Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 33

— Веду. Первый был, когда я уехал в Рихаттию, — Ирвин достал из внутреннего кармана сюртука ленту, и у меня потемнело перед глазами.

Лента (лазоревая, как спокойное летнее море в жаркий день), лежала у него на ладони. Лента, которую он подарил мне. Мы были в городе, и я увидела ее на витрине: она лежала среди множества таких же, выделяясь только простеньким узором, расшитым бисером. Я смотрела на нее, не отрываясь, и он запомнил. Кажется, дороже подарка у меня не было за всю мою жизнь.

Я отдала ее ему, когда он уезжал в Рихаттию, отдала со словами:

— Только ты не забывай меня, пожалуйста.

— Не забуду. Никогда не забуду. Что бы ни случилось, сколько бы лет ни прошло, я всегда буду тебя любить, и всегда буду с тобой, даже если я далеко. Слышишь?

Наши голоса вплетались в то, что я помнила, слышала, чувствовала.

Вплетались, как лента в мои волосы (впервые именно Ирвин заплел мне косу с ней: такую кривую, с торчащими в разные стороны прядями), и скорлупка осыпалась пылью. Я почувствовала, что у меня дрожат губы, а вместе с ними и сердце. Он ведь мог представиться Джону и Ричарду как угодно, но вместо этого назвался сводным братом. Сказал, что я его сестра... несмотря ни на что.

— Я знаю, что поздно, но… — Ирвин помолчал и добавил: — Что бы ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на меня, Рыжик.

Он шагнул ко мне, обнял прежде, чем я успела вздохнуть. И лента скользнула по моему плечу шелковой рекой.

В его объятиях было уютно, тепло, но... неправильно. Сама не знаю почему, осторожно отстранилась.

— Прости.

— Тебе не за что просить прощения, Шарлотта. Я слишком часто тебя подводил.

— Нет, дело не в этом. Просто…

— Дело в нем, я знаю, — голос Ирвина стал глухим. — Дело всегда было в нем, но я был слишком слеп, чтобы это увидеть. Чтобы тебя понять. Я столько всего тебе наговорил… жестокого, лишнего, Рыжик, но я просто с ума сходил, когда все это узнал. Был зол на него, на себя, на тебя, на весь мир.

— Я тоже много всего наговорила, — призналась, глядя ему в глаза. — Но мое мнение не изменилось, Ирвин. Ты же это понимаешь?

Он плотно сжал губы, но потом кивнул.

— Понимаю. Для меня это ничего не меняет.

Сейчас, когда я уже немного справилась с чувствами, говорить было легче. Если в настоящем наши отношения начнутся снова, это будет нечто совсем другое, непохожее на то, что было между нами раньше. Тот мальчик, который подарил мне ленту, будет жить в моих воспоминаниях, на смену ему придет мужчина, который сейчас стоит передо мной. Какой он сейчас? Я видела Ирвина разным, видела его глазами маленькой девочки, и девушки, влюбленной в образ, оставшийся в прошлом.

Теперь все иначе.

— Леди Ребекка уехала в Фартон, — неожиданно произнес он. — Отец ничего не знал о том, что ты… в общем, он был в бешенстве. Сказал, что не желает ее больше видеть рядом с собой.

От неожиданности замерла, а Ирвин подвинул стоявший рядом с нами свободный стул.

— Может, присядешь?

Опустилась на него скорее неосознанно, а он подвинул еще один. Сел и, слегка расстегнув сюртук, чуть подался ко мне.

— Не уверен, что понимаю, что там вообще произошло.

— Если честно, я тоже.

— Ты не пыталась поговорить с матерью?

— Не думаю, что она хочет ей быть.

— А ты спрашивала, Шарлотта?

Помолчала, кусая губы.

— По-моему, она все сказала своим поступком.

— Мы все совершаем глупости. О которых потом жалеем, — Ирвин отодвинулся, видимо, понимая, что я все еще испытываю некоторую неловкость.

Лента скользнула с моего плеча вниз, я едва успела ее подхватить и принялась осторожно сворачивать. Виконт Фейбер отказался от леди Ребекки, стоило ему узнать правду. Не этого ли она боялась, когда хотела отправить меня в Фартон? И ради чего жить рядом с человеком, который вышвырнет тебя из своей жизни только потому, что ты… что? В прошлом наделала глупостей? Или была отчаянно, безоглядно влюблена?

