Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 25
- Предыдущая
- 25/107
- Следующая
Улыбнулась собственным мыслям, подняла валяющуюся на полу газету и развернула. Впрочем, долго на моем лице улыбка не продержалась, померкла, стоило увидеть заголовок.
«Скандальная труппа, поджав хвост, бежала из Лигенбурга»
Пусть я и знала, что ничего хорошего там уже не увижу, все равно зачем-то продолжала читать.
«На прошлых выходных случился грандиозный конфуз: спектакль «Лацианские страсти», который давала приезжая труппа, был встречен энгерийцами очень и очень холодно. Неудивительно, ведь тема, которая в нем поднимается, в любом приличном обществе достойна осуждения и порицания.
В этой бесстыдной пьеске рассказывается о гулящей женщине, которая мало того, что согласилась стать содержанкой, так впоследствии еще и изменяла мужчине, вынужденному взять на себя бремя заботы о ней. Разумеется, оправдывать подобное поведение со стороны мужчины было бы с нашей стороны ханжеством…»
С губ сорвался смешок. Я подавила желание отшвырнуть газету, как это только что сделал Джон: ханжеством в этой статье была пропитана каждая строчка. Тем не менее из какого-то чистого упрямства я продолжала это читать.
«Достойным финалом для такой мерзости стало бы раскаяние или гибель распутницы, чей образ жизни порочит каждую достойную женщину, вынужденную смотреть этот ужасный фарс…»
Да, вне всяких сомнений каждую достойную женщину в зрительном зале просто гвоздиками к креслу приколотили, ну или малярным клеем приклеили. Другого объяснения, почему они просидели до конца спектакля, я найти не могла.
«Разумеется, весь высший свет и прочие зрители были шокированы подобным, поэтому аплодисментов горе-актеры не дождались. Единственную попытавшуюся встретить этот позор овациями быстро вывели из залы, чтобы избежать позора».
Отшвырнуть, говорите?
Теперь мне захотелось разорвать эту газету на мелкие клочки и затолкать написавшему это журналисту в… В то место, на котором он сидел, когда сочинял эту пафосную мерзость.
— Шарлотта, у тебя выражение лица какое-то кровожадное, — заметил Ричард, который дорабатывал верхнюю часть фасада.
— А я говорил: не читай, — хмыкнул Джон, растушевывая оконную раму.
Еще немного, и я начну выражаться не хуже него, поэтому глубоко вздохнула и мило улыбнулась.
Пробежала глазами последние строчки:
«Маэлонские развратники уносили из Энгерии ноги под свист и улюлюканье. В гостинице, где они остановились изначально, им отказали в номерах, пришлось перебраться в место подешевле и попроще, чьи владельцы были не столь щепетильны. На следующее утро они уехали дилижансами, не дожидаясь поезда.
Пусть эта история станет хорошим уроком всем тем, кто…»
Я услышала какой-то странный звук и не сразу поняла, что газета развалилась на две части. Точнее, я ее разорвала: это выяснилось, когда я перевела взгляд на неровные половинки.
— Туда ей и дорога, — фыркнул Джон. — Этой макулатуре. Пойдем лучше эскиз делать. Скоро Стейдж явится, а мы тут чаи гоняем.
Швырнула «Светоч» в корзину для мусора и поднялась, следом за коллегой.
Чай мы и правда пили, здесь такое не возбранялось. С очень вкусным печеньем, которое испекла жена Джона, и пирожками, которые готовила мама Ричарда. Последнее вообще пришлось очень кстати, потому что проснулась я абсолютно без аппетита и завтракать дома не стала. Вчера вечером думала, что засну, стоит мне остаться одной и накрыться одеялом, вот только этим мечтам не суждено было сбыться. Мисс Дженни пришла убаюкивать меня теплым мурчанием, но убаюкалась сама. Я же еще полночи ворочалась с боку на бок, пытаясь уложить в голове все случившееся.
Укладывалось оно плохо.
