Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 35

Возможно, именно поэтому и не заметил легкое колебание воздуха справа: точнее, заметил, но слишком поздно.

Игла кинжала коснулась шеи над воротником-стойкой. В ту же минуту, как за спиной раздался жесткий голос брата:

— Отойди. От него.

— Братец, ну ты бы хоть репертуар сменил, что ли.

Лезвие шиинхэ, иньфайского кинжала, обжигало кожу. Сквозь холодный металл по телу бежали огненные нити, рождая внутри знакомое чувство. Знакомое и опасное: проверить себя на прочность. И Анри заодно.

Жером, судя по взгляду, готовый превратить его в обугленную головешку (наградил же Всевидящий огненной магией идиота!), к счастью, отлично понимал, что любое движение будет стоить ему жизни. Поэтому только бесился (видно по сжатым губам, смятым как бумажные полоски), не забывая жрать себя с потрохами за неудавшуюся попытку вышвырнуть его из дома и за то, что так легко подставился. Впрочем, Жером волновал Эрика меньше всего.

Если чуть скользнуть взглядом по лезвию, можно увидеть брата. Точнее, смутную тень, пойманную в ловушку отражения металла.

— Кажется, я говорил, что в этом доме тебе нечего делать.

— Да ну?

Давно он такого не испытывал: все предыдущие встречи были слишком официальными и короткими. В этой была своя особая прелесть. Особенно когда шиинхэ ужалил кожу, впиваясь в нее раскаленной иглой.

— Я повторять не стану.

— Не боишься, что у меня рука дрогнет? Конвульсии, все дела… Замучаешься пол оттирать.

— Может, хватит уже?!

Звенящий от гнева голос. Звенящий, яростный, сильный и такой знакомый.

Голос, который звучал в воспоминаниях сквозь года, расстояние и пространство. Наяву и во снах. Шаги за спиной, шорох платья.

Этой встречи он ждал столько, что со временем потерял счет дням. Медленно отвел от горла Жерома лезвие, медленно вернул его в шафт и так же медленно обернулся. Скользнул взглядом по брату, чьи глаза сейчас были не теплее жала шиинхэ, а потом взглянул на нее.

— Почему вы не можете просто нормально поговорить?

— Потому что нормально и он — несовместимые вещи, Тереза.

За годы, что они не виделись (страшно представить, сколько) Тереза стала еще красивее. В чертах, правильных и резких, на чей-то взгляд особенно резких для женщины, появилась непривычная мягкость. Ее красота всегда была темной, как ее магия, но сейчас никто в здравом уме не назвал бы эту женщину Леди Смерть. Только складки у губ и сложенные на груди руки выдают настроение.

Знакомое настроение.

Его Тереза…

Нет, не его.

— Что тебе нужно? — Анри шагнул в сторону, закрывая жену собой.

А вот черты его лица, напротив, стали гораздо резче. Глубокие морщины, собравшиеся на лбу, придавали лицу Анри Феро опасную хищность. Точно так же, как подрагивающие крылья носа, но сильнее всего был взгляд. Навылет, как кинжал шиинхэ, которым братец остановил сердце Вероник.

— Поговорить.

— Все, что ты хочешь мне сказать, ты можешь сделать в Управлении.

Эрик усмехнулся: в Управлении Комитета, в ведомстве брата он бывал не раз. Первые пару лет по возвращении, можно сказать, был частым гостем — Анри постоянно находил предлоги для встреч, целью которых неизменно было одно. Убедиться, что с его, Эрика, психическим состоянием все в порядке, и что прошлое осталось в прошлом. Проверки по предприятию, которое взяли под особый контроль, доскональное изучение связей, интересов, мест, которые он посещал. Поначалу все это здорово раздражало, потом… потом стало обыденностью.

Не считая холодной ярости, змеей свернувшейся в сердце.

Он помнил, как пришел в себя в холодной сырости подземелий, помнил лицо Вероник, обманчиво-беззащитное, в смерти застывшее восковой маской. Пусть она была слепо предана отцу, она всегда оставалась его сестрой.

Сестрой, способной убить за него.

Или умереть.

— Боюсь, в Управлении не получится. Мне нужна Тереза.

Взгляд брата заледенел, как льды севера.

— Нет.

