Сияние черной звезды (СИ) - Звездная Елена - Страница 32

И Араэден посмотрел мне в глаза с той ледяной решимостью завершить начатое, на которую был способен только он.

— Нет! — не менее решительно выдохнула я.

Он ответил усмешкой, и вновь склонившись к моим губам, вкрадчиво прошептал:

— Ты — мне жена, нежная моя, и там, в храме Матери Прародительницы, ты поклялась исполнить свой долг. И я ждал долго, любовь моя, слишком долго.

Одновременно с его словами, я ощутила, как одна рука кесаря властно легла на мой затылок, вторая ласково, но непреклонно двинулась вниз по моему телу… Судя по всему, мою девичью честь ждала пренеприятная встреча с супружеским долгом.

— Пренеприятная? — кесарь тихо рассмеялся. — Уверена?

И от его прикосновения меня бросило в жар!

В пламя, в самый эпицентр бушующего лесного пожара, куда-то туда, где я, задыхаясь, широко распахнутыми глазами смотрела в ледяные глаза кесаря, отражающие судорожно хватающую воздух меня, и холодное удовлетворение жестокого бога Рассветного мира, отстраненно играющего с ощущениями своей игрушки.

— Отстраненно? — переспросил Араэден, ловя губами мой стон. — О, нет, желанная моя, это не отстраненность, это обреченная на провал, и я отчетливо осознаю это с каждым твоим стоном, попытка устоять. Но ты — лети, я буду рядом.

Охватившее все мое тело чувство, имело что-то общее с болью — оно было всепоглощающим. Сладким, томительным, упоительным, ярким, сметающим мысли и эмоции, оставляющим лишь ощущения. Ощущение прохлады постельного белья на обнаженной разгоряченной коже, ощущение силы кесаря, сжимающего в объятиях, ощущение поцелуев, пьянящих, головокружительных, и пальцев, от безжалостного прикосновения которых меня снова и снова бросало в пламя.

«— И как кесарь целуется? — прозвучал в памяти чей-то вопрос.

— Триста лет опыта… — и весь этот опыт разбивал в дребезги любую попытку к сопротивлению.

Я пыталась вырваться, он ловил, я выворачивалась, он использовал новую возможность с головой окунуть меня в пучину чувственности, о которой я даже не подозревала.

* * *

В какой-то момент я осознала себя, лежащую на плече кесаря, который нежно, ласково, успокаивающе переплетал наши пальцы, целуя мои волосы и оставаясь напряженным как струна. Во мне же напряжения не осталось вовсе. Тяжело дыша, я ощущала боль в сорванном от стонов и криков горле, головокружение, от все еще охватывающем все тело полета, слабость, усталость и в то же время… Удовольствие с привкусом стыда, отчаяния и предчувствия чего-то, что неизменно ждало впереди.

— Это ведь не было исполнением супружеского долга, не так ли? — хрипло вопросила я.

— Нет, нежная моя, не было, — вдохнув запах моих волос, ответил кесарь. — Я не настолько в отчаянном положении, чтобы взять тебя против твоей воли.

Хотелось спросить: «А что тогда это было?!». Но спрашивать не пришлось, Араэден, как и всегда прочитав мои мысли, тихо ответил:

— Пробуждение твоей чувственности, Кари. И ты оказалась очень-очень-очень чувственной…

Появилось безумное желание прикрыться, спрятаться, сжаться. Кесарь, считавший и это желание, мгновенно укрыл теплым покрывалом, продолжая прижимать мое обнаженное тело, к своей обнаженной груди, и не позволяя при этом отодвинуться ни на миллиметр.

Пребывая в полном смятении от случившегося, постаралась просто не думать. Вообще не думать. В принципе решила, что подумаю об этом завтра, или в ледяной ванной… в ледяной ванной думаю будет вернее всего, а, чтобы отвлечься решила чисто по-женски прицепиться к словам:

— Пробуждение?

— Да, — продолжая целовать мои волосы, и нежно гладить пальцы ответил кесарь, — первый этап.

От слова «первый» мне стало одновременно и холодно… и в то же время как-то очень жарко.

— Ппервый? — переспросила я.

Кесарь не ответил, лишь сильнее прижал меня к себе и его губы переместились с волос, на обнаженное плечо, покрывая его десятками поцелуев, и от одного этого, там где вроде все уже успокоилось, начала разливаться сладкая истома.

— Очень чувствительная, — хрипло прошептал Араэден. — Но, боюсь, без ледяной ванны лучше не продолжать.

