Больше, чем брат (СИ) - "Maks Grey" - Страница 2

Несколько секунд Макс просто стоял и смотрел ему в спину. Что же, почему бы и нет? Сейчас неплохо было бы немного проветриться. Не сказать, что алкоголь ударил ему в голову — старший не знал, сколько ему надо выпить, чтобы опьянеть. По крайней мере, не столько.

У Макса с братцем никогда не было дружеских отношений. Не сказать, что они сильно ладили в детстве. У них были стандартные отношения младшего и старшего: частые драки и выяснения отношений, когда младший тянулся к старшему, а тот его отвергал. Они словно копировали своих ссорящихся родителей, хотя сами о том не подозревали.

Когда ты мелкий, разница в год кажется уже слишком большой, а тут и вовсе шесть лет. Младшие братья всегда и везде ходят за старшими хвостиком, путаются под ногами и жутко надоедают. Макс помнил, как младший просил взять его погулять с его друзьями — крутыми, как им тогда казалось, шестнадцатилетними парнями, настоящей бандой. На что старший, конечно же, всегда отвечал отказом.

Интересно, помнил ли Огден то их последнее лето на ферме? Вряд ли это можно было забыть. Сейчас Макс назвал бы случившееся переходным возрастом и проснувшейся сексуальной активностью, тягой к разрядке и получению нового опыта. И в зоне внимания старшего оказался его брат.

Озеро действительно было прекрасно. Вода успокаивала, гул праздника остался позади, а вся эта атмосфера — огни, отражающиеся в воде, деревья, свежий воздух, — настраивала на особый лад.

Макс остановился рядом с братом, смотря на воду, щелкнул зажигалкой, прикуривая, запирая дым в легких на секунду, а после выдыхая, позволяя белому облачку сорваться с губ и раствориться в воздухе. Курить он начал еще давно, лет в двенадцать, сначала просто попробовать, потом затянуло — стандартная схема всех подростков. В сознательном возрасте бросил, причем успешно. Но иногда, очень редко, все равно курил. Это был скорее какой-то ритуал, чем сама привычка.

— Новый муж мамы. Какой он? — слова разрезали молчание между ними, словно нож. Было странно стоять рядом со своим младшим братом, которого он совсем не знал, и курить.

Рука Огдена потянулась к виску, поправить волосы, что выбились при ходьбе и теперь лезли в глаза.

— Грег? Я бы даже сказал, что он хороший. Любит мать, может её обеспечить. Нормально разговаривает со мной, не лезет не в свои дела. Оплачивает мне колледж. Можешь не переживать за маму, сейчас она в порядке.

Огден правда думал, что Грег хороший. Они с мамой жили вместе уже пять лет, и у них все в порядке. Ну, конечно она будет иногда рыдать вечерами, после ужасных ссор, а он, возможно, трахнет кого-нибудь лет через семь-десять. Но это будет потом. А сейчас Грег заботится о маме, и она счастлива.

— Как там папа?

Вопрос прозвучал почти светски, но в нем был ощутимый подтекст, в виде осторожного: «Ты не знаешь, ему всё ещё больно?».

— Отец? Насколько я знаю, он в порядке. Держится. Я не живу с ним со времен колледжа. Мы редко видимся.

Макс был слишком своевольным, чтобы жить с отцом. Сначала общага, потом съемное жилье. Устроившись на работу, Макс купил квартиру под щадящий процент — небольшую уютную берлогу холостяка.

Постепенно смеркалось, небо радовало перистыми облаками с разными оттенками синих и розовых цветов, отраженными в воде, как в зеркале. Небо и его отражение. Две стороны одной медали, как Огден и Макс. Разделенные, но встретившиеся, чтобы расстаться вновь.

— Неплохо было бы искупаться, — неожиданно сказал Макс, ухмыльнувшись своим мыслям, — но я не настолько пьян, чтобы лезть в воду сейчас, посреди свадьбы.

— Я тоже хочу в воду. Эти ботинки, — откликнулся Огден, пнув какой-то мелкий камушек, — все равно полны песка.

Праздник гудел где-то за спиной, но Огден сейчас не чувствовал себя его частью. Брат закурил, и кончик его сигареты засветился алым, словно один из габаритных огней самолёта. Рука Макса держала сигарету так, словно она была там всегда: так естественно, лаконично, идеально. Огден как-то пытался изобразить этот жест, заранее зная, что у него не получится. Для этого нужно скурить, наверно, не одну тысячу сигарет.

