Фаворит. Полководец - Калбазов Константин - Страница 7

– Длинным – коли!

Десятник выкрикивает команды, задавая быстрый темп, так что и дух некогда перевести. Продолжается это уже почти полчаса. На грязных от пыли лицах его подчиненных пролегли борозды от скатывающихся капель пота. Кителя полевой формы под мышками и на спине темнеют мокрыми пятнами.

Вот только приказы здесь лучше выполнять быстро, четко и своевременно. Иначе можно пожалеть о том, что вообще народился на свет божий, и вот это издевательство покажется детской забавой. Поэтому солдаты стараются изо всех сил, вкладывая в каждый удар рвение и все умение, какое только у них есть. А ведь это, по сути, лишь разминка.

Бойцы делают дружный шаг вперед, припадая на левую ногу и выбрасывая винтовки в попытке достать воображаемого противника.

– Ху! – вторят они своим движениям.

– Прикладом – бей!

Подшаг. Винтовка описывает дугу и обрушивается на невидимого противника сверху и сбоку. Туда, где должно находиться основание шеи.

– Ху!

– Снова – бей!

Выбросить винтовку вперед и вверх, нанося удар затыльником приклада в голову.

– Ху!

– Сверху – руби!

Подшаг. И снова по дуге, слева направо. Так, словно одним махом срубаешь топором молодое деревце.

– Ху!

– Обратно – руби!

И снова винтовка пошла по дуге с подшагом. Но в обратном направлении. Тесак со свистом вспарывает воздух, взрезая мнимого ворога отточенной сталью.

– Ху!

– Толчком – бей!

Двинуть винтовкой перед собой, словно отбрасываешь от себя врага, оказавшегося в непосредственной близости, чтобы разорвать дистанцию.

– Ху!

– Коротким – коли!

И все повторяется снова. И снова. И снова. Как любит говаривать сержант – тяжело в ученье, легко в бою. Бог весть. Может, и врет. Но сил уже больше никаких изнывать на плацу! Уж лучше в бой! Надоело все хуже горькой редьки. Вот пусти их сейчас на шведа, да какие там штыки и приклады – зубами рвать будут!

А пока… Учения продолжились. Вскоре с небольшого плаца десяток переместился на полосу штыкового боя. Первым в строю переводить дух некогда, и они с ходу приступают к работе. А вот последующим достается короткая передышка, от нескольких секунд до полуминуты. Тут три одинаковых и стандартных полосы для дружины боярина Карпова. По одной на каждый десяток.

Занятия по штыковому бою были ежедневными, с понедельника по пятницу. В субботу банно-хозяйственный день. Солдаты отдраивали казарму, мылись в бане, обстирывали и обшивали себя.

В воскресенье предоставлялись увольнительные, и они могли отдохнуть за пределами военного городка. И даже навестить родных, если успевали обернуться за день. Тем, у кого близкие находились слишком далеко, предоставлялось сразу два дня. Тут не двадцать первый век, и отношение к родным и семье особенное. Поэтому Иван не собирался лишать своих солдат общения с близкими. Тем и без того есть за что его ненавидеть. Незачем излишне нагнетать.

Тренажеры не были детищем Ивана. Он лишь предложил общую концепцию. Дальше за дело взялся Митя, его младший брат, со своими друзьями и соратниками. Ну и сержанты, уже наработавшие практический опыт, кое-что подсказали. С виду конструкция получилась простая и незатейливая. Но на деле являлась весьма сложным продуктом.

Чучело, обложенное вязанками камыша или соломы, закреплено на пружине. Это придавало ему подвижность и усложняло процесс избиения уже после первого удара. Не добавляло простоты и то, что оно установлено на тележке, откатывавшейся от атакующего ее солдата после каждого нанесенного удара или укола. Ну и крутилось это чудо вокруг своей оси, размахивая сразу восьмью конечностями с интересными сюрпризами. Прилетит эдакий – не возрадуешься.

Перед началом атаки предстояло отбить шест, имитирующий то ли пику, то ли штык ружья противника. Без разницы. Главное, что штука весьма увесистая и сама собой в сторону не отвалится. А вот чучело – то наоборот, откатывалось с поразительной легкостью. Впрочем, к окончанию занятий его все одно измочаливали в труху. Нестроевым с завидной регулярностью приходилось реанимировать тренажер.

