Равиен, дорога обратно (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 80

— Хорошо, — решила я. — Нам все равно надо идти. Если вам так хочется, можете присоединиться, но как только мы уйдем с открытого места… Я права, вас именно это беспокоит? Как только мы уйдем отсюда, вы многое должны будете объяснить, лорд… Ворон.

На «лорда» Багдасар ответил вопросительно изогнутой бровью, но кивнул и пошел за нами следом. Пешком пошел.

Подходящее для разговоров время наступило нескоро, потому что нервничающий пернатый уговорами и чуть ли не пинками гнал нас по горам до самой темноты. И только когда солнце уже скрылось за щербатым частоколом снежных вершин, мы остановились наконец возле какой-то пещерки в скале.

Пещерка была так себе, просто небольшая ниша в каменном боку великана, но укрыться от ветра можно. И вода есть неподалеку. Сойдет, тем более, что нервное напряжение, весь день гнавшее ворона все дальше, немного спало. Немного, но не совсем.

Он сидел у разведенного Ромкой костерка, держал в тонких длинных пальцах кружку с горячим питьем и старательно гипнотизировал огонь, вроде как не замечая моих вопросительно-внимательных взглядов.

Странно, но я на него даже не злилась. Может, просто сил на злость не осталось? Последние дни были слишком тяжелыми, и не в физическом смысле, они били по чувствам, сжигали и раскалывали душу, и душа обессилела… может быть.

Осталось какое-то пустое, ненормальное спокойствие и легкое любопытство. И… нет, это не интерес к ворону, как к мужчине, это что-то другое. Что-то в нем меня раньше раздражало, а сейчас исчезло. Или не исчезло, но поменялось? И теперь не раздражает, а тревожит, заставляет всматриваться пристальнее, замечать мелочи, обдумывать детали?

Тут ворон, словно почувствовав, наконец, мой сверлящий взгляд, чуть дернулся, и ворот его рубашки распахнулся.

Я вздрогнула, по спине пробежала холодная дорожка. Машинально найдя взглядом Ромку, я убедилась, что он занят спальными «грелками». Снова посмотрела на ворона. Показалось? Нет. Судя по тому, как он поспешно стянул ворот рубашки и как при этом дрогнул от боли взгляд — а больше он ничем себя не выдал — не показалось.

Зачем я это делаю? Вот уж ни разу не за тем, чтобы просто потрогать красивого, но чужого парня, и не затем, чтобы привлечь его внимание. Какое… нафиг, внимание? Тай… одно имя отзывается гулким эхом невыплаканной боли. А здесь… просто парень. И ему просто больно. А мне просто надо разобраться, что за хрень вокруг творится.

Я молча встала и пересела к нему вплотную.

— Спасибо. За то, что не дал мне упасть. И прости, я не могла сказать это сразу.

Он на удивление легко позволил мне отвести его руку от ворота, и рубашка снова распахнулась, открывая уродливый воспаленный рубец через правую ключицу. Били со спины, захлестнув удар на грудь, почти до соска.

Очень осторожно проведя рядом с этой красной полосой пальцем, я подняла глаза на ворона:

— Это за что? — и тут взгляд зацепился за следующий рубец, рубашка поползла с гладкого загорелого плеча, открывая уже зажившие полосы и еще воспаленные рубцы. Мои пальцы замерли, касаясь его кожи, сама я, кажется, перестала дышать.

— За то, что не дал упасть вам в пропасть, леди, — он все еще смотрел только на огонь, а сам словно заледенел под моей рукой.

— Прости… — мне было почему-то очень… грустно и больно. Не так, как с Тайем, совсем иначе, но… как-то щемяще-грустно от того, что я не могу сказать этому парню ничего, что его по-настоящему согреет.

Рубашка под пальцами, как живая, сползала все дальше. Еще один шрам, еще… еще… и вся спина в белых полосах заживающей боли. Непреодолимое желание тронуть их ладонями, словно мне важно почувствовать: это настоящее, не иллюзия, словно это поможет мне очнуться от шока. За что? Это за что?

Я повторила вопрос вслух, кожей впитывая ощущение узловатых следов страдания на гладкой мускулистой спине.

— За то, что я вмешался в городе… — почти совсем зажившие шрамы на плечах, странные, словно сдвоенные полосы. Плеть с двумя хвостами?