— Виконт… твой отец говорил о разводе? — спросила я, глядя на лазоревый шелк, складывающийся между пальцев легкими волнами.

В нашем обществе развод — клеймо похуже, чем связь до брака. Разводятся только с женщинами, опорочившими себя самым страшным образом, вот только почему-то никто не думает, что мужчина тоже способен себя опорочить. Неужели в жизни виконта Фейбера не было ни одного греха? Он чист, как младенец? Да ни за что не поверю! Женщина не может стать инициатором развода, пусть даже ее муж пускается во все тяжкие, и она об этом узнает. Большее, что может сделать обманутая жена, это вернуться в родительский дом.

— Нет. Сейчас все выглядит так, будто она поехала ухаживать за графом, ему и правда нездоровится. Впоследствии, надеюсь, мне удастся уговорить отца, чтобы он позволил ей вернуться.

— Позволил?! — я вскочила. — По-твоему это нормально?! Ирвин, а… а… Миралинда?!

Только сейчас вспомнила о сестренке. Всевидящий, а она ведь действительно моя сестренка, сестренка по матери!

— Миралинда осталась здесь. Отец не позволил ее забрать.

Ирвин тоже поднялся, а я задохнулась от жесткой прямоты этих слов. Не позволил ее забрать! Получается, леди Ребекка осталась совсем одна?! Ведь там, в Фартоне, она тоже была одна. Этот пронизывающий колючий взгляд, взгляд ее отца (и моего деда!), я помню очень хорошо. Тогда я не могла его понять, но сейчас… что ей пришлось пережить в те годы?!

— Шарлотта, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы это исправить. Сейчас отцу просто надо немного остыть и подумать…

— Подумать! Подумать ему точно надо, головой, а не тем, на чем он сидит! — выдохнула я. — Она рисковала всем, чтобы сберечь его репутацию, она… она готова была…

Перед глазами возникло лицо Эрика, залитое бледностью, стремительно расплывающееся по белоснежному рукаву кровавое пятно. Почему-то в эту минуту мне резко расхотелось леди Ребекку жалеть. Все сострадание мигом испарилось, осталось только желание как следует встряхнуть ее за плечи и, глядя в глаза, спросить: «Ну и чего ты добилась?»

— Она стреляла в человека.

— Она не знала, кто он, — негромко произнес Ирвин. — С какими намерениями пришел за тобой. Об этом ты не подумала?

— Сейчас ты скажешь, что она хотела меня защитить.

— Возможно, это действительно так.

От меня не укрылось, что он сказал «возможно». Без какого-либо давления и нажима, поэтому я просто протянула ему свернутую в рулончик ленту, но Ирвин покачал головой.

— Нет, Шарлотта. Она твоя. Можешь выкинуть, если хочешь.

— Выкинуть? — вскинула брови. — Зачем мне ее выкидывать, Ирвин?

— Потому что ты сейчас стоишь передо мной, но чувство такое, что с каждой минутой отдаляешься все сильнее, — голос его стал глухим от горечи. — И я не знаю, что мне с этим делать.

Эта горечь ударила так сильно, что на миг стало нечем дышать.

— Я вовсе не отдаляюсь, Ирвин, — прошептала. — Просто мне нужно время… время, чтобы справиться со всем, что сейчас происходит в моей жизни. Я бы очень хотела, чтобы между нами все было как прежде, но как прежде уже не получится.

— Знаю. Я сам в этом виноват.

— Нет. Никто в этом не виноват, — я шагнула к нему, положив руки поверх его, и подняла голову, заглядывая в глаза. — Ты сказал, что ты мой брат, и это правда. Ты мой брат, и всегда им останешься, но нам с тобой нужно привыкнуть к тому, какими мы стали. Не только мне, и тебе тоже. Думаешь, я не вижу в твоих глазах лед, когда речь заходит про Эрика?

Ирвин дернулся, ноздри его шевельнулись.

— И это нормально. Мы выросли рядом, но потом… сейчас мы слишком разные, понимаешь? Я рада, что мы увиделись, рада, что поговорили нормально, без взаимных упреков и обвинений. И я рада, что у меня есть такой брат, как ты. Самый лучший брат в мире.

Он перехватил мою руку, легко сжимая пальцы поверх ленты.

— Тебе идет коса.

— Тугая, или такая, как ты заплел в первый раз?

В глазах Ирвина сверкнули смешинки, и я поняла, что тоже улыбаюсь.