Солдаты космической войны. Дилогия (СИ) - Демидов Андрей Геннадиевич - Страница 40

Блондин отреагировал междометьем. Увидев курсантов и инструктора, он поднялся, пряча сигарету за спину:

- О, ягд Жерр, привели молодёжь?

- Берсерк, чего там у тебя? - голос из системы связи прервался.

- Пилот, прекратите посторонние переговоры в рубке и прекратите курить. На базе все наркотики запрещены, в том числе табак! - воскликнул ягд Жерр, - ваши боевые заслуги не являются разрешением нарушать дисциплину.

Повернувшись к курсантам, он повёл вокруг себя рукой:

- Перед вами навигаторская рубка рейдера "Тетвутхурц", вашего корабля. На нём вы должны будете вступить в битву. Отсюда осуществляется управление энергетическими установками, двигателями, устройствами скачка через пространство. Отсюда производится управление движением, курсовое и общее сканирование пространства, здесь контролируется жизнедеятельность экипажа и работа систем вооружения. То же самое может делать командир корабля со своего переносного пульта или наручного коммуникатора, однако его способности ограничены моторикой органов зрения и чувств, скоростью движения пальцев по клавиатуре, так что компьютер и живую команду ещё никто не смог отменить.

Пока ягд Жерр разводил руками и указывал в пространство пальцами, Берсерком отошёл за шкаф вычислительной машины, и продолжил курить, укрывая сигарету за спиной и пуская дым в пол. Заметив взгляд Уайтгауза, он заговорщицки подмигнул. Уайтгауз почувствовал, что на душе становиться теплее. Пилот, вроде, был не плохим парнем. Нашивка в виде голубого глобуса на рукаве Берсерка были такие же, как у Уайтгауза и его товарищей.

Бывший полковник военно-космических сил Германии Манфред фон Конрад этого не одобрил, качая седой головой. С утра поток информации ему казался скучным, знакомым, описания слышанными, показанное изображение когда-то виденным. Покрытые золотым напылением машины и конструкции, не обычные физические свойства, странные технические устройства и системы его не удивляли. При ознакомлении со свойствами силового поля пространственного тоннеля в космосе, он поразил всех сообщением о наличии более чем одного способа воздействия на протяжённость тоннеля, а при ознакомлении с минимальным и максимальным радиусом воздействия анигиляционного оружия, фон Конрад сделал примерный расчёт его энергии при различных элементах образующих антивещество.

