Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 6

***

Бросил окурок в темноту и залпом отпил из бутылки виски. Свет так и не включил, ходил по кабинету в темноте. Пил, и не брало меня. Я ее лицо за пять лет вблизи впервые увидел и понял, что ни хрена я не вылечился. Что я не просто болен, а гнию заживо, и только сейчас с меня спал весь грим, и я увидел, как кишит червями моя душа.

Пять лет. Я запрещал себе к ней приближаться и вспоминать эту суку ровно пять лет. И все эти пять лет я не хотел знать – ни где она, ни что с ней, ни как она живет. Я убеждал себя, что нет ее, умерла. Я даже похоронил ее мысленно на городском кладбище… наверное, я мог бы ее убить. Если бы не ребенок. Ее ребенок не от меня.

Лживая, подлая тварь змеей влезла в мое сердце, в мою семью и выдрала его своими тонкими пальчиками с розовыми ноготками. Выставила жалким роганосцем, насмехалась за моей спиной. Жила рядом и… бл*****дь, как же не задохнуться… и умилялась тому, как я трогаю ее живот и говорю с чужим, мать ее, ребенком. Натраханным на стороне с ее любовником. Хотя, когда я давил ее тонкую шею, она сипела, что не знает чей. Хотя пару раз осмелилась все же утверждать, что мой. Пока я ее не ткнул лицом в результат анализа. Третий, сука, результат. ТРЕТИЙ! Потому что я поверить не мог… потому что я не хотел умирать. Но все же это была агония.

Когда я увидел ее снова… я вдруг понял, что хочу ее на коленях. Чтоб стояла на полу и умоляла меня простить ее и дать ей денег, дать ей жить, дать ей дышать. Я не вынашивал планы мести, но я носил букеты на ее могилу в своей душе и каждый раз останавливал себя, чтобы не начать ее откапывать. Я не искал ее. Она нашлась сама, как бумерангом возвращающееся проклятье.

Когда списки работников на увольнение получил… фамилию увидел, и все. Меня накрыло. Так люди срываются, когда вдруг дорываются до дозы наркотика. Смертельного. От которого однажды чуть не загнулись. И я захотел ее впрыснуть себе в вену, и пусть все горит синим пламенем.

На коленях ее хочу. Там, на полу у моих ног. Зарёванную. А может, и залитую моей спермой не единожды. Какого хера я должен отказать себе в удовольствии?

Впервые за долгие годы я мастурбировал и представлял ее на четвереньках с поднятым ко мне лицом, залитым слезами. Теперь я мог купить всю ее, город в котором она живет, и каждое заведение, которое имеется в этом гадюшнике.

Я снова за ней следил. Сам себе не верил, что делаю это. Думал, что изменился за все эти годы, думал, время меня изменило и пусть не вылечило, но по крайней мере я больше не зависим от этого смертельного чувства, которое я закопал внутри. Когда ее девичью фамилию увидел, попросил личное дело, едва открыл, и все. И нет пяти лет. И не было никогда. Я только вчера получил нож в спину и только вчера вытолкал ее из дома, а сам ломал пальцы о стены и крушил все вокруг себя. Потрогал шрамы на фалангах и тыльных сторонах ладоней. Затянулись, остались лишь тонкие белые полосы и увеличенные косточки. Тело заживает и регенерирует, а душа не имеет такого свойства, если ее разодрать в клочья, она уже никогда не срастется. Так и будет вся в дырах. Мне моя напоминала решето.

В тот год, когда я расстался с Аней, Шумный, которого знал весь город, сгнил живьем и больше не родился. На свет появился некто Егор Александрович Шумаков. Ему пришлось восстать из пепла и доказать всем, что его стоит уважать и бояться. Я резко остался один – через полгода после развода с Аней погиб отец в автокатастрофе, а мать впала в кому и по сей день лежит почти овощем в спецучреждении. Компания, в которой я был всего лишь вольным слушателем на заседаниях совета директоров, стала только моей, и я ни хрена не соображал в том, как она устроена и как работает. Поналетала куча стервятников, как на падаль. Еще на похоронах начали предлагать деньги. Ставки, как на аукционе, кто больше даст. А я в шоке. Для меня смерть отца была неожиданной, стремительной. Я не был готов остаться один со всей этой махиной, которой он управлял на протяжении всей своей жизни.

Но я бы ее не продал. Сдох бы, но не позволил тронуть. За считанные месяцы я выучил о ней все. Макарыч, помощник отца, ввел меня в курс дела, и уже в следующем году я сам заключал сделки, которые принесли первую прибыль за месяцы простоя. Некоторым особо настырным пришлось показать, что переходить мне дорогу чревато испорченным здоровьем, а иногда даже инвалидностью или банкротством.

