Врата Войны (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 45

В ответ на мое согласие офицеры опустили меня домой, чтобы я из светлого летнего ситцевого сарафана, говорившего о том, что у меня на душе праздник, переоделась во что-то темное и строгое, более соответствующее новой работе, и снова приходила в штаб. Вот-вот должны доставить первых важных пленных, поэтому день (точнее, вечер и ночь) намечается горячий. Ничего, господа, будет вам женщина синий чулок, строгая и беспощадная. Учительница я или нет?! Кстати, сами российские офицеры называют себя товарищами, но для меня это не более чем просто речевой оборот, потому что на местных товарищей, плохо одетых и вульгарных, они похоже не больше, чем легковой автомобиль марки «Опель» похож на крестьянскую телегу*.

Примечание авторов: * мадмуазель Варвара (а именно так она себя ощущает) из-за своего юношеского максимализма и идеализации времен «до без царя» делает фундаментальную ошибку, путая внешнее оформление и внутреннее содержание, которое у офицеров России XXI века больше соответствует высокому званию «товарищ». Но Варваре Истрицкой эта ошибка простительна, потому что этот максимализм не помешает ее профессионализму.

20 августа 1941 года. 15:55. Воздушное пространство в окрестностях базового опорного пункта БТГр-1 в деревне Смолевичи, высота над землей 3000 метров.

Командир второй группы 1-й эскадры пикирующих бомбардировщиков (II/Stg1) гауптман Антон Кайль.

Говорят, что группа русских шальных танков, невесть откуда выскочившая на танковую рулежную дорожку*, уничтожила попавшийся им на маршруте передислокации штаб 24-го моторизованного корпуса, а потом изрядно напугала наших доблестных конников из 1-й кавалерийской дивизии, переломав у них все игрушки. Говорят также, что раздосадованный этим обстоятельством генерал-фельдмаршал Федор фон Бок орал на командующего нашим 2-м воздушным флотом генерала-фельдмаршала Кессельринга, как строгий хозяин на нерадивого слугу. Не каждый же день сухопутные теряют командиров моторизованных корпусов. И вообще это наша недоработка, иначе откуда могли взяться русские танки на нашем роллбане?

Примечание авторов: * танковая магистраль или роллбан (рулежная дорожка), автодорога с большой пропускной способностью, вдоль которой ведется наступление моторизованных частей вермахта. Необходима не только для продвижения танковых соединений, но и для их непрерывного снабжения топливом и боеприпасами. Отсюда термин «ролики» для подвижных соединений, уходящих в прорывы по таким магистралям.

Разведывательный «Шторьх*», посланный в район предполагаемого разгрома штабной колонны, сообщил было об обнаружении большевистских танков в районе деревни Смолевичи, но потом связь с ним внезапно оборвалась и больше не возобновлялась. Предположительно он был сбит огнем с земли, что означало в этой группе наличие сильного подвижного зенитного прикрытия. Вот именно поэтому изрядно вздрюченное начальство послало в этот вылет три полных штаффеля — то есть всю мою группу в двадцать семь машин. В отличие от других наших камрадов мы пока не имели серьезных потерь ни в самолетах, ни тем более в людях, поэтому считались везунчиками. Не то что третья группа гауптмана Малке, которой вечно достаются все синяки и шишки. В ней и двадцати исправных «Штук**» не наберется.

Примечание авторов:

* «Шторьх» (Аист) — легкий разведывательно-посыльный самолет Физелер Fi-156.

** «Штука» — немецкое прозвище пикирующего бомбардировщика Юнкерс Ю-87.

Танки большевиков обнаружились там как раз там, где их в последний раз видел невезучий экипаж «Шторьха». А вот и он, голубчик, догорает на земле. Видимо, все же он был сбит огнем с земли. Парашютных куполов нигде не видно, а это значит, что экипаж погиб, ибо на картину вынужденной посадки эта скомканная груда обломков похожа все же маловато. Но нечего отвлекаться на посторонние мысли — русские танки внизу зашевелились, как тараканы пытающиеся ускользнуть из-под занесенного тапка, а значит, и нам пора в дело.

Включив сирену, я перевалил свою «Штуку» через крыло и отправил в пике, выцеливая группу танков на окраине деревни. На подвеске у меня всего одна бомба в пятьсот килограмм, и четыре бомбы в пятьдесят килограмм под крыльями. Но даже если не будет прямого попадания, это не страшно. Близкий разрыв такой бомбы, с учетом их скученности, обязательно повредит один или несколько большевистских танков, а пятидесятикилограммовые «малыши» накроют окрестности и, может быть, влепят в кого-нибудь прямым попаданием.

