Ведьма с нашего района (СИ) - "Джиллиан" - Страница 7

Всё чаще начинала задаваться вопросом, что дальше…

В один прекрасный день она проснулась и, одевшись, подошла к двери в общую комнату. Подняла руку и нашарила на притолоке пачку денег. Повертела в руках, ничего не понимая. А потом… Её словно погнали из дома. Всё - интуитивно. Она добралась до рынка, решительно прошагала его крытую часть и завернула в закуток, где ютились несколько киосков, среди которых пара - эзотерических. В одном из них она купила зелёный агат в серебряной оправе, отдав за него всю найденную пачку денег.

Вернулась в квартиру и сразу пошла в комнату, где умер прадед. Теперь эта комната сияла светом из отмытого окна. Здесь Анюта положила камень на стол.

- Я сделала, что ты просил, - неуверенно сказала она.

“Благодарствую”, - показалось, прошелестело по комнате, и она вышла.

Утром камня на столе не было.

Третья глава

И, наконец, наступил день, когда ей объяснили всё. Не словом - делом.

Последние дни перед тем она маялась, мотаясь по комнатам и в сотый раз перебирая всё, что у неё есть. Ну, и заодно в тысячный раз соображая, давать ли объявление в газеты. Сколько можно сидеть на шее у родителей? Они и за квартиру платят, и продукты ей несут… Но объявление - это уверенность. А вот чего-чего - этого у Анюты пока не было. Так что после одной из встреч с Лёлькой Анюта загорелась нашить дочери летних платьев. Ручная швейная машинка, найденная в кладовке у прадеда, была обследована и признана годной к работе. После первых платьиц мать передала просьбу женщин-родительниц из группы Лёльки, чтобы Анюта нашила летние платьица-сарафанчики и их девочкам. Анюта обрадовалась и засела за работу… Но, несмотря на всю сумятицу в мыслях и жизни, каждый вечер она, как штык, садилась за стол и открывала рукописные книги, сшитые из обычных школьных тетрадок. И продолжала учиться, хотя был момент - ей показалось, она прочитала уже всё…

Однажды, устало разогнувшись от машинки, она подошла к кухонному окну, выходящему по двор. Бездумно смотрела на яркое утро начала июня… А потом решила: если в следующие три дня ничего не произойдёт, она всё-таки будет искать работу, хотя родители уговаривают не делать этого. Хватит! Чего ждать-то? Хмыкнула: колдовать можно и между делом. А с работой как-то и жить уверенней. Ишь, опекуном бабулиным её сделали - типа, чтобы стаж рабочий шёл. Она покачала головой. Додумались. Ну и что - силы она чует? Что из этого?.. Шить, конечно, можно и на заказ, но это как-то не то. Может, попробовать по объявлению устроиться в ателье по ремонту одежды?

Взгляд некоторое время машинально и бездумно следовал за каким-то сутулым черноволосым мужиком, который медленно вошёл во двор и так же медленно, будто очень бережно неся себя, прошагал мимо её окна. Проморгавшись, Анюта подумала, что этот мужик странный: он, загорелый дочерна, небритый и страшно усталый, в странной рубахе, больше похожей на жёсткую, давно не стиранную гимнастёрку ржавого цвета, выглядит так, словно… вышел из дикого леса - причём его перед тем поломал медведь! Сама себе удивилась: что за образы? Почему именно такие сравнения? И, раздумывая над этими странностями, не замечала, как идёт в прихожую, включает свет и распахивает дверь перед тем самым мужиком.

- Здорова вам, хозяева, - тихо выдохнул мужик, поддерживая сползающий с плеча небольшой, но по виду очень тяжёлый вещмешок.

Анюта растерялась до привычного: “Здрасьте!”

Мужик устало посмотрел на неё. А потом будто потух, будто понял, что ему здесь помощи не найти… Сгорбившись, повернулся на выход из подъезда. И в полутьме Анюта вдруг увидела: он шёл сюда из последних сил, ведь вокруг него витает и впрямь что-то чудовищно страшное, что его изломало совсем недавно, а ещё - кроме деда Николая, некому подсобить пришедшему за помощью леснику-охотнику. И только на прадеда-колдуна он надеялся, а прадеда нет, и есть только какая-то глупая молодая баба…

- Гурьян! - жёстко сказала Анюта, когда перед глазами заколыхалась страница одной из дневниковых тетрадей. - Далёко ли направился? Идём-ка со мной.

