Соседи по квартире (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 2

Уф.

Сегодня я узнала про джин два важных момента: на вкус он как шишки и совершенно точно сделан самим дьяволом.

Келвин улыбается и дразнящим тоном заявляет:

— Холлэнд. И провинция, и кладезь знаний, — после чего добавляет себе под нос что-то еще, чего я не могу разобрать. Трудно сказать, что его веселит: я в качестве забавной дурочки или кто-то другой за моей спиной.

Поскольку в последний раз на свидании я была примерно миллион лет назад, то понятия не имею, как дальше вести этот разговор. Так что я срываюсь с места и практически пробегаю шесть метров до платформы. Потом резко останавливаюсь и, блестяще имитируя знакомую всем женщинам некую срочную необходимость, лезу в сумку.

В этот момент, с запозданием секунд этак на тридцать, я понимаю, что именно он прошептал: очаровательно.

Уверена, он имел в виду мое имя, а не внешность. И я не говорю это из ложной скромности. В пределах Манхэттена мы с моей лучшей подругой Лулу объективно выглядим среднестатистическими — что становится особенно круто, когда мы покидаем Нью-Йорк. Но на Джека — то есть Келвина — глазеют как мужчины, так и женщины. Как обеспеченные обитатели Мэдисон-авеню, из любопытства спустившиеся в метро, так и время от времени появляющиеся тут студенты с Бэй-Ридж. Серьезно, если бы он удосужился посматривать на прохожих, то мог бы выбирать себе партнеров на ночь прямо здесь.

Чтобы подтвердить свою теорию, я смотрю в зеркальце, и первое, что вижу, — это клоунский макияж (то есть потекшую тушь) и жуткую бледность на нижней части своего лица. Поднимаю руку и пытаюсь пригладить каштановые пряди, которые обычно прямые и скучно выглядящие, но сейчас, выскочив из плена хвоста, они бросили вызов гравитации и встали торчком.

Сейчас я уж точно не очаровательная.

Снова звучит музыка Келвина. Она настойчиво заполняет тишину станции, от чего я становлюсь еще более пьяной, чем рассчитывала. Зачем я сегодня пришла сюда? Зачем заговорила с ним? Теперь в своей голове мне многое придется перестроить — например, вычеркнуть имя Джек и добавить к его образу ставший известным цвет глаз. А от того, что он ирландец, я становлюсь достаточно безбашенной, чтобы захотеть забраться к нему на колени.

Блин. От увлечений и так сплошная головная боль, но если подумать, то уж лучше увлечения на расстоянии, чем как сейчас. Раньше я придерживалась сочиненных про него фактов и пялилась на него на расстоянии, как любая благоразумная шпионка. Теперь же четвертая стена сломана, и если Келвин окажется таким же дружелюбным, как и его взгляд, он меня заметит, когда в следующий раз я брошу ему доллар в футляр, и мне придется либо как-то общаться с ним, либо убежать в противоположном направлении. Пока мой рот закрыт, я вполне себе среднестатистическая женщина, но когда начинаю разговаривать с мужчинами… Лулу не зря называет меня Кошмарище-Холлэнд — вот какой ужасной я становлюсь.

И она не ошибается.

Я обливаюсь потом под своим розовым шерстяным пальто, на лице у меня потекший макияж, а сползшие колготки требуют незамедлительно подтянуть их до подмышек, иначе они грозят выглянуть из-под юбки этакими восточными шароварами.

Пожалуй, мне стоит просто взять и действительно подтянуть их, потому что кроме спящего на скамье джентльмена на станции никого нет, а Келвин больше не обращает на меня никакого внимания.

Но тут джентльмен встает и, как зомби, шаркающей походкой идет ко мне. Станции метро, когда они такие безлюдные, очень пугают. Они похожи на убежища для насильников и эксгибиционистов. Еще не сильно поздно — нет и полуночи, — а на дворе понедельник, но я явно пропустила свой поезд.

Я поворачиваю налево и иду дальше по платформе, попутно вытаскивая телефон, чтобы казаться занятой. Увы, мне стоило бы учесть, что пьяные и настырные мужчины не уходят, завидев айфон, и «зомби» подходит ближе.

Точно не знаю, это страх меня кольнул в груди или же просто сквозняком навеяло, но мне в нос ударил сладко-соленый запах грибка; как будто запах гнили смешался с разлитой газировкой, и все это выплеснулось со дна мусорного контейнера.