Я влился в тот мир, где нет слабости, нет компромиссов, есть стадо и загоняющий его хищник. Есть своя иерархическая лестница и, если не выдрать место под солнцем зубами и когтями, тебя быстро затолкают в нишу «третьего мира», а потом и вовсе «сольют» более крупному предприятию. Я не вылезал из офиса и командировок, не давал себе продохнуть. Ночью спал по четыре часа. Ложился под утро, чтоб отрубиться и на хер не думать об этой суке перед тем как уснуть, иначе она мне приснится. А она снилась все равно. Часто. Я бы предпочел никогда, но у моего подсознания были на этот счет свои планы, и оно выдавало мне ее в разных ракурсах. Но всегда неизменно красивую. Нежную. С этим пронзительным взглядом ярко-синих глаз. Нютка-незабудка. Незабываемая и неубиваемая тварь. Бессмертная. А какие в них появлялись кристально чистые слезы, и я все… я был согласен для нее на все. Я мог бы для нее убивать, если бы попросила, но она была слишком жалостливой. Или играла роль. Умело, талантливо, гениально.

Иногда снилась в моих объятиях, голая, извивающаяся подо мной пока я яростно вхожу в ее тело, закинув ноги на плечи, и тону в этой бездне незабудкового взгляда. Смешно, но я и цветов-то таких не знал. Она показала. Нравились они ей. Ане вообще нравилось все простое, то, на что нормальные девушки не смотрят. И меня именно это с ума сводило.

Мне казалось, что никто и никогда не будет любить меня, как она. Идиот. Любовь делает людей слепцами, глухонемыми моральными инвалидами с ампутированным разумом.

Меня любили и другие женщины. Моя жена, мои любовницы, мои шлюхи. Любили по-разному – кто-то мой член, кто-то кошелек, кто-то мою физиономию. Были те, кто любил все вместе – это моя благоверная, на которой я женился в состоянии аффекта, как говорит Фашист. Женат я был до сих пор, детей она мне так и не родила, и, если честно, я не особо хотел. Я пытался ее полюбить. Честно пытался. Она неплохая, умница, красавица, в делах фирмы разбирается, не лезет никуда, мозг особо не выносит. А я смотрю на нее, и раздражает в ней все от кончиков выкрашенных белых волос до кончиков ее матовых белых длинных ногтей. Я бы развелся, но меня крепко переплело с фирмой ее отца, мы вместе разрабатывали четыре проекта новостроек и торговых площадок в четырех провинциальных городах, где не было даже нормального детского парка. И пока я не выжму из этих проектов все, что мне нужно, о разводе не может быть и речи. Кроме того, она поддерживала мой статус – Елена Шумакова.

В наш дом ее привела моя мать.

«Познакомься, сынок, это Леночка. Дочка Арсения Федоровича Добронравова».

Леночка, которую потом я ставил раком в уборных клубов или ничком укладывал на капот своей машины, а иногда и просто давал в рот, чтоб спустить по-быстрому и не париться. Оказывается, отец давно вел дела с Добронравовым, но я в это не вникал. Потом пришлось вникнуть и не только в это. Потом пришлось иногда забывать, что я человек, подминать под себя компании. Сносить жилые дома, выкупать по дешевке квартиры. Мир большого бизнеса жесток и несправедлив. Впрочем, как и сами люди. Я этому научился еще в юности, когда мне сломали нос за то, что у меня крутой рюкзак. Мажорам было принято вправлять мозги. Пришлось доказывать, что не всем, и идти на бокс.

И не было ничего способного выбить меня из равновесия кроме этой дряни. Посмотрел в личное дело, потом поехал к ее дому. Увидел вживую. Знаете, что значит удар в солнечное сплетение? Сильный и неожиданный, когда ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я рот раскрыл и вцепился в руль. Смотрел, как она идет по тротуару. Стройная, худенькая в скромном платье, и волосы по спине вьются локонами. У меня свело пальцы. До онемения. Захотелось их в ее локоны погрузить и ощутить, какие они наощупь. Я тогда Валеру сам набрал. С ним все дела вел. Начальник его едва узнал, что мне комбинат слили, после того как он отказался его продавать, слег в больницу. И как я понимаю, выходить оттуда уже не собирался, да и боялся, что люди его на вилы насадят. Он ближе и доступней, его легче линчевать, чем меня.