Кровосмешение (СИ) - Агафонов Андрей Юрьевич - Страница 11

— Иди нах!.. — отмахивается Крылов. Дима отлетает на траву, ойкает, встает, с кривящимся ртом убегает.

— Можно? — в ворота кто-то стучит. Овчарка истошно лает, но вдруг убирается задом в конуру и затихает — в образовавшуюся щель просовывается голова министра Тихонова.

— С-cууу-ка! — ревет Крылов, пытаясь встать.

— Так! Так-так-так, — лихорадочно тараторит министр, приближаясь к столу и выставив перед собой руки, — спокойно, Алексей, спокойно! Вижу, вы меня знаете. Я вам ничего плохого не сделаю.

— Сука, ты?! Ты мне плохо… ты пох… ты похуй мне вообще, похуй! — он продолжает пытаться. Тихонов кладет ему руку на плечо почти просительным жестом, и Крылов падает обратно на скамейку.

— Спокойно, спокойно. Тихо-тихо-тихо. Скажите, Алексей, что мы вам плохого сделали? Лично я — лично вам?

Алексей глядит на Тихонова белыми глазами.

— С работы вас уволил ваш друг, он не из наших. И никто его об этом не просил.

— Бля… — пытается восстать Крылов.

— Ребенка задавила обезумевшая толпа.

Алексей, бессмысленно улыбаясь, качает у лица пальцем:

— Ты-ы! Ты друзей терял? Ты друзей терял?! Ты друзей, сука, терял когда-нибудь?!

— Много раз, — грустнеет Тихонов, — я, Леша, такое видел, чего вам всем не дай Бог когда-нибудь. Но я твоих друзей не убивал. Клянусь. Никакого отношения к этому.

— Какая нахуй разница. Вы же заодно.

— Они — мои враги! Посмотри на меня!

Алексей поднимает лицо. Тихонов с гневным выражением лица, чуть грассируя, чеканит:

— Они — мои враги! Они — наши враги! Ты мне поможешь?

Крылов опускает глаза.

На экране снова программа «Полуночники». В синей студии за красным столом — жовиальный ведущий в вязаном жилете, бородатый угрюмый малый и предводитель Виталий из клуба любителей русской словесности.

— Напоминаю нашим зрителям, — сладко говорит ведущий, — что сегодня мы обсуждаем шокирующее признание знаменитого профессора Сергеева, выложенное на Ютьюбе. Вампиры, говорит Сергеев, это хорошо! Это венец творения! Фактически это вековая мечта человечества. Вот, я вижу, Виталий рвется что-то сказать…

— Весь вопрос в том, — степенно говорит Виталий, явно оскорбленный предположением, что он куда-то «рвется», — является ли вампиром сам профессор Сергеев, или только их слугой. А с нечистью у русского народа всегда был разговор короткий — пулю в лоб или осиновый кол в сердце.

— Звучит немного слишком… непримиримо, — улыбается ведущий.

— И безответственно, — встревает бородатый. По низу плывет титр «Петр Кулачков, экспертный комитет Сибирской губернии». Если это наши, русские вампиры, мы не будем ими бросаться.

— О чем вы говорите! — закатывает глаза Виталий.

— Я говорю о том, что у наших так называемых заокеанских «друзей», — Петр делает в воздухе знак кавычек, почему-то всеми пальцами одновременно, — вампиры давно правят бал, и они от этого слабее не стали. Вампиры в ВПК, в нефтяной отрасли — фактически целые династии. Да вспомните хотя бы Обаму, тот еще кровосос. И тем не менее, это до сих пор ведущая экономика мира. Давайте пожертвуем собственным достоянием во имя каких-то ветхих православных святынь, в угоду иудеохристианской идеологии расслабленного покаяния. Безусловно, безусловно мы от этого только выиграем!

В последней фразе Петра звучит нескрываемый сарказм.

После того, как камеры выключают, ведущий выскальзывает из-за стола и торопится навстречу Мамедову. Они обнимаются, при этом из руки Мамедова в карман ведущего перепархивает белый конверт.

— А что с профессором-то? — полушепотом спрашивает ведущий. — Мы его ждали, ждали.

— Он улетел, — элегически грустит Мамедов, — но абищал вернуться! Эээ!