После того как сливали положенную бочку пота на полосе штыкового боя, переходили к практическим занятиям. Ага. То, что было прежде, – это цветочки. Невидимый противник не может тебе причинить вреда по определению. Чучело, конечно, лягается, но все одно просчитать, куда оно двинет в очередной раз, не так чтобы и сложно.

А вот когда напротив тебя человек, решительно не желающий, чтобы его отдубасили, то все становится куда интереснее и неприятнее. Бить же можно только в полную силу и никак иначе. Пожалеешь, схалтуришь – и десятники с сержантом с тебя три шкуры сдерут. Потому как ты этим самым подкладываешь свинью и себе, и тому, кого пожалел.

Наука воинская в дружине Карпова вбивается через труд и боль. Вот так. И никакой романтики, которая обуревала новобранцев, большинство из которых были молодыми парнями. Да и зрелые мужики в наивности своей не больно далеко ушли.

– Господин сержант, дозвольте вопрос? – поднимаясь на ноги и отплевываясь от пыли, забившей рот, обратился мужик лет тридцати.

– Спрашивай, – разрешил парень лет на пять младше его.

– А к чему мы столько учимся штыком да тесаками ворочать? И без них, с голыми руками, всем, что под руку подвернется? Ить в дружине боярина все пальбой решается. И припасу огненного всегда в избытке.

– Взво-од! Прекратить занятие! – И когда все замерли, внимая начальству, начал отвечать, чтобы всяк услышал: – Значит, спрашиваешь, к чему учимся драться в рукопашной с оружием и без? Разъясняю. На тот случай, если у вас вдруг не окажется зарядов. А случиться такое может. Как и то, что вам некогда будет перезаряжать винтовку. И такое бывает. Когда брали Нарву, конкретно нашему взводу это очень пригодилось на улицах города. А лично мне спасло жизнь. Еще вопросы есть?

– Никак нет, – за всех ответил давешний мужик.

– Тогда продолжить занятия.

И снова скрестились шесты с прикрепленными на концах валиками, имитирующими штык и приклад. Убить таким оружием проблематично, а вот огреть от души или вышибить дух очень даже возможно. Поэтому бойцы, валяющиеся на земле, корчась от боли, вовсе не редкость. Угу. Про жалость на учениях уж говорилось.

Наконец занятия закончились. Но только не мучения. Казалось бы, можно расслабиться. Ведь идут в казарму, где поставят винтовки в пирамиду, приведут себя в порядок и отправятся на обед. Но сержант решил иначе.

Мысленно простонав, солдаты поспешили выполнить команду. Подтянулись, вскинули подбородки и пошли четким строевым шагом, вздымая сапогами пыль. Сто двадцать шагов в минуту. Ни единым больше. Ни единым меньше. За два месяца в них это уже вбили намертво. Более того, они даже в увольнении ходят, расправив плечи. Велика сила муштры.

– Агап, чего это ты так глядел на капитана Рыбина? – тихо спросил Дмитрий у младшего брата.

Угу. Было такое дело. Занятия посетил командир роты лешаков. Единственное подразделение, которое несло потери даже в мирное время. Случались они редко, но все же имели место. Кого-то ранило. Кто-то богу душу отдал. Правда, и жили они куда веселее иных. Жалованье вдвое против обычного. Плюс военные трофеи, коими они распоряжались по своему усмотрению.

К примеру, в том бою у шлюза взвод лешаков одних лошадей взял около трех десятков. Остальные частью были убиты, другие ранены и их добили, а третьи разбежались. И сколько это выходило на круг, Дмитрий даже считать не брался. Эти бойцы перешли через границу, ведя в связке лошадей с тюками трофеев.

– Не глядел я ни на кого, – тут же открестился средний из братьев Дорохиных.

– Не ври, – надавил старший.

– Да не вру я.

– А он прошение подал о переводе в разведку, а его, вишь, сразу в лешаки сосватали, – не выдержал один из сослуживцев.

– Это как так? – вскинулся Дмитрий и даже на мгновение замер на месте.

– Да помолчите вы, бестолочи, – заставляя продолжить движение, толкнул его в спину сослуживец, явно настроенный решительно.