Абьюз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 53

– Сделай одолжение, отвали от меня с этим! – отшатнулся Энджел. – Отец считает, что тебе следует немного притормозить и почиститься, так что счастлив от не будет.

– А ты всегда делаешь так, как скажет папочка! – презрительно фыркнула она. – Хороший мальчик.

– Я не всегда делаю, как скажет папочка.

– Разве?

– Но в данном конкретном случае я с ним согласен. В последнее время у тебя действительно конкретно рвёт крышу. Сказать «завязывай» я не могу, но хотя бы притормози?

– Чего ради?

– Что?..

– Чего ради тормозить, Энджел?

– Может быть, чтобы не сдвинуться окончательно?

Виола засмеялась, вызывающе, почти вульгарно:

– Ты это серьёзно? Чтобы не сойти с ума? Ну, тогда всем нам здесь беспокоиться совершенно не о чём, ибо мы совершенно, абсолютно и бесповоротно безумны.

Энджел поморщился:

– Только давай без этого, ладно? Отца в кое-то веки дома нет, я могу быть сам себе хозяином и делать то, что мне хочется…

– А чем твои желания отличаются от того, что обычно хочется ему?

– Хочешь сказать, что мы похожи?

Виола, присев на краешек кровати, внимательно поглядела на сына:

– Честно говоря – не очень. Боюсь, ты куда больше походишь на меня не только внешне, но и внутренне. Вот твоя сестрица – да! В ней всё от Кинга. Такая же жестокая, цельная и целеустремлённая, как он. И хотя Рэй потворствует своим страстям как может, но он владеет ими, а не они – им. В отличие от тебя и от меня – мы им подвластны.

Энджел чувствовал желание матери поддеть его, уколоть. Во многом она была права, и это бесило.

– Какого чёрта тебе от меня надо? – раздражённо сощурился он.

– Почему ты думаешь, что именно от тебя? Просто иногда одиночество… оно такое – одиночество. И, даже понимая, что на самом деле присутствие других людей лишь иллюзия избавления от него, всё равно цепляешься, как утопающий цепляется за соломинку, за чьё-то присуствие. Упрямо хватаешь руками пустоту, зачастую сам перестав понимать – зачем?

Она прислонилась лбом к витому столбику, на миг прикрыв глаза.

– Я так устала от всего. А больше всего – от твоего невыносимого отца.

– Не я виноват в том, что он мой отец. Держала бы ноги вместе, проблем бы у тебя было в разы меньше. А у меня их так и вовсе бы не было.

– Как грубо. И несправедливо.

Энджел отвернулся. Внезапно кольнувшая в сердце игла жалости была совсем некстати.

Какой смысл кого-то жалеть, раз ничем помочь нельзя?

– Мне интересно, какой ты была до встречи с Кингом?

– Никакой. Если помнишь, мы близнецы. Меня без него ни часа не было. Но иногда мне тоже бывает интересно узнать, какой бы я была – без него?

– И ты из праздного любопытства выкинула свой последний фортель, пытаясь его убить? – отбросив расчёску, Энджел повернулся к матери, меряя её сердитым взглядом.

– Почему тебя заботит его жизнь? Почему ты не хочешь помочь мне освободиться от него?! Разве это не решило бы все наши проблемы? – вскинулась Виола.

– Нет! – рявкнул Энджел. – Не хочу даже думать об этом, ясно?

– Тебе нравится, как он трахает тебя? Или то, как он заставляет тебя трахаться с другими?!

– Если ты хотела меня защитить, свои кровавые вендетты нужно было проводить раньше! Теперь – поздно. Что выросло, то выросло.

– Почему ты защищаешь его, Энджел? – сбавив тон, с искренней печалью спросила Виола.

– О, Боже! – в нетерпении сжал кулаки Энджел. – Разве не понятно? Потому что он – мой отец.

– Он превратил твою жизнь в ад.

– Он учил меня существовать в аду, в который превратилась наша жизнь, матушка. Не мой отец сотворил людей вокруг. Не он расставил пешки на доске жизни. Он выживал, как мог. И учил меня выживать так, как умел сам. Вот и всё!

– А спал с тобой он тоже для вашего совместного выживания?

– Тебе ли упрекать его в этом? Ты же делала тоже самое!

– Я сделала это потому, что он угрожал нам обоим жизнью твоей сестры! Забыл?!