— А что ты скажешь на это?

Портрет графа Аддингтона, который набросала Шарлотта, лежал сложенный вчетверо во внутреннем кармане сюртука. Эрик медленно достал его, держа на весу и позволяя бумаге раскрыться под весом собственной тяжести.

Вот теперь взгляд брата изменился: стал пристальным, хищным, цепким.

Тереза приблизилась, ее аромат коснулся кожи невидимой одурью. Горьковато-сладкий аромат лаванды, который неизменно носил на себе Анри.

Теперь и она.

— Что это?

— Это нарисовала женщина, на которую он набросился. Сейчас мне нужно понять почему, а главное, как это произошло.

Супруги переглянулись. Судя по короткому замешательству, вклинившемуся в яростный взгляд Жерома, Аддингтон произвел на них впечатление не менее сильное, чем когда он сам впервые увидел набросок Шарлотты.

— Анри, пойдем в кабинет, — ладонь Терезы мягко легла на плечо мужа.

— Нет.

— Нет? Ты сам знаешь, что это значит.

— Это тебя не касается.

— Касается, еще как! — Темные глаза сверкнули, всю мягкость как рукой сняло. — Это касается моего брата и Луизы, а значит, и меня тоже.

Жером выхватил портрет из его рук, и Эрик, приподняв брови, оперся о трость. Взгляды супругов скрестились, но даже сейчас в них не было противостояния. Скорее, вопросы, понятные только им двоим. Молчание было настолько громким, что он с трудом удержался от комментария. Исключительно потому, что помощь Терезы сейчас ему действительно была очень нужна.

— Ладно, — сухо произнес Анри и кивнул в сторону центральной арки.

Лестницы, привычно уводящей из холла наверх, здесь не было. Зато были коридоры, расходящиеся в разные стороны, в один из них они сейчас и направились. Эрик — вслед за Жеромом, и пусть для незнающего это выглядело как провожающий гостя дворецкий, на самом деле это был конвой. Учитывая, что в спину ему дышал дружелюбно настроенный братец, пусть даже рядом с ним шла она.

Лестница обнаружилась в просторном зале: извиваясь локоном, уходила на второй этаж. Справа от нее распластались высокие арочные окна (портьеры на одном задернули неплотно). Повсюду светлый камень и двухцветная плитка на полу, лепнина на небольшом балкончике, у дверей на второй этаж.

Мимо этого балкончика они и прошли, свернув в очередной переход, к кабинету брата.

Просторному и днем, должно быть, достаточно светлому. Анри отодвинул для Терезы кресло, стоявшее рядом с массивным столом из орехового дерева. Она опустилась в него, и только самый внимательный мог заметить, что их пальцы соприкоснулись, когда Анри скользнул ладонью вдоль подлокотника.

Эрик заметил.

Заметил и вдруг осознал, что эта странная, проникновенная, выматывающая душу и сердце нежность между ними больше не бьет раскаленным хлыстом. Больше всего на свете ему сейчас хотелось точно так же дотронуться до Шарлотты. Коснуться хрупких пальцев: едва уловимо, украдкой сорвать улыбку с мягких, нежных губ. А потом долго и упоительно целовать: до тихих, отзывающихся возбуждением стонов. Целовать, пока ее губы не припухнут, не станут болезненно-чувствительными под любым самым легким прикосновением…

Эта мысль оглушила. Пронзила, вышла навылет между лопатками, пригвоздила к месту.

В его жизни было множество женщин, но рядом с ними он неизменно думал о Терезе.

А сейчас, рядом с ней — о Шарлотте.

— Кто эта женщина? — вопрос брата выбил в реальность с силой магического удара.

— А есть разница?

— Есть, — Анри передвинул лежавшую на столе папку, по виду абсолютно пустую. — Мне нужно понять, что это не очередной из твоих трюков.

— Доверие — главное в семье, — пробормотал Эрик, опуская глаза на носки ботинок.

— По-твоему, это смешно? — голос брата был металлическим, как колонна его настольной лампы под неброским, в тон ореховым тонам кабинета, абажуру.

— Ты видишь на моем лице улыбку? — он поднял голову, встречая его взгляд.

Напряжение задрожало, как перетянутый холст. Скулы брата обозначились четче, крылья носа чуть дрогнули.