Он сначала не поверил. Да только идти ему некуда больше. Медпункту своему деревенскому не верил. Не помогли там раз, другой - чего ж туда идти в третий?.. А эта квартира давно известна. И он, помявшись, послушно пошёл в дом, изменившийся для него, но всё же пропахший привычными ему травами. И, немного смущаясь, разделся, когда она велела ему лечь животом на стоящий в общей комнате старый диван без спинки, подстелив старенькое одеяло.

Никогда не думала, что её первый день, когда она поймёт всё о себе досконально, окажется таким трудным и тяжёлым. Сначала смущалась и она - касаться ладонями измученного мужского тела, перекорёженного когтями и перемятого звериными лапами. Но чем дальше она разминала его, добавляя на ладони мёд и звериные жиры из старых запасов прадеда, перетопленные им когда-то с травами, поначалу осторожно обходя взбухшие шрамы и треснувшие, плохо зажившие рёбра, тем больше… вспоминала. Голос оказался прав. Всё, что она выучила за время чуть менее двух месяцев, шло в ход - в течение нескольких часов.

Она оставила Гурьяна, который и в самом деле оказался лесником и охотником, на ночь в квартире, потому что родных у него в городе не было. Ночевать уложила в той комнате, где сама спала до сих пор, пока её обучали. Причём только раз мелькнуло в мыслях: как же так? Она, молодая женщина, и не боится оставлять в квартире неизвестного мужчину?..

С этого же дня она переехала в комнату, где лежал прадед. Сюда же она бегала постоянно, изучая, что именно произошло с Гурьяном и что надо сделать, чтобы вылечить его и не допустить того же в будущем. Среди светящихся колдовских узоров она лучше “видела”. И не удивлялась, когда обнаружила странные вещи, из-за которых медведь-шатун ещё зимой напал на лесника, а с неделю назад подкараулил его и едва не убил.

Комната подсказывала и объясняла всё, что Анюта подцепляла вокруг Гурьяна глазом - так это для неё самой выглядело. И Анюта выкладывалась по полной: не оставляла ни одной мелочи без внимания, потому что за каждой стояло нечто такое, что просто потрясало её душу, непривычную, до сих пор скептичную… к чудесам.

И наконец Гурьян поднялся в последний раз с дивана. Она велела ему идти в ванную комнату - смывать воск, оставшийся на коже после медового массажа. Когда дверь за ним закрылась, она без сил свалилась на стул возле стола и со слабой усмешкой смотрела, как дрожат уставшие ладони. Просидела минуты две, а потом заставила себя встать и пошла на кухню готовить обед.

Когда Гурьян собрался в дорогу, он тоже пришёл на кухню - она позвала отобедать. Отодвинув тарелки, он поставил свой вещмешок на стол и вынул из него трёхлитровую банку с мутно-белым содержимым.

- Барсучий жир это, - привычно тихо сказал он. - Николай дюже хвалил средство. Вот, за лечение твоё.

- Спасибо, - кивнула Анюта, а как закончили обедать, велела: - Идём в зал, я тебе тоже кое-что дам с собой.

На столе в зале уже стояли пол-литровые банки с таким содержимым, что, получи их Анюта сама тройку месяцев назад, поморщилась бы. Но теперь…

- Вот это, - она дала ему банку с синей изолентой ниже крышки, - рассыплешь на Берёзовой гати. Там в прошлом году твой медведь собирался берлогу делать, да помешали ему. На тебя натравили. Как рассыплешь, держи наготове вот эту банку, - она показала ему банку с чёрной изолентой. - Первому, кто придёт к тебе в дом после Берёзовой гати, бросишь горсточку трав под ноги - так, чтобы тот не видел. Больше он к тебе цепляться не будет, потому как в том деле прошлом ты прав был. И вот ещё.

- Что это?

- А это вокруг дома своего посыплешь. Как приедешь, обойди дом и небольшими горстями кидай за собой.

Он послушно сунул третью банку, с розовой ленточкой под крышкой, в вещмешок. Наверное, думал, что это защита домашняя. В какой-то мере - так и есть. В ближайшей деревне одна на него давно заглядывается, а подойти к нелюдиму не решается. Гурьян-то думает, что в лес к нему ни одна не пойдёт, вот и не смотрит на женщин. А как рассыплет ведьмин сбор вокруг дома, так та женщина сама придёт к нему. И не один раз, пока этот бирюк не поймёт, чего ради она к нему в глухомань шастает. А не поймёт - ведьмин сбор поможет женщине осмелеть, и тогда она сама останется у него. Вот и будет ему защита.