Энджел внезапно успокоился. Как это обычно с ним бывало, настроения менялись быстро и внезапно.

– Мы оба знаем, что он не причинил бы ей вреда. В отличие от меня или тебя Сандру он по-настоящему любит. Да и потом, после того раза, Рэй не стоял над нами, но мы продолжали… за это ты тоже предлагаешь мне ненавидеть его? Что тут ещё сказать? Мне чертовски не повезло с родителями, мама. Вы оба – два сапога пара. Мы семейка извращенцев. За то, какие вы есть вас нельзя не ненавидеть, но вы мои родители. И я хочу видеть вас живыми. Обоих. Почему? Не спрашивай. Не знаю. Просто – хочу. И точка.

Виола опустила голову, перебирая складки на пеньюаре, а когда подняла, в глазах её блестели слёзы.

– Я рада, что ты не ненавидишь меня. Хотя, наверное, должен? Я не защитила ни тебя, ни Сандру. Я… ничего в жизни не смогла.

– Пожалуйста, не надо! Ну какой теперь в этом толк. Никто же по-настоящему не пострадал?

– Пострадал. Только не понимает этого, – она прижала ладонь к щеке сына и на этот раз это был чисто дружеский, полный нежности, жест. – Бедное моё, изуродованное дитя!

Виола отвернулась.

Энджел всё ещё колебался. Рэй, перед тем, как свалить, категорически запретил давать матери дурь любого толка. Но, зная на собственной шкуре, какой жестокой бывает ломка, Энджел не находил в себе силы отказать матери.

Хотя так приятно видеть рядом с собой почти вменяемое существо! Он уже успел забыть, что Виола могла быть и такой.

– Ты когда-нибудь любила отца? – неожиданно для себя спросил он.

Мать бросила на него удивлённый взгляд:

– Любила? Не знаю, можно ли это назвать любовью? Он был рядом всегда и от него было не избавиться. Он умел причинять боль, но умел и дарить наслаждение, как никто другой. Я тянулась к нему не понимая, что это аморально. Некому нам двоим было объяснить, что такое мораль. Мы оба, словно плевелы за людским порогом, выросли сами по себе и делали что хотели и когда хотели, не признавая запретов. Нас не учили любить и любить мы оба так и не научились. Твой отец, мой брат, защищал меня от мира на свой лад, но я заплатила за это слишком дорогую цену.

– Значит, ты его не любила?

– Энджел! Что за вопрос?! Разве Рэя Кинга можно любить? Я была его тенью, мы с ним связаны. Я не могла жить без него – так и не научилась… а теперь уже поздно.

– А он тебя, как думаешь, любил? Хоть немного?

– А это важно? – отмахнулась Виола.

– У нас с сестрой отвратительная предыстория, – вздохнул Энджел.

– Это имеет для тебя значение?

– Родители всегда имеют значения.

– Не всегда. Для меня мои родители всегда были ничем, пустым местом.

– Как и дети, собственно, – с горечью отвернулся от матери Энджел.

Виола вздохнула:

– Я никогда не проявляла по отношению к вам жестокость. В отличие от вашего отца. Но к нему ты относишься лучше, чем ко мне?

– Ты не проявляла не только жестокость – ты по отношению к нам вообще эмоций не проявляла. Тебе всегда было плевать и на меня, и на сестру, и на Артура. За все эти годы ты никогда не говорила нам о нём – ни разу. И я бы понял, если бы ты этим пыталась его защитить. Как бы мне хотелось в это верить, мама! Но – нет! Тебе просто не было до него дела. Никакого. Ты равнодушная, безразличная ко всему, бездушная сука.

Виола смотрела на сына и в больших глазах её плеснулась сначала ненависть, а потом горькая насмешка:

– Ты понимаешь меня лучше других, сын. Как никто другой. Потому что в тебе живёт та же пустота.

– Нет! Мне, в отличие от тебя, не всё равно! Не все равно, что станет с Сандрой, с отцом, с Ливианом, Артуром… чёрт, да даже с тобой!

– Тем хуже, – пожала плечами Виола, – тем хуже для тебя. Ладно, куда ты там собирался? Иди. И спасибо за это, – она помахала заветным пакетиком с героином перед тем, как выйти из комнаты.

С досады Энджел схватил графин и шваркнул его об стену.

Он со всей силы несколько раз ударил в массивный бетон кулаком, сбивая пальцы обеих рук в кровь.