Нарциссы (СИ) - "Scarlet Heath" - Страница 27

Саша прислонился к дверному проему, сложив руки на груди и напрягая память изо всех сил. А действительно, что ему снилось? Саша и раньше не часто видел сны, они плохо запоминались, но, по крайней мере, он точно знал, что ночью ему что-то снилось, просто не помнил, что именно. Но в эту последнюю неделю… было ли что-то подобное? Саша мог с уверенностью сказать, что не было.

- Да… Мне действительно ничего не снилось. И правда, странное совпадение!

- Мы решили… – подала голос Марина. – Что стоит обратить на это внимание и последить, что будет дальше. Теперь каждое утро мы будем спрашивать друг у друга, снилось ли нам что-нибудь.

- Удивительно! И как ты только заметила это! – поразился Саша.

- Просто раньше мне всегда снились сны, каждую ночь. Это были красивые, яркие сны, реалистичные и запоминающиеся… – Марина вздохнула. – А теперь – ничего. Я словно… тону в какой-то густой и вязкой тьме. Я больше не летаю во сне.

Саша улыбнулся. Ну конечно. Подростковые сны такие запоминающиеся. Марина еще растет, она летает во сне, это не удивительно. И Саша когда-то летал. Он уже и забыл, как это бывает.

Растерянность Марины, ее волнение, были такими трогательными, что где-то в сердце, за толщей мышц, защемила, зазвенела тонкая струнка. И Саше нестерпимо захотелось положить руку девочке на плечо и пообещать, что сны обязательно вернутся, что она еще будет парить над землей и видеть сказочные миры – последний отблеск уходящего детства. Но кто-то отобрал у Марины ее сны. Отобрал у них у всех. И неизвестно, собирается ли этот кто-то возвращать украденное.

Саша не знал, что сказать.

*

Раньше Марина частенько думала, что по ее снам можно запросто писать книги или снимать фантастические фильмы. Иногда это были сюрреалистичные сны, где вместо домов небо прорезали гигантские цифры, или люди с птичьими головами ходили по улицам, и когда Марина пыталась заговорить с ними, они открывали клювы, открывали и закрывали, но не было слышно ни звука. Но чаще ее сны были реалистичными, яркими и красочными. Ей снилось лето на даче, снилось большое круглое солнце, подмигивающее из-за ватных облаков. Ей снился дедушка. Очень часто.

Дедушка Марины умер два года назад, когда ей было тринадцать. Тогда же закончилось ее детство, потому что только дедушка относился к ней, как к ребенку. Мать воспитывала Марину как помощницу себе и, разумеется, хотела, чтобы дочь как можно скорее повзрослела, а отец был отстраненным и никогда ее не баловал.

Только дедушка относился к ней с теплом, с душой. У него была огромная душа, думала всегда Марина. На самом деле дедушка был для Марины больше отцом, чем дедушкой. Ее родители поженились совсем молодыми, и дедушка тоже не был старым. Когда он умер, ему было всего пятьдесят девять лет.

Первый год после его смерти дедушка почти каждую ночь приходил к Марине во сне. И сны эти были настолько реалистичны, что Марине казалось, будто они, в самом деле, пообщались. Дедушка умер зимой в своей квартире, но во сне Марина всегда попадала в лето, на дачу. Во сне она босиком бежала по горячей от солнца тропинке, а дедушка ждал ее на лавочке за домом. Он сидел, сгорбившись, в своей смешной соломенной шляпе, и его густые усы шевелились, потому что дед грыз былинку. Марина хохотала над ним и падала на лавочку рядом. Их головы были в тени дома, но солнце щекотало вытянутые ноги и голые пятки.

Дед обнимал ее одной рукой, и Марина не знала, что он умер. Во сне она каждый раз забывала об этом. Дед выплевывал былинку и улыбался. Солнечные блики прыгали в его темных зрачках.