— За то, что я вывел вас из пещеры разбойника… — эти рубцы более свежие и гораздо более глубокие. Через всю спину и идут ниже. Он же оборотень! Что надо делать с оборотнем, чтобы…

Я почувствовала, как сжалось в болезненном спазме горло, а слезы, те самые слезы, которые, казалось, уже все выплакались после того, как мой лис упал в пропасть… снова подступают к глазам.

— Зачем? Почему? Зачем ты так… с собой? — я многое хотела бы спросить, но сквозь сжатое слезами горло прорываются только короткие бестолковые восклицания.

— Зачем так что, леди? — он так и не расслабился, так и сидел как будто заледенелый.

Мужчины… что с вами делать, как вас понять? Вы сами-то себя понимаете?

— Зачем ты помогал нам, если это стоило тебе так… дорого? — что я могу дать ему в ответ? Сомневаюсь, что ворону нужна моя жалость. Но я ведь и не жалею, это не то, не так! Сочувствую всем сердцем, в котором колет и режет от одной мысли, как ему было больно. Просто потому, что он, черт побери, живой! А вовсе не кукольно-образцовый рыцарь в черном плаще! Он живой парень, оборотень, а его вот так, безжалостно, бесчеловечно!

Ну как ему объяснить? Как спросить правильно?

Мы — оборотни. Для нас прикосновение — не совсем то же самое, что для людей. Им можно многое сказать. Многое… Мои ладони осторожно гладили, едва касаясь, израненную спину и плечи, а потом пальцы скользнули ему в волосы.

Я понимаю твою боль. Я ПРИНИМАЮ твою боль, я ее чувствую, разделяю и хочу забрать себе хотя бы часть. Как там в старой сказке? «Мы одной крови!»

Он расслабился, чуть откинул голову назад, но все равно не шевелился, только уже как-то тепло не шевелился, просто был бы кот — сказала бы, что мурлыкал…

— Вы спасаете мир, леди, а я пытаюсь спасать вас…

— Спасибо. — Я уже говорю почти спокойно и не убираю от него рук. Ну хоть так… а что я еще могу? — Но не стоит больше. Цена… мне не нравится.

— Я тоже не в восторге, — засмеялся ворон. Впервые засмеялся, по-настоящему, не вежливо улыбнулся, а от души. — Но это мое решение и мой выбор, леди, — и сразу такой серьезный стал, решительный. — Поверьте, моя спина и ваша жизнь не сопоставимы по ценности.

— Я так не считаю, — нет, вообще-то, конечно… жить мне хочется. И… нет, я сейчас не буду думать о Тайе. — Я понимаю… что ты не волен в своих поступках. И наверное не можешь многое рассказать. Расскажи то, что можно. Пожалуйста.

Я все же альфа. Еще молодая, не умею управлять стаей, не умею многого. Зато я уже могу забрать часть боли, или страха, или горечи и поделиться тем… чего у меня у самой мало. Для себя мало — уверенности, спокойствия. А вот для других, для оборотня, которому это нужно — нашлось. Вот так, через руки, через кожу, нежным проглаживанием, правильным прикосновением. Меня никто не учил, оказывается, это пришло само, когда стало по-настоящему нужно.

— Когда-то очень давно молодая леди из семьи Дзэнфунтагузи решила выдавать себя за мужчину. Возможно, ей не нравилось покровительственное отношение к женщинам, или она считала, что так добьется большего признания. И вот леди Сэдаэн стала Сэмом Мак Тзе-Фуном… Вот и все, что я могу вам рассказать, леди, без вреда для собственной жизни.

— Спасибо… — да, спасибо, хотя кроме смутных догадок его объяснение мне ничего не дало. Но все равно. Сейчас он с нами явно по собственной инициативе, судя по тому, как нервничал и старался увести с открытой местности. Это уже стоит благодарности. Не могу сказать, что прониклась какими-то особенными чувствами к ворону или стала ему безоговорочно доверять. Нет.

Он не властен над собой, он принадлежит магу. Магине… явно враждебно настроенной. И эти местные имена… о чем-то мне говорят, а о чем — надо вспомнить.

— А давайте спать, а? — вдруг подал голос Ромка, который все это время сидел тихо и молча. Я оглянулась на него — спокоен, собран, но ревности или недовольства в глазах нет.

— Ром, ты можешь залечить это безобразие? Ему до сих пор больно.