Один мудрец сказал, что Святая Библия - это инструкция к жизни, так почему некоторые люди пользуются такой старой, двухтысячелетней инструкцией, когда жизнь давно стала другой? Так и курсантам сейчас преподавалась своего рода Библия пилота, пехотинца, спецназовца Натоотвааля одновременно. К тому же всё сопровождалось ознакомлением с бытовыми особенностями и техникой, с языками, письменностями, обозначениями и нормами поведения. Манфреда преследовало ощущение дежавю, ощущение, что он уже видел эти бисеринки, обозначающие летательные аппараты на экранах, ощущал пальцами тумблеры и ключи термоядерных установок и излучателей антиматерии, видел схемы мегразиновых двигателей рейдера. Всё это словно возвращалось из прошлого. Но где он мог видеть всё это, откуда знать? Как схемы внутренней связи флота Натоотвааля, боевое корабельное расписание боевых директорий, штатная вместимость десантных отделений штурмовых ботов, устройство причалов, строительные пролёты ангаров и их вместимость могли оказаться в памяти? Как он мог ориентироваться внутри десантных боевых комплексов, в автономных ангарах приёмки транспортных капсул, в реакторных отсеках генераторов антивещества, в системах боевой рубки? Когда он жал на клавиши систем управления, оборудование выполняло команды так, будто он сам писал для него алгоритмы и программы. Фон Конрад ходил по сияющим золотистыми бликами анфиладам кают, помещениям боевых служб, по отсекам красавца-рейдера с режущем ухо землянина названием "Тетвутхурц", что в переводе с языка кумита означало "непобедимый", с ощущением обыденности, чуть ли не скуки. Это можно было объяснить только тем, что часть информации и знаний ему была уже введена непосредственно в память, минуя органы чувств и аппарат мозга, отвечающий за осмысления. Происходящее напоминало ему учебный процесс Академии германских Раумваффе. Экипаж и техники так же неторопливо занимались по распорядку дня. Просто это был другой распорядок. Из столовых и камбуза так же пахло обедом. Но это был другой запах и другой обед. Так же тревожно звучали сигналы учебной тревоги, отрывистые слова команд, зуммер вычислителя целей, поймавшего в перекрестие учебный объект-мишень, так же топали бегущие на посты специалисты. Всё было другим, но полковник по горло провалился в прошлое. Ему вспомнились тоскливые попойки будущих лейтенантов в общежитии под Новый год, после отмененных отпусков, безумные выходки в кабаках Бремена, драки с матросами торговых судов, собранных в порту со всего света. Тогда курсанты развлекались в самовольных отлучках из училища вандализмом и грабёжом банкоматов и автоматов с фастфудом. Во время отработки тактики городского боя на объёмных компьютерных симуляторах чудили, как могли, в ожидании войны с исламистами проводили бессонные вахты в соцсетях в поисках быстрой любви. В чувствах фон Конрада не было угнетающей ностальгии. Всё говорило, шептало и пело о том, что он был солдатом, и остаётся солдатом. Ничего не связывает с прошлым, даже семья. Всё происходящее воспринимается как продолжение военной карьеры. Ему исполнилось пятьдесят лет, и через год он перестал бы летать, стал бы бригадным генералом Раумваффе, со своим кабинетом, секретаршей и государственной квартирой. Однако из Берлина могли прислать на его генеральское место какого-нибудь выскочку из богатой семьи, и всё бы закончилось крахом надежд. Но это не шло ни в какое сравнение с должностью даже самого обычного лейтенанта флота Натоотвааля. Ни по деньгам, ни по возможностям и престижу. Не то, чтобы полковник считал себя жадным. Просто предстоящей генеральской зарплаты в пятнадцать тысяч евродолларов в месяц, не хватало бы на выплату кредита за дом, за квартиру сына, новые автомобили, лечение жены от рака. Ни о какой счастливой жизни не могло идти речи, если только не при должности в штабе Раумваффе, связанной со снабжением, закупкой горючего, продовольствия, вооружения. Там можно было поправить денежные дела, раздавая за вознаграждение заказы и подряды. Неплохо было бы стать инспектором по кадровой работе. Кадровая служба решала многое. Офицеры кадровой службы, младшие его по званию, не имея боевого опыта, наград, никогда не командовавшие космическим кораблём, но имевшие протекцию для получения тёпленьких должностей, на его глазах покупали престижные автомобили, дома в курортных местах Германии и Франции, меняли молодых любовниц. В конце концов, занеся начальнику пухлый конверт с деньгами, они уходили с повышением в министерство, или на должность какого-нибудь военного атташе. А он, боевой офицер, даже не мог отправить отца в приличный дом престарелых, где за пять тысяч в месяц, его содержали бы в чистоте, кололи обезболивающие и антидепрессанты, где отец мог быть счастливым, как в детстве. Вместо этого старый фон Конрад лежал без движения под присмотром старой иранки в своей спальне, пропахшей мочой и калом, напротив спальни жены, которой и так было тяжело из-за собственной болезни. Старик плакал по ночам от бессилия и осознания того, что причиняет семье сына множество неудобств и финансовых расходов. Эвтаназия была словом, которое периодически срывалось с его бледных губ, и летало по дому фон Конрадов, а доктор, в те редкие дни, когда соглашался сменить обычные телефонные консультации на очное посещение, только кивал.

Сам Манфред страшно мучился, размышляя о том, какими мерзкими и подлыми людьми нужно быть, сколько мерзких мыслей, поступков и слов нужно породить, чтобы пробиться наверх социальной пирамиды. Понимаешь, что пробиться под крыло и протекцию таких людей можно только став такими же как они, и почему-то после этого осознания не хочется никуда больше прорываться, подниматься и прославляться, потому что не хочется становиться подлым, жадным, мерзким как эти авторитеты.