Завтра будет вчера (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 4

— Потому что мне нравится так тебя называть, и еще просто потому что я соскучился по тебе. Говорю "мышка", и словно всех этих лет не было, поняла?

Приподнял мое лицо за подбородок, вглядываясь в глаза, а меня словно током ударило от этого прикосновения. Он шепчет, а я дыхание затаила, боясь упустить хоть слово.

— Совсем не изменилась… все такая же…

Провел большим пальцем по скуле, а мне до боли прижаться захотелось к его ладони. Но он тут же отнял руку и, склонившись к моему лицу, ухмыльнулся:

— Аж скулы свело от мыслей о пахлаве.

— Сволочь, — Ударила его сумочкой по руке и резко вышла из здания, пряча от него разочарование. — Между прочим, эту пахлаву пекла я, так что трижды подумай перед тем, как попробовать ее, — злорадно улыбнулась ему через плечо.

Пока ехали в машине, он расспрашивал меня об общих знакомых и о моих интересах, рассказывал забавные случаи о своей службе в армии, но большую часть времени мы оба молчали. Он о чем-то думал, постукивая пальцами по рулю в такт музыке, а я вспоминала. О том, как впервые встретила его. Он ведь и тогда спас меня от дворовых мальчишек, которые отняли у меня новый рюкзак и трепали за волосы, требуя деньги.

Позже я привыкну к такому отношению, научусь отвечать с достоинством на их оскорбления, где-то в глубине души пытаясь оправдать их для себя. Если, конечно, можно оправдать ненависть к человеку не за его поступки, а за его цвет кожи или язык, на котором он говорит. А для этих детей дополнительным раздражителем было еще и финансовое положение моей семьи. Завод по производству холодильного оборудования недавно прикрыли, и их родители лишились работы и не могли позволить детям и четверти того, что было у меня. Еще одна причина для ненависти. Чужаки, жизнь которых удалась лучше на твоей собственной земле. Правда, вот у половины из этих детей отцы спились и днями напролет канючили у местной аптекарши боярышник, не имея возможности купить даже бутылку водки, а мой отец пропадал на своей работе сутками, приезжая только пообедать. Он же, кстати, обеспечил работой часть соседей. Чем заработал еще большую ненависть у некоторых из них. Ведь одно дело, когда они не любили его за успешность, и совершенно другое — когда они становились зависимыми от него и не смели открыто выказать эту неприязнь.

Артем в тот день побил двоих, а остальных обратил в бегство, а потом вложил мне в руки куклу и сказал, чтобы больше не боялась, потому что теперь он будет меня защищать.

Я вспоминала о том, как пригласила к себе и смотрела, как он едва не с открытым ртом разглядывает наш дом, как стесняется садиться на светлый диван и отказывается пообедать с нами. Пока мой отец бесцеремонно не усадил его за стол рядом со мной. Так он стал приходить к нам сначала раз в неделю, а потом и почти каждый день. Худой мальчишка с уверенным недетским взглядом в свои четырнадцать лет настолько прочно вписался в нашу семью, что со временем стал ее частью.

Я ужасно хотел есть. До такой степени, что у меня желудок слипался, словно его суперклеем смазали или хорошенько поддали мне под дых, да так, что от боли я зубами скрежетал. Вы когда-нибудь голодали? Нет, по-настоящему не так, что три часа ничего не закидывали, а так, чтоб несколько суток? Голод — это не просто жестокая тварь, нееееет, это очень страшный хищник, способный трансформироваться из маленького грызуна в огромного монстра, который сожрет в вас изнутри все человеческое. На каком-то этапе вы перестанете быть собой и будете готовы убивать или съесть даже себе подобного, и вас перестанут волновать принципы морали, совесть, законы, у вас появится только одна цель — поесть. Так задумано природой. И изначально никакой цивилизации не предполагалось, а предполагался естественный инстинкт выживания.