Эрик вел себя так, словно происходящее было для него абсолютно естественным. Естественно задрать мне юбки и приказать молчать, естественно прервать ласки и вернуться к занятиям, как ни в чем не бывало. Нежность и жесткость, а если уж посмотреть правде в глаза — жестокость, свет и тьма переплетались в нем таким причудливым образом, что понять какой он настоящий, просто не представлялось возможным.
Любые попытки поговорить о нем пресекались и откладывались на потом.
Взять хотя бы тот случай в театре, когда я попыталась расспросить его о странном поведении де Мортена. Почему они смотрели друг на друга, как два зверя, подобравшиеся перед прыжком. Хотя нет, герцог больше напоминал охотника, опытного и знающего гораздо больше, чем остальные. Не считая мишени. А мишень в ту минуту сжимала пальцы на трости, внутри шафта которой скрывалось от посторонних глаз смертоносное лезвие.
— Шарлотта, ты сегодня все утро в облаках витаешь, — заметил Ричард.
— Влюбилась, что ли? — поддел Джон.
Что?!
— Да точно, у моей сестры такой же взгляд был, когда она с будущим мужем познакомилась, — заметил Ричард. — Все время о нем думала.
Ну… надеюсь, у его сестры не было таких вопросов, какие сейчас возникали у меня.
И очень надеюсь, что ее будущий муж не собирался ее наказывать.
«За одно это тебя стоило бы выпороть».
Резкий, хлесткий, разрывающий воздух удар бамбукового стебля.
Он что, реально этого хочет?
Хочет проделать это со мной, и чтобы я считала удары?
Рука сама потянулась к подколотой на платье броши, точнее, связующему артефакту. Алаэрнит лежал в ридикюле, надевать его в мастерской я не решилась: не дай Всевидящий испачкаю. Даже думать не хочу, что за такое полагается, я же так небрежно отношусь ко всему, что он мне говорит! И выдает, высочайшей Орманской милостью.
А я должна слушать, внимать и подчиняться.
На последней мысли к щекам прилила кровь, я решительно запахнула халат и занялась делом.
— Эй, ты обиделась? — Джон легонько коснулся моего плеча. — Мы же не со зла. Не хотели тебя смутить, слышишь?
— Прости, Шарлотта! — громогласно заявил Ричард.
Так возвышенно и скорбно, что мы не выдержали и расхохотались.
Даже я, хотя мне в общем-то было не до смеха. С утра кусок в горло не лез именно из-за предстоящей встречи с Эриком.
Его слова: «Сегодня тебе можно все», — до сих пор отдавались дрожью во всем теле.
А завтра?
То есть уже сегодня, которое неумолимо приближалось, с каждой уходящей в прошлое минутой. Утром я так переволновалась, что едва не забыла шляпку, о ней мне напомнила Сюин. Не говоря уже о том, чтобы рассмотреть свой новый дом, он сливался перед глазами в череду небольшого холла, уводящей на второй этаж лестницы, коридора и дверей. Впрочем, дверей было не так много: в отличие от особняка Эрика, этот казался совсем крохотным. Ванная комната была одна на этаж, а отведенная мне спальня показалась светлой и уютной.
Удивительно, но здесь я чувствовала себя спокойно.
Насколько это вообще возможно.
— Не обиделась, — решила сменить тему. — Просто эта статья…
— Так ты о ней думаешь? — хмыкнул Ричард.
— Не о ней. О людях, которых выгнали из страны ни за что.
— Почему же ни за что? Они просто осмелились показать Энгерии историю запретной любви. Общество такого не прощает.
— Общество у нас вообще мало что прощает, — заметила я.
Джон пристально на меня посмотрел.
— Это правда. Я читал о твоей картине, Шарлотта.
Вздрогнула и подняла на него глаза.
— И что думаешь?
— Думаю, что это было очень смело.
— По крайней мере, меня не выгнали из страны со свистом и улюлюканьем.
— Это радует, — серьезно ответил Джон.
Мы замолчали и сосредоточились на работе. Точнее, на работе сосредоточились мужчины, изредка отвлекаясь, подсказывая мне, что и как делать. Я же при всем желании не могла перестать думать про Эрика.
- Предыдущая
- 25/107
- Следующая