Лето без милосердия (СИ) - Кручко Алёна - Страница 33

Брать фрахты на юг тирисские капитаны не любили даже в мирное время, а когда вялая вражда между Андаром и Одаром вспыхивала очередной войной — и вовсе ненавидели. Капитан Тензоне отнюдь не был исключением. Пусть Тирисса и не воюет, но даже небольшая задержка может обернуться для «Летучей бабочки» весьма болезненными последствиями. Фрахт есть фрахт, опоздаешь к оговорённому сроку — премии не видать, а то и самому неустойку платить придётся. А чем чревато для нейтрала попасть между двумя воюющими сторонами, капитан Тензоне отлично знал. Отберут груз и не поморщатся — не врагу же отдавать, самим пригодится. Сунут взамен бумажку о конфискации, а она только и годится, что подтереться. Не было ещё случая, чтобы по той бумажульке хоть медяшку компенсации кому-то выплатили.

Но, развернувшись и обогнув мыс, капитан «Летучей бабочки» увидел на рейде фрегаты под андарскими флагами, а на берегу — следы короткого, но, несомненно, яростного сражения. А это меняло дело; это, дьявол побери, одним махом превращало досадную задержку в удачу! Груз-то для андарского флота, а флот — вот он! Да ещё после сражения, когда и канаты, и бортовая древесина, и боеприпас — как раз ко времени. Осталось найти того, кто наделён полномочиями принять груз, и попытаться выжать из него премию за доставку прежде оговорённого срока. Ах да, и с «пассажиром» разобраться.

Сказать по правде, хотя Ржавый Боше сидел себе тише мыши в трюме, само его присутствие делало капитана Тензоне злым и нервным. Есть люди, с которыми лучше не иметь дел даже краем, и, если бы не настоятельная просьба ди Скавалля, никогда бы он не взял на борт «Бабочки» наёмника-убийцу. Поди знай, не возьмёт ли тот через месяц или год заказ на самого Тензоне? Но с андарской Тайной канцелярией тоже лучше оставаться в добрых отношениях, вот и пришлось выбрать меньшее зло.

Что ж, уже сегодня Боше отправится на берег, а куда там его занесёт дальше, капитан Тензоне знать не желал. Лишь бы подальше от него и его «Бабочки».

Сидеть тише мыши в вонючем трюме Ржавому Боше надоело до зубовного скрежета. Скорей бы уж прибыть на место! Куда именно они должны прибыть, Боше не знал и знать не желал. Куда бы его ни занесло дурным ветром перемены судьбы, лишь бы подальше от Шоррентова дружка Тензоне и его «Летучей бабочки».

Чем дальше оставался Линд, тем больше забывался страх, заставивший почти бездумно согласиться на бегство, и тем мрачней казалось собственное будущее. Ладно, в Линде он выпутался, но уж навряд ли на юге его ждут с распростёртыми объятиями лишь для того, чтобы отпустить на все четыре стороны. Дьяволов сын Шоррент почти прямо сказал, что работа для него найдётся, и не похоже, чтобы возможность отказаться входила в договор. Не сбежал в Линде, пошёл, куда Шоррент велел, как телок на верёвочке — значит, сам себе злобный дурень. Чего уж теперь. Придётся на новом месте смотреть, получится ли соскочить с поводка.

И вот… приплыли. В своём закутке в трюме Боше прекрасно слышал и пушечные выстрелы, и лязг якорной цепи, и скрип лебёдки: с «Бабочки» спускали шлюпку. Не потопили сразу, и то спасибо; Боше не гадал, кто именно остановил корабль и где они сейчас, гораздо больше его занимал другой вопрос: долго ли ещё придётся сидеть по соседству с корабельными крысами?

Оказалось — недолго. Часа не прошло, как матрос, приносивший обычно еду, сказал, что его ждут наверху. И уж будьте спокойны, Ржавый Боше не стал медлить! Трюмом он был сыт по горло.

От воздуха и простора закружилась голова. Над морем горел кровавым золотом закат, орали чайки, даже осточертевший скрип снастей и плеск волн о борт слышались здесь иначе. И совсем рядом шумел на берегу город. Привычный, родной портовый гомон — будь Боше сентиментален, прослезился бы.

Но сентиментальность была ему чужда, а потому Ржавый Боше потянулся, с хрустом размял шею, заодно словно ненароком осмотревшись, и с превеликим удовольствием спустился в шлюпку, искренне надеясь, что возвращаться на корабль не придётся.