Я знаю, что в данный момент вслед за мной в одну линию выстраивается мой командирский штаффель, а потом за ним уже и вся остальная группа. Кстати, врут, что сирена нужна нам для того, чтобы пугать ею копошащихся внизу жалких червей-унтерменшей. Еще чего, много чести. По звуку сирены мы, пилоты пикирующих бомбардировщиков, на слух ориентируемся в том, какую скорость на данный момент набрала пикирующая «Штука», ибо в момент атаки взгляд летчика прикован только к цели, и ему просто некогда смотреть на приборы. Бомбовая атака с пикирования сродни искусству. Падающую прямо в цель бомбу надо чувствовать, а не только математически просчитывать ее полет. Так что вой сирены пикировщика — это для меня лучшая песня, какая только может быть на свете…

Но нормально завершить атаку мне не дали. Все было хорошо ровно до того момента, когда навстречу моей машине с земли ударила стена огня. Оказалось, что большинство русских легких танков вооружено автоматическими пушками, поднимающимися на зенитные углы возвышения — и теперь все они открыли огонь по моей машине. Кроме того, по мне стрелял, кажется, каждый русский солдат — кроме пушечных, было видно множество пулеметных трасс. А ведь достаточно всего одного попадания во взрыватель бомбы, как «Штука», и я вместе с ней, разлетимся на множество мелких обломков… Такой плотности зенитного огня на моей памяти не было даже в то время, когда наша эскадра участвовала в знаменитом воздушном наступлении на Британию.

Я уже было собрался сбрасывать бомбы без точной наводки и уматывать из этого проклятого места, как вдруг один из снарядов ударил мою машину в левое крыло, и стремительное пикирование превратилось в неуправляемое вращающееся падение. Ага, треть крыла вместе с держателями двух пятидесятикилограммовых бомб срезало как ножом. Такие проблемы не лечатся. Какой уж тут сброс бомб, когда счет идет на секунды. Спасайся, кто может! Я скинул фонарь кабины, ударом кулака по замку расстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, оттолкнулся от него ногами в сторону противоположную вращению самолета, почти сразу дернув вытяжное кольцо парашюта, ибо земля была совсем рядом. Вопрос заключался в секундах, но я успел. Промедли я еще пару мгновений — врезался бы в землю с нераскрытым парашютом рядом со сбитой «Штукой».

И только повиснув на стропах, я позволил себя оглянуться вокруг — и похолодел. Оказывается, моя «Штука» была не единственной сбитой в этой атаке машиной. Четыре самолета, оставляя за собой жирные хвосты дыма, стремительно неслись к земле. Вместе с моим это будет уже пять самолетов. Вот в небе блеснула сильнейшая багровая вспышка — и на месте гибели еще одного пикировщика расплылось жирное черное облако. Шестой… Очевидно, он подорвался на собственной бомбе, в которую попал русский снаряд. Сразу после этого русские зенитчики свалили седьмой пикировщик — и тут мои парни, оставшиеся без командира, отказались от атаки и вспугнутыми воронами заложили вираж большого радиуса, стремясь оставаться вне досягаемости зенитных пушек. Но прежде чем им удалось это сделать, еще одна, восьмая, «Штука» задымила и неуверенно пошла на снижение. Может, сядет на вынужденную, а может, и разобьется вдребезги. Никогда еще нашей группе над целью не приходилось испытывать столь плотный и точный огонь и нести катастрофические потери. Кроме меня самого, из семи экипажей сбитых пикировщиков на парашютах спаслось только трое.

Но это было еще не все. Не успел я погасить купол, освободиться от парашюта и выпрямиться во весть рост, чтобы оглядеться в какую сторону бежать, как русские показали мне еще одно из своих страшных чудес, как будто мало нам было зенитных пушек на каждом танке. Прямо на моих глазах русский солдат вскинул на плечо что-то вроде толстой трубы, которая мгновение спустя полыхнула огнем и дымом стартовавшего ракетного снаряда, который, оставляя за собой белый хвост, унесся по направлению к нашим самолетам. Следом за первым снарядом, откуда-то в стороне стартовал второй, но что там было дальше, я уже не в курсе, потому что, пока я засматривался на их полет, набежали русские солдаты, повалили меня лицом в землю, обезоружили и связали руки за спиной.