«Зомби» показывает рукой и говорит:

— У тебя мой телефон.

Обойдя его по широкой дуге, я направляюсь назад к лестнице и Келвину. А палец держу на номере Роберта.

Но зомби не отстает.

— Эй, ты! Иди сюда. У тебя мой телефон.

Не поднимая головы, я говорю как можно спокойней:

— Отвали от меня.

Нажав на номер Роберта, я подношу телефон к уху. Раздаются пронзительные гудки — по одному на каждые пять секунд грохочущей тишины. Музыка Келвина становится громче и агрессивнее. Неужели ему не видно, что меня преследуют по платформе? Ко мне некстати приходит мысль, насколько это удивительно — как глубоко он погружен в себя, когда играет.

Шаркая ногами, мужчина почти бежит за мной, и разрывающие воздух ноты Келвина становятся саундтреком к этой безумной погоне.

Мои колготки мешают нормальному бегу, а неуклюжие попытки «зомби» меня догнать стали куда уверенней.

В трубке раздается звук голоса Роберта:

— Привет, Лютик.

— Черт, Роберт. Я в…

Мужчина хватает меня за рукав пальто и вырывает из руки телефон.

— Роберт!

— Холлс! — я слышу крик Роберта. — Милая, где ты?

Изо всех сил стараюсь удержаться на ногах, потому что кажется, я теряю равновесие. И тут меня охватывает леденящий ужас: мужчина не помогает мне остаться в вертикальном положении, он меня толкает.

Я слышу чей-то низкий голос:

— Эй!

Мой телефон падает на бетонный пол и отскакивает в сторону.

— Холлэнд!

Все происходит так быстро — в общем-то, я всегда считала, что подобное случается именно так быстро; будь все помедленней, я бы успела подумать хоть о чем-нибудь. В одно мгновение я стою на желтой ограничительной линии платформы, а в следующее — падаю на пути.

глава вторая

Раньше я никогда не была внутри машины скорой помощи, а заснуть и захрапеть в присутствии двоих медиков унизительнее некуда. На меня угрюмо смотрит женщина-фельдшер с глубокой морщиной поперек лба. Пикают мониторы. А когда я смотрю по сторонам, в моей голове, ставшей на мгновение ракетой, начинается обратный отсчет до взрывного старта. Рука болит. Нет, не просто болит — она воет от адской боли. Глянув вниз, замечаю, что на руке специальный слинг.

Услышав неподалеку рев прибывающего поезда, я вспоминаю, что меня столкнули на рельсы.

Кто-то столкнул меня на рельсы в метро!

Сердце в груди начинает демонстрировать какое-то непоследовательное кунг-фу, а паника резонирует со звуками попискивающих вокруг аппаратов. Превозмогая чудовищный рвотный позыв, я сажусь ровнее и хриплым голосом отрывисто говорю:

— Вы поймали его?

— Эй, эй, — с беспокойством в глазах говорит мне фельдшер и мягко укладывает меня на спину. Ее имя написано на табличке на груди: Росси. — С вами все будет в порядке, — она уверенно кивает несколько раз. — Все в порядке.

А потом вкладывает мне в руку визитку:

Национальная Горячая Линия по предотвращению самоубийств

1-800-273-8255

Я переворачиваю ее, решив, что там должно быть написано что-то вроде: «Звоните, если вас столкнул на пути какой-нибудь пьяница», — но, к сожалению, ничего подобного нет.

Посмотрев на Росси, я чувствую, как от негодования горят щеки, и говорю:

— Я не прыгала.

Та кивает.

— Все нормально, мисс Баккер, — в ответ на мое удивление она добавляет: — Ваше имя мы узнали из документов в кошельке, который валялся на платформе.

— То есть он не взял мой кошелек?

Поджав губы и нахмурившись, она оглядывается на напарника в поисках помощи. Здесь на самом деле два фельдшера — один из них взъерошенный и похожий на модель; он словно Фельдшер Месяца и сошел со страниц календаря. Стоя у скорой, он что-то старательно записывает. На бейдже написано его имя: Гонсалес. Неподалеку припаркована полицейская машина, и два копа мирно беседуют рядом с открытой водительской дверью. Меня не покидает чувство, что это далеко не самый изящный способ предотвратить возможное самоубийство: я только что храпела как поросенок, юбка скомкана на бедрах, колготки уползли далеко на юг от экватора, а блузка расстегнута для накожных электродов кардиомонитора. Любой собравшийся совершить самоубийство был бы унижен.