Равиен, дорога обратно (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 37

Я с ужасом уставился на небольшую царапину, потом перевёл взгляд на ухмыляющегося во всю морду Тайя. И только после этого взглянул на девушку:

— Они что, хотели меня съесть?!

Меня охватила паника, пусть и несколько запоздалая. Ладони покрылись липким противным потом, голос слегка задрожал, по коже побежали мурашки… А ведь недавно было так тепло и приятно!

— Ты стал бы основным блюдом, — подтвердила Таня. — Ромыч, мне не нравится, что я привязала тебя силой, но выбора мне никто не предоставил. Ты и сам начинаешь осознавать, что маги губят этот мир, а вместе с ним себя. Я не умею читать мысли, но когда мы… — тут она слегка порозовела, очень мило засмущавшись: — Когда я вливаю в тебя свою силу, я могу почувствовать твои эмоции.

Вот как, значит, это она называет: «вливаю в тебя свою силу». Конечно, при всём желании, на полноценный секс происходящее не тянуло ни разу, независимо от того, чего мне там померещилось с её поцелуями, и вообще… Всё, что со мной делали, можно было бы охарактеризовать словом «использовали», если бы не одно «но»: Таня доставляла мне удовольствие, ничего не получая взамен. С другой стороны, она получала привязанного к ней мага, а это важнее оргазма от случая к случаю, да ещё и получаемого столь странным образом… И в присутствии лонгвеста!

— И как тебе мои эмоции?

Татьяна:

Я настороженно присмотрелась к Ромкиному лицу, услышав в его голосе детскую обиду. Ну вот, опять ему что-то не так. Может, не стоило выбирать самого-самого, а надо было… было… я представила на месте магёныша какую-нибудь юную ведьмочку, вроде кошачьей хозяйки, и мысленно содрогнулась. Нафиг! По сравнению с ней, Ромей у меня пряник с повидлом!

Особенно если не выпячивает губки и не косит оскорблённым глазом в сторону леса. Но, в принципе, я понимаю, чего он надулся.

Наклониться к нему абсолютно не трудно, скорее, даже приятно. Улыбнуться, подмигнуть и легко-легко прикоснуться губами к губам.

— Вкусные… очень. Когда не вредные.

Моей наградой стали широко распахнувшиеся от удивления глаза юноши. А ещё он, облизнувшись, потянулся за добавкой. Ну, а что! Девушка я, или где? У нас уже практически два раза был почти секс, а он ещё не влюблен по уши — непорядок. Как-то я за своей альфовостью забыла, что есть куча способов управления, которыми я, между прочим, вполне умею пользоваться. Любопытно, и почему ж я в последние дни применяю свое обаяние только в варианте «палкой в лоб» или «когтями по боку»?

— По-моему, спасение умирающего несколько затянулось, — ехидно вклинился в наш междусобойчик чернобурка, на ходу перетекая в человека. — У меня губы тоже вкусные, — и нахальная улыбка во всю морд… лицо.

Я на него было нахмурилась по привычке, а потом вспомнила про нелобовое обаяние и просияла улыбкой:

— Если будешь умирать, обещаю, спасу любой ценой!

Тай тут же картинно схватился за сердце и начал очень даже естественно оседать на землю.

Я подмигнула магёнышу:

— Как думаешь, чем лучше лечится лисья хитрость — кинутой в него шишкой или обливанием водой? Возможно, он перегрелся?

— Злые вы, — выдал Тай, приоткрыв один глаз. — А поцеловать?!

— А клизму? — обозначила я встречное предложение. — Мы не злые, мы заботливые, правда, Ром? Вдруг ты съеденным волком отравился?

Лис поднялся, состряпав непринуждённую морду, но в брошенном искоса взоре промелькнула то ли обида, то ли разочарование.

— Тогда и тебе надо клизму, вместе же ели. Ну что, раз в умирающего влили силы, двинемся дальше?

— Надо сначала его покормить, — возразила я. — С утра же убежал голодный. А вообще, — я встала и оглядела обоих смеющимися глазами, — вы наглые морды! Я тут бьюсь, как кошка в скворечнике, кормлю, пою, грею, а они обижаются, что поцелуев недодали! Хотите поцелуев, будьте добры ухаживать за девушкой! Цветочки там, серенады, стихи, подарки. И учтите, тот рвотный веник, что вы мне сварили, — не считается!

Я показала обоим язык и кошкой вспрыгнула на нижнюю ветку раскидистого клёна, удобно устроившись среди резных листьев, как в раме.

Татьяна:

С обжитой полянки мы в этот день так и не ушли. Сначала занимались пропитанием: Тай поймал и принёс новую птичку, потом я её готовила, попутно обучая этому магёныша. На его слабые протесты был дан категоричный ответ: мало ли что в дороге может приключиться, а он настолько беспомощен, что пропадёт в первые же сутки.

Выяснилось, что истощение Ромей получил, создавая себе путеводитель, и при этом всё равно умудрился заблудиться и прилечь под ёлочкой — приходите, волки дорогие, я вас мясом угощу.

Так что не фиг отлынивать: навыки выживания ещё никому не мешали.

В итоге птичку мы ощипывали вдвоём. При этом Ромка таращился на несчастную дичь, как на помесь крокодила с пиццей — и опасно, и есть хочется до одури. И пока наш лонгвест шастал по окрестностям в поисках пищи про запас (съязвив, что та, которую отдали нам на откуп, до съедения, скорее всего, не доживёт), мой ученик выразительно страдал и давил на жалость, рассказывая, что их не учили копаться в дохлых конкау.

На резонный вопрос, обучали ли их жареных конкау лопать так, чтобы за ушами трещало, или это врождённая способность, он вздыхал ещё тоскливее.

Появившийся с оленёнком в зубах Тай улёгся в сторонке и смотрел на это представление, иронично прищурившись. Я кинула в него шишкой, потому что насмешливый лисий вид пагубно влиял на процесс ощипывания и потрошения. Ромка, скривившийся от непрошенного зрителя, принялся выделываться, как пятиклашка на переменке.

Скорбные взоры сменились воинственно выдвинутой челюстью, а многострадальное подобие куропатки пыряли ножом так, словно мстили ей за всю несправедливость мира. Пернатой было уже всё равно, а вот магёныш порезался и тихо матерился под нос, приноравливаясь исподтишка колдануть на всю эту кулинарию чем-нибудь посильнее.

Ну, что сказать… я не уследила. В результате добычу юный шеф-повар зачистил… под ноль. То есть до полного исчезновения.

Лис, заметив опасность первым, подскочил на месте и с ехидным: «Всё, ша! Хана птичке!» — рванул за деревья. А наполовину ощипанная конкау взорвалась остатками перьев и пуха, облепив ими Ромку, меня и даже слегка Тайя, раскидала потроха по округе и с чистой совестью аннигилировала.

— Это ты сглазил! — завопил магёнок, отплёвываясь от прощального «подарка» своей жертвы, и помчался на лиса с ножом наперевес. Тай, превратившийся в человека, томно закатил глаза, напоказ изумляясь идиотизму некоторых обитателей прекрасного мира, но заметил мой взгляд и тут же подсуетился: «Оживлять будешь как положено!»

При этом вредная лисятина почти не отвлекалась на взбешённого Ромку, злившегося от этого ещё сильней и потому пустившего в ход нечестные приёмы.

— Только без магии, а то руку откушу! — рыкнул оборотень, едва увернувшись от взорвавшейся почти перед носом маленькой бомбочки. — Таня, мой труп ляжет на твою совесть, и целовать надо будет не один раз! Ясно?

— Вот ещё! — язвительно выдала я погромче, чтобы Ромка тоже услышал. — Сейчас Ромэй заработает очередное истощение и лечиться вы будете друг другом! Ты его, он тебя!

Перспективу они не оценили.

— Ща! — фыркнул лис, уклоняясь одновременно и от ножа, и от очередной бомбочки, нацеленной прямо в лицо. — Уймись ты, маг-потрошитель! Лонгвесты несъедобные! — и Тай, сцапав своего противника, повернул того к себе спиной и, отняв колюще-режущее орудие, толкнул ко мне: — Этому щенку нож в лапы давать рано…

Магёныш вырывался из последних сил, пытаясь и куснуть, и лягнуть, и сострить что-то про тупого, лохматого, ехидного и доставучего. Причём, местами я с ним была даже согласна.

— Всё, магический истребитель, остынь! Да утихомирься же ты! А то придушу ненароком, Таня потом тебя оживлять упарится…

— Успокаивайтесь оба, потому что у нас всё справедливо. Кто прибил, тот и оживляет. Вот и будете взаимно радоваться, а я с удовольствием полюбуюсь, как вы целуетесь, — ой, какое у Ромки стало личико! — И вообще, Тай, пусти ребёнка, он сейчас будет учиться снимать шкуру с оленя. БЕЗ МАГИИ! — и я грозно уставилась на малолетнего халявщика.