Неощутимый ветер медленно уносил облака сигаретного дыма к озеру, они тут же расползались и исчезали совсем. Огден смотрел, как согнутая в локте рука Макса обнажает идеально выглаженную манжету рубашки. Он почувствовал укол сожаления от того, что ни одна из пуговиц не расстёгнута: какой был бы повод дотронуться руками до кожи, граничащей с тканью. Огден сам не заметил, как подошел очень близко и протянул руку: от кончиков пальцев до одежды брата едва поместилась бы ладонь. Не выпуская искусанного фильтра, Огден улыбнулся уголками губ, а в глазах его мелькнула шальная искорка.

— Можно зажигалку? Или я могу прикурить от твоей сигареты.

Отчего-то Максу захотелось запретить Огдену курить. Вырвать сигарету из рук, резко прервать возражения, провести нравоучительную беседу о вреде никотина. Или просто сказать: «Нельзя. Потому что я так решил». Макс внутренне усмехнулся, представив эту нелепую картину. Запрещать курить с сигаретой в зубах, читать нотации брату, которого видишь первый раз за восемь лет — как это глупо. Старший списал этот порыв на свой деспотично-властный характер. Ох, и не повезет его постоянной девушке, когда такая вдруг появится на горизонте. Как говорили некоторые: «Макс, быть с тобой рядом — великая радость и великая печаль».

Старший протянул зажигалку не глядя и из-за этого вскользь коснулся пальцев брата. Короткое прикосновение — металл зажигалки и горячие пальцы Макса коснулись руки одновременно. Огден отдернул руку, замечая, что почему-то не дышит — он словно упал в холодную воду. По коже словно искра пробежала, током ударило. Довольно неожиданная и странная реакция. Он что, действительно волнуется? Да что это с ним. Может быть, это из-за того, что последний раз они касались друг друга целую вечность назад?

— Чем ты… занимаешься по жизни? — задал Макс довольно естественный вопрос, тем более время нужно как-то убить — у него осталось еще половина не выкуренной сигареты.

Сигарета Огдена разгорелась лишь с третьей попытки. Растерянный, он вдохнул едкий дым слишком резко и глубоко, совсем не так, как привык. И закашлялся, с досадой понимая две вещи: почему друзья говорили что он «курит как девственник»; и то, гораздо более мучительное, что момент упущен, и уже не получится произвести на брата впечатление своей взрослостью. Худое лицо, тонкие пальцы — Огден ненавидел то, что всегда выглядел младше, чем есть на самом деле. Он негромко заговорил, коротко прерываясь на кашель и старательно делая вид, что ничего такого не происходит.

— Я учусь в колледже свободных искусств, на факультете, что не удивительно, искусствоведения. В этом году будет специализация: выбираю между импрессионистами и современным концептуальным искусством, таким как гиперреализм.

— Искусство, значит. Я плохо в нем разбираюсь. Знаешь, на уровне: «Это Мона Лиза. Да Винчи», а дальше ни с места, — Макс улыбнулся лишь уголками губ, затягиваясь и выдыхая дым вновь. Странно, что они болтали тут вот так, запросто. Странно и естественно.

Младший внимательно смотрел на сидящего брата, а сигарета в его собственной руке тлела, клок серого пепла упал на землю, словно сбитый мотылёк. Огден спешно поднес её к губам, вдыхая дым, уже не так глубоко, и медленно выпустил его, любуясь.

— Грег снимает мне квартиру-студию. Не хочет, чтоб я жил в общежитии. Говорит, у него остались не лучшие воспоминания о жизни там. — Огден усмехнулся, на мгновение коснувшись лба рукой с сигаретой между пальцами. — На самом деле, я думаю, он просто боится, что меня побьют милые однокурсники. Не хочет верить, что мир изменился за прошедшие двадцать лет, и что на факультете половина таких, как я. Но не отказываться же. Мне нравится жить одному, — последнее прозвучало с лёгкой ноткой печали.

Что? О чем это Огден, за что его могли побить? Его брат… Его брат что, гей? Внутри что-то оборвалось и полетело вниз. Макс не мог поверить в это. Не сказать, что он был таким уж ярым гомофобом, скорее относился нейтрально к сексменьшинствам, ссылаясь на то, что тот, с кем ты спишь — твое лично дело. Хотя, кто теперь в меньшинстве, это можно было еще поспорить. То, что Огден позиционировал себя, как гей, его сильно удивило, правда, Макс не стал это как-то комментировать и заострять внимание.