Он ласково и бережно высвободил меня из своих объятий, укрыл, а затем, с постели сошел сразу в портал, от которого повеяло безумным холодом… кажется там не ледяная ванная, там целый океан ледяной воды.

А я осталась. Обнаженная, уставшая, наполненная чувством удовлетворения, смешанного с отвращением к самой себе.

Повернувшись на бок, обняла подушку, и уставилась невидящим взглядом в пустоту, одновременно ощущая, что утомленный любовными утехами организм практически наплевав на мои моральные терзания, медленно, но верно погружается в сон.

Но разум был категорически против!

Разум наследницы Оитлона имел привычку анализировать как происходящее, так и собственные ощущения и переживания. И анализ произошедшего меня не радовал. Вообще. Я слишком отчетливо понимала, что сейчас произошло. И к чему это приведет в будущем. Когда я впервые присутствовала на допросе — меня вырвало, а когда все закончилось, я спряталась за угол, села, и обняв плечи едва не выла от жалости к тому человеку, которому только что на моих глазах переломали все кости. Во второй раз была только тошнота и отголосок жалости, но вместе с тем четкое понимание — если уйду, поддавшись чувствам, могу упустить что-то важное, деталь которая окажется нужной для расследования, зацепка, что позволит спасти жизни других. Я раз за разом напоминая себе о долге, я выдержала весь допрос до конца. В третий — я едва ли думала о том, кому вырывали ноготь за ногтем, чувства жалости больше не было, было осознание важности моего присутствия, мысли о долге, желание узнать ответы на вопросы. И все.

Человек существо приспособляемое. Столкнувшись с преступлением впервые — он в ужасе, разум едва ли принимает происходящее. Но сталкиваясь с чудовищными вещами снова и снова, мозг адаптируется, и даже самое страшное преступление, начинает воспринимать нормой.

А теперь главный вопрос, Катриона Ринавиэль Уитримана, как быстро ты сочтешь нормой постель кесаря?!

Меланхолично взглянув на обнимаемую мной подушку, пришла к неутешительному выводу — уже сочла. Я давно воспринимаю его постель, как свою собственную, его дом — как свой дом, его империю… продолжать глупо.

Вспышка портала, прогнувшаяся под вернувшимся кесарем кровать, его холодное тело, устроившееся вплотную, но поверх одеяла.

— Я холодный, — объяснил Араэден, притягивая меня ближе, и снова зарываясь лицом в мои волосы.

— Ледяной, — на выдохе, поправила я.

Он усмехнулся, и действительно ледяными пальцами осторожно коснулся моей руки, скользнул вниз по запястью, до самых пальцев, пока не накрыл мою ладонь собственной большой и сильной, в очередной раз заставив осознать, насколько я маленькая и слабая, по сравнению с ним.

— Нет, нежная моя, ты маленькая, но сильно, удивительно, восхитительно, неимоверно сильная. Моя особенная принцесса, мой свет, мой дар, моя жизнь.

Горько усмехнувшись, прошептала:

— Нет, не так. Вы сами сказали — вы вся моя жизнь, мой кесарь.

Он тихо рассмеялся, прижал сильнее и прошептал, касаясь губами моего уха:

— Кари, ты удивительно умная девушка, но в то же время… Нежная моя, я открыто сказал, что, если ты пожелаешь вернуться в Рассветный мир, я последую за тобой. Как ты думаешь, почему?

— Чтобы и там мне всю жизнь испортить! — раздраженно ответила я.

Тихий смех и усталое:

— Спи, упрямая моя. Завтра будет сложный день.

* * *

Сложный день…

Собственно, никогда не замечала за кесарем привычки преуменьшать… до этого дня. День был не просто сложным, день был изматывающим, трудным и плохо переносимым даже для меня, несмотря на то что я в этом всем практически не участвовала.

Практически… Но на встречах подобного уровня обязанностью пресветлой императрицы было присутствовать рядом с императором, выражая единение и целостность Светлой империи. А потому я сидела на троне, рядом с Араэденом, демонстрирующим присущее лишь кесарю истинно ледяное спокойствие. Мы восседали на серебряных тронах вплотную к очерченному золотым сиянием кругу, справа и слева от наших тронов располагались еще два поменьше — рядом со мной сидел Адрас, Акьяр восседал на троне со стороны кесаря. Напротив нас, на троне выполненном из красного золота сидел Арахандар Властитель Ночи, рядом стоял его старший сын и наследник — Араэн принц Ночи. Именно стоял. В момент начала встречи он дернулся всем телом, увидев восседающих братьев, но дергаться было поздно, и потому Араэн остался стоять. И беситься от униженности своего положения.