Я размышлял об этом, сидя за спортзалом и докуривая "бычки", выброшенные тут старшеклассниками. Говорят, курение притупляет голод. И оно притупляло, потому что начинало тошнить и есть уже не хотелось. И домой не хотелось. Потому что отец там был. После того, как завод закрыли, он беспробудно пил, избил мать и выгнал меня на улицу пару дней назад. Антон, мой старший брат, уехал в столицу на заработки год назад. Не знаю, что он там зарабатывал, но мы не видели ни его, ни денег. А вот из полиции к нам пару раз приходили — его искали. Отец орал, что отрекся от этого уголовника и что тюрьма по нему плачет, а он палец о палец не ударит ради него. Можно подумать, он мог ему чем-то помочь.

Я боялся вернуться. Нет, не потому что думал, что и мне достанется, а потому что мог сдачи дать. Да так дать, что и прибить ненароком. На бокс уже пять лет хожу.

После того, как отец в последний раз мне ребро сломал, в секцию пошел. Правда, потом он меня не трогал, несколько месяцев тогда не пил, плакал в больнице и прощения просил. Участкового мать уболтала дело закрыть и заявление забрала. "Куда ж? Дите отнимут и в детдом". Все ж лучше с родителями.

Угрызений совести у отца хватило до следующего запоя.

"Все так живут, — говорила мать смазывая мне очередную ссадину на лице, — твой батя найдет работу, и заживем мы припеваючи. Руки у него золотые, когда не пьет. Вот черная полоса закончится, и заживем нормально".

Ну да, и тяжелые, потому что золотые — золото ж тяжелое. Работу он больше не искал. Пару раз ездил в центр и возвращался пьяный ни с чем. Сказал, нет мест нигде. Я пытался сам где-то подработать, но куда возьмут четырнадцатилетнего подростка? Иногда на рынке ящики помогал таскать, полтинник домой приносил и матери втихаря отдавал, а батя отбирал на пузырь. Тогда я перестал отдавать, начал едой приносить. А месяц назад базар прикрыли, снесли там все и начали строить супермаркет на этом месте.

Черт, как же есть хочется. Желудок точно слипся за эти дни. Дома, наверное, мать супа сварила постного и макарон. Придется идти, иначе точно с голоду сдохну. Хотя меня никто особо не искал. Мама на фабрике по двенадцать часов вкалывала, домой придет, с отцом разругается и с ног спать валится. Не до меня ей. Долг выплачивать надо за Антона — она ссуду взяла, чтоб адвокату заплатить после того, как брата посадить хотели из-за какой-то драки. Она даже в город ездила, но так, чтоб отец не знал. Вернулась вся в слезах. Сказала, Антон домой ехать не думает, с какой-то бандой связался. Я б и сам в город съездил и накостылял бы старшему брату за то, что голодными нас оставил. Урод.

Сидел в траве и жевал спичку, спрятав в кармане еще несколько окурков, когда услышал девчачьи крики и голоса своих дружков-одноклассников.

— Эй, чурка, отдавай деньги. Куда собралась?

— Отпустите, у меня нет денег.

— Да ладно заливать. Мы видели, как ты в столовке кошелек достала. А там бабла вагон.

— Я все потратила.

— А мы щас проверим. Васька, а ну отбери у нее рюкзак.

— Только не рвите и не пачкайте, пожалуйста, мне его бабушка подарила.

— Твоя чумазая, страшная бабка? Это та, что в окно выглядывает и злыми глазами на нас смотрит? Ведьма старая. Вытряхивайте книги — будем ее рюкзаком в футбол играть.

— Не надооо, пожалуйста.

— Заткнись, чурка.

Я поднялся с травы и выглянул из-за угла. Митька, Васька и Колька новенькую нерусскую с 7 "А" у забора зажали. Васька ее за волосы трепал, а Митька все книги из красивого сиреневого рюкзака вытряс и швырнул его в грязь. Колька поддел носком дырявого мокасина и пнул рюкзак на несколько метров воздух.

— Где деньги, уродина пучеглазая? Деньги где?

— Я отдала, — девчонка подбородок вздернула, хоть и слезы по щекам катятся, — а у вас что, своих нет? Вы нищие?

— Ах ты ж, сучка черножопая, это кого ты нищими назвала? — Митька замахнулся, и я сам не понял, как подскочил к нему и вывернул ему руку за спину.

— Совсем сдурел, Малой? Девчонку не трогай. Она ж мелкая.

— Капрал, ты ж типа прогуливаешь, — он криво усмехнулся, — вот и топай отсюда, это наше дело.