На пристани его ждали. Капитан «Бабочки» передал пассажира с рук на руки мрачному коренастому типу в незнакомом Боше мундире, тот на дурном тирисском с резким южным акцентом сообщил, что отвезёт к человеку, который намерен с ним поговорить, А пока предложил помалкивать и по сторонам не смотреть. Да и как посмотришь, если шторки в экипаже наглухо задёрнуты.

И не сказать, чтобы Боше не мог сбежать — да его, пожалуй, и останавливать бы не стали, если он верно понял намёки Шоррента. Но куда он приткнётся в чужом городе без единого медяка в кармане, без оружия, без заслуженной упорным трудом репутации? Нет уж, послушаем, чего предложат, а тогда можно и решать…

Экипаж трясся и подпрыгивал на неровной мостовой. Боше попробовал было со скуки считать повороты, но вскоре бросил. Никогда прежде он не гадал заранее, что за клиент попадётся, какую работу предложат, но сейчас неопределённость взвинчивала, держала за глотку и не отпускала. Сейчас Ржавый Боше не чувствовал себя, как прежде, хозяином положения. По сути, он ничем не отличался от арестанта, разве что кандалов не нацепили. Да к дьяволу, зачем кандалы, если и без них не дёрнуться?

После очередного поворота экипаж остановился, Боже собрался уж выпрыгнуть наружу, но сопровождающий — или все же конвоир? — приказал:

— Сидеть.

Как собаке. И в морду не дашь, вот ведь… Боше мысленно выругался, и тут дверца распахнулась, на несколько мгновений впустив в душное нутро экипажа свет фонаря и непривычно пряный, свежий ветер. На скамью напротив Боше опустился… знамо дело, заказчик. У всех у них одна манера — кутаться в плащи, лица прикрывать капюшонами, а руки в фамильных перстнях упрятывать в дорогие перчатки. Спросил:

— Господин Боше, я не ошибаюсь?

— Можно без «господина», — Боше ухмыльнулся. — С кем имею?

— Свободен, — бросил тот небрежно, и стороживший Боше тип тут же испарился, лишь дверца хлопнула. Экипаж тронулся с места, и лишь тогда заказчик заговорил: — Вы всегда интересуетесь личностью тех, кто желает дать вам работу?

Этот, в отличие от прежнего конвоира, на тирисском говорил чисто и даже с некоторым шиком, словно учился языку в столичных салонах. Не то чтобы Ржавый Боше представлял, как выражаются в этих самых салонах, но аристократическую нарочитую тягучесть определял на раз — случались среди его заказчиков такое вот аристократишки. Среди «клиентов», впрочем, тоже, и кровь у них была такая же красная, а кишки такие же вонючие, как у последнего портового отребья.

— Вы так говорите, будто я эту работу на коленях вымаливал, — как только запахло переговорами, Боше успокоился: дело-то привычное. — Обычно, представьте, не я ищу покупателей на свои услуги, а они меня.

— Что не отменяет естественного желания сохранить инкогнито.

Такой вот зауми Боше на дух не переносил, но язвить в ответ было бы адовой глупостью, а потому он лишь усмехнулся молча. Когда услышит чего-нибудь ближе к делу, тогда и поговорить можно будет.

— Итак, — заказчик небрежно откинулся на спинку сиденья и закинул ногу на ногу, словно в кресле угнездился где-нибудь в парадном кабинете, а не в тряской коробке извозчика. — Вы, я слыхал, отменный мастер своего дела, хотя последнее своё задание провалили. Ну да господин Шоррент тоже человек разносторонний, не всякому с ним тягаться.

Боше опять промолчал, потому как о разносторонности Сушёной Воблы мог выразиться разве что с тройным боцманским переподвыподвертом. Стучали и скрипели колеса, Неторопливо перебирали копытами кони, донеслась откуда-то пьяная песня, и почти тут же её перебил возмущённый бабский вопль. После трюма — слушал бы и слушал, так что первым молчать надоело заказчику.

— И вот что хочу я у вас, дорогой мой Боше, спросить: понимаете ли вы всю сложность своего нынешнего положения?

— Да уж не вчера родился, — буркнул Боше. Но дьяволов сын словно бы и не услышал. Неторопливо и выразительно, эдак с расстановочкой, с деланным сочувствием, разве что руками не разводя, он рассуждал обо всем том, что Боше и без него очень даже ясно понимал. О чужом городе в чужой стране, где мастеров вроде Ржавого Боше своих хватает, и заезжих конкурентов ой как не любят. О том, что спешное бегство из Линда наверняка не позволило ему взять с собой хотя бы денег на первое время, не говоря уж о запрятанных где-нибудь в укромном месте накоплениях. О том, наконец, что даже ужин и ночлег станут сейчас проблемой, потому как на чужаков в только что завоёванном городе смотрят косо.