- Ну, как дела у моей маленькой разбойницы? – спрашивал он. Это было их старой игрой. Когда Марине было семь лет, они с дедушкой очень любили играть в разбойников. Дед был старым главарем банды, а Марина его маленькой помощницей. Мать никогда не поощряла такие игры, считая их аморальными. Но дедушка чихать на это хотел, потому что Марине нравилось быть разбойницей. С тех пор он всегда называл ее так.

И во сне Марина всегда рассказывала, что дела у нее хорошо, а вот мама с папой снова ругаются. Дедушка гладил ее по голове своей широкой сухой ладонью, потемневшей от собранной вишни. Он говорил:

- Твоим маме и папе сейчас нелегко приходится. Это грустно, когда любовь проходит, всегда грустно. Но ты не грусти. Тебя они любить не перестанут. Никогда.

- А ты тоже перестал любить бабушку?

Дедушка с грустной улыбкой покачал головой.

- Нет, я всегда любил твою бабушку. И сейчас люблю, хоть она и умерла.

- Тогда почему….

- Потому что все люди разные. Мы с бабушкой были другими. Твои родители тоже другие. Когда-то они любили друг друга, но не смогли сохранить это чувство. Не вини их за это, они старались, я знаю, что старались.

- У папы другая женщина.

- Твой папа запутался. Не сердись на него.

- Теперь он будет любить ее больше, чем маму, - вздохнула Марина. Солнце скрылось за облаком, и босые ноги сразу ощутили прохладу.

- Но не больше, чем тебя.

- Не знаю, - Марина покачала головой. – Мой папа всегда какой-то… холодный со мной.

- Он просто не знает, как выражать свою любовь. Иногда людей переполняет любовь, но они не умеют ее выразить, поэтому кажется, что они равнодушны.

Дедушка всегда умел так все объяснить, что сразу становилось понятно. С дедушкой они всегда говорили о важных вещах. О вещах, для которых ее родители всегда были слишком холодными, сдержанными, слишком серьезными. Дедушка умел говорить о серьезном с улыбкой.

Марина очень любила его. Ей было невыносимо жаль, что дедушка ушел из жизни так рано, не успел увидеть Мишу. Но сны постоянно возвращали ей дедушку. Возвращали его живым и веселым, и в этих снах они продолжали свои задушевные беседы.

А теперь сны исчезли. И больше всего Марину огорчала мысль, что вместе с ними исчез ее дедушка.

Она думала, что во сне смогла бы спросить у него, что происходит с ними? Куда исчезла ее семья, куда исчезли все люди? Но оказалось, что сны исчезли тоже. И дедушка теперь жил лишь в ее воспоминаниях.

Примерно за месяц до случившегося Марине приснился довольно необычный, если не сказать пугающий, сон. Она снова приехала на дачу, но не летом, а осенью. Небо было затянуто тугим коконом серых облаков, они обхватывали и сдавливали горизонт. Во сне Марине было холодно. Она шла по присыпанной сухими листьями дорожке, огибающей дом. Она шла босиком, и холод иголочками колол голые ступни и пальцы. Она чувствовала — что-то не так. С дедушкой что-то не так.

Марина хотела позвать деда, чтобы скорее убедиться, что он сидит на своем обычном месте — на лавочке, и ждет ее. Но как это часто бывает во сне, она так и не смогла открыть рот. Дорожка казалась бесконечной, она извивалась и изгибалась, словно змея. Марина побежала.

Наконец, она завернула за угол дома и остановилась перед пустой лавочкой. Дедушки не было. Что-то случилось. С ним что-то случилось.

И тут Марина вспомнила. Впервые во сне она вспомнила, что дедушка умер. Его уже два года как нет.

Все это время я приходила к призраку.

Порыв ветра шевельнул лежащий на лавочке сухой скукожившийся лист. Лист дрогнул и замер, ожидая следующего порыва.

Марина, кажется, заплакала, потому что, когда она потом проснулась, подушка была мокрой от слез. Она побежала по дорожке дальше, все еще не веря, что деда здесь нет. Она бежала к деревянной будке туалета, но еще издали заметила болтающуюся на ветру открытую дверь. Дверь скрипела и хлопала. Марина решила проверить в доме, повернула обратно… и замерла.