего не слышала, потому что у нас с белыми великая война. Бум-Друма убили. Я теперь, как и ты, сирота.
Дальше следовало подробное указание, как вложить ответ в ореховую скорлупу, как заклеить ее, чтобы не размокла бумага, когда крысенок поплывет обратно.
«Значит, этот зверек вроде почтового голубя».
- Предыдущая
- 22/37
- Следующая