Ночь. Полная луна. Деревянный покосившийся забор. Слышны шаги. За забором гремит цепь, надсадно и простуженно лает собака. На заборе со смачным шлепком повисает плакат. На плакате изображен монохромный танк (почему-то американский «Шерман»), увитый георгиевскими лентами. Поверх косыми красными с позолотой буквами надпись:

Парад Победы в Великой Гражданской войне

30 октября в 10.00

Александровский проспект

В 11.00 — шествие Бессмертного Полка (время московское)

За заборами тревожно лают псы.

Канализация. Темнота. Над голой и бледной волосатой ногой прилежно трудятся две крысы. Внезапно раздается дикий скрежет, и над крысами загорается солнце. Цвет его быстро меняется с ослепительно-белого на оранжевый, потом затухает, и мы видим сверкающий круг, от которого летят искры. Крысы бросаются врассыпную.

Наверху над канализационным люком склонился рабочий в фартуке и защитной маске, ведущий электродом сварочного аппарата по краю люка.

Вокруг на расстоянии в сотни метров полицейские разносят металлические барьеры. Вдалеке, у подножия памятника Ермаку, угадывается красная трибуна.

Раннее утро, небо еще густо-синее.

Трое пацанов, сидя в опрокинутом контейнере на берегу Ангары, любуются рассветом сквозь дыру в боку контейнера. Их вихрастые затылки наводят на мысли о книгах Владислава Крапивина.

— Серый! — говорит тот, что слева. — Дай это!

Пацан справа передает ему мутный целлофановый пакет. Пацан слева открывает его, прыскает внутрь из баллончика с какой-то бытовой химией и прижимает пакет к лицу. Пацан посередине, который упорот больше других, оглядывается на сидящего слева приятеля со страшно выпученными глазами и пакетом, превращающим лицо в пластиковое желе, и в восторге бьет себя ладонями по коленям:

— Отвал башки вообще!

Над Ангарой встает холодное солнце.

Увядающий осенний город украшен праздничной символикой — всюду георгиевские ленты, желтые и черные воздушные шары, стенды и тумбы с изображением различного устрашающего оружия. Желтые деревья с мокрыми голыми стволами дополняют общий колорит.

Редкими цепочками к центру города стекается народ.

Из окна за происходящим наблюдает губернатор Мищенко. В нескольких метрах за спиной, переминаясь, ожидает Бакурин. Оба чиновника в красных галстуках, как и положено лидерам.

— Можем идти? — прерывает молчание появившийся в дверях Логан в щегольской бороде и тяжелых очках.

Губернатор вздыхает и поворачивается к нему:

— Идемте, Олег Евгеньевич…

На площадь перед Ленинским парком въезжает бронетанковая колонна. Весело грохочут по мостовой бронетранспортеры. Вдали осанисто ползут два танка Т-14, похожие на гигантских клещей. Губернатор Мищенко, стоя на трибуне, приветственно машет потерявшимся на броне бойцам с полным боекомплектом. В двух шагах от него посматривает на запястье правой руки Бакурин. На руке у него — часы «Победа» с большим рыжим циферблатом и стрелками в виде серпа и молота. У Логана, стоящего за спиной губернатора в черном плаще, вибрирует в штанах. Он смотрит на экран смартфона, поспешно спускается с трибуны… и сталкивается у ее подножья с Аленой. Она тоже в черном плаще и с телефоном в руках.

С неба начинает противно моросить.

Алена прижимается к Логану и шепчет ему: «Я тебя хочу!»

Логан взглядом показывает на трибуну, где сиротливо топчется губернатор. Алена разочарованно вздыхает.

В этот момент Бакурин, до сих пор словно зачарованный циферблатом своих часов, замечает, что Логана нет на трибуне. Он в панике смотрит вниз… Логан смотрит на него…

Взгляд Бакурина перемещается куда-то влево.

Логан смотрит туда же и видит, как у идущего справа Т-14 начинает вращаться башня. Когда пушечный ствол оказывается на одной прямой с трибуной, бухает выстрел. С брони, как блохи с собаки, осыпаются бойцы.

152-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд превращает трибуну с губернатором и другими чиновниками